Марш мародеров

Устроившись в густом бурьяне у края замусоренной, заросшей дороги, наполовину поглощенной болотом, друзья наблюдают за зданием.

– Вроде тихо, - вглядываясь в зеленую мешанину листьев, бормочет Ник.
– Двери открыты… Но не может же быть такого, что бы они тут охрану не поставили?

– Ща проверим, блин!
– хищно усмехается Хал, подбирает трухлявый сук и изо всех сил бросает его в густую крону одного из американских кленов.

Его старания вознаграждаются сторицей - на шум откуда-то выныривает щуплый парень в камуфляже, задирает узкое лицо и направляет ствол автомата вверх, напряженно вглядываясь в листву.

– Ну, что там?
– окликает его невидимый со стороны напарник.

– Хрен его знает, - успокоившись, пожимает плечами охранник.
– Птица, наверное.

– Тоска-а… - второй аковец выходит на площадку перед воротами. Он намного крупнее и старше.
– Слышь, Леха, сходи, притарань телку какую-нибудь, что ли.

– Кидняк узнает - секир башка сделает. Тех двоих так и не поймали, - Леха настороженно зыркает по сторонам голубенькими глазками.
– Слышь, Бурый, может, они тут где-нибудь шарогрёбятся?

– Не ссы!
– авторитетно заверяет его Бурый, потирая квадратную челюсть.
– Тащи телку, только помоложе бери. Вон, в кусты отведем. Ты покараулишь сперва, потом я. Все путем будет. Давай!

Ник и Хал переглядываются. До кустов, на которые указал аковец, от них недалеко, метров пять-шесть.

– У меня нож, - шепчет татарин.

– Я его голыми руками удушу, - скрипит зубами Ник.
– Пошли!

Они ползком, обдирая животы о вздыбленный, разорванный корнями трав и деревьев асфальт, добираются до густых зарослей акации, назначенных Бурым стать местом сексуальных утех, затаиваются.

– Иди, иди, красавица, - слышится гнусавый голосок Лехи.
– Сахар хочешь? У нас есть. Мы хорошие. И тебе хорошо будет. Да иди ты, сучка! Бурый, во, зацени!

Ник вытягивает шею, стараясь рассмотреть сквозь густую листву, кого привел Леха. Сердце его сжимается от дурного предчувствия.

– Руки убери! Козел!
– режет по ушам такой знакомый, такой родной голосок.
– Не пойду-у, не пойду!

Звук пощечины заставляет Ника вздрогнуть.

– Ой, мамочки!
– взвизгивает девушка.

– Эн!
– не помня себя от ярости, Ник рвется вперед, и, если бы не Хал, бультерьером повисающий на нем, жить ему осталось бы считанные секунды.

– Куда, дурак?
– шипит татарин в ухо Нику.
– Всех попалишь, блин! Сиди, жди!

– Вот ты дура, что ли?
– выговаривает тем временем Бурый отчаянно извивающейся в руках Лехи Эн.
– Чего ты кобенишься, лярва? Все равно ведь по-нашему будет. Времена нынче такие. Настоящие. У кого сила, тот и права имеет. И ты могла бы. Ну, девка! Как там в кино говорят? Расслабься, гы-гы, и получи удовольствие. А то ствол сейчас сама знаешь, куда засуну, и одного патрона не пожалею. Ну, иди! Вон туда, туда. Леха, на шухер!

– Ага, - довольный Леха толкает Эн к Бурому и вскидывает автомат.
– Ты только это… не долго!

– А как получится, - скалит желтые зубы Бурый, хватает беззвучно плачущую Эн за руку и тянет к акациям.

Ник до боли стискивает зубы. Хал достает нож, обыкновенный столовый нож из хозяйственного отдела ЦУМа, с лезвием из нержавеющей стали и пластмассовой рукоятью. Татарин носит его за пазухой в самодельных деревянных ножнах.

– Ну, не брыкайся, не брыкайся, - утробно воркует Бурый, затаскивая девушку в кусты.

Эн молча отбивается, но видно, что ей не по силам справиться с крепким мужчиной.

– Вот здеся, ложись. Ну что ты, дурочка! Все хорошо будет! Нас двое всего, двое.
– Бурый толкает Эн, роняет на траву.
– Слышь, я терпение теряю! Будешь выламываться - остальных мужиков позову. Сама подумай, что лучше…

Эн всхлипывает. Ник опять рвется к ней, но Хал сдавливает ему руку.

– Не лезь, блин! Рано!

Звякает пряжка расстегнутого ремня. Бурый, не глядя, вешает автомат на ветку, через голову стягивает армейскую куртку. На бледной, не тронутой загаром спине его синеют наколки - купола, ангелы. Эн закрывает глаза и заслоняет лицо рукой. Уголовник тихо смеется, нагибается над девушкой…

– Теперь пора!
– выдыхает Хал.

Они одновременно прыгают на аковца, ломая ветки. Ник, словно куклу, выдергивает из-под него Эн, а Хал двумя руками обхватив рукоять ножа, всаживает его под левую лопатку Бурого. Уголовник кашляет, пытается что-то сказать, но захлебывается - и роняет голову в траву.

– Уходим!
– цедит Ник, взваливает на плечо бесчувственное тело девушки и ломится через заросли. Хал устремляется следом.

Убегая, они слышат позади гнусавый голос Лехи:

– Бурый, ну что там? Всё на мази?

Глава седьмая

Эн приходит в себя минут через пять, когда Ник решает, что с девушкой на плечах он больше уже не сможет сделать ни одного лишнего шага. За это время друзья добегают до обвалившегося моста Миллениум, пролезают под опорами, со стороны болота выходят к заросшему сиренью валу Кремля и прокрадываются на улицу Карла Маркса.

Теперь они прячутся в подвале полуразрушенного дома. Здесь сыро, темно, с потолка капает, под ногами чавкает густая грязь. Осклизлые стены покрывает липкий зеленый налет, пахнет водорослями. Устроившись на ржавых бочках, друзья усаживают Эн, подстелив ей куртку, и отдыхают, с тревогой посматривая в сторону узкого проема подвального окна, через которого и заползли в подземелье. Если преследователи вычислят беглецов, найдут их по следам, то уйти из подвала не удастся. Ловушка.

– Вот только фиг им, блин!
– сверкает в полутьме улыбкой татарин.

Идея бежать в сторону Кремля принадлежала Халу.

– Там они нас не додумаются искать, - сразу сказал он.

– Пить!
– шепчет Эн, невидяще глядя перед собой.
– Водички. Один глоточек…

Ник вытаскивает из кармана помятую пластиковую бутылку без этикетки, откручивает грязную крышку. Такие бутылки, прекрасно сохранившиеся, носят с собой многие общинники - они заменяют им походные фляжки.

Девушка припадает к горлышку, судорожно глотает - и тут сказывается накопившееся нервное напряжение. Оттолкнув руку Ника с бутылкой, она плачет, буквально заходится в рыданиях.

– Тихо, тихо!
– пытался успокоить ее Ник.
– Всё уже, всё прошло…

– Гады! Вы гады, гады!
– Эн молотит кулачками по широкой груди Ника.
– Зачем вы меня с собой не взяли? Бросили… Там так страшно было… Они утром пришли, Бабая избили, ногами… Все лицо черное. А профессора… - Девушка всхлипывает, отворачивает голову и утыкается мокрым лицом в плечо Ника.
– Профессора уби-и-ли-и! Он заступился, сказал, что это произво-о-ол… И Снежану… Но-о-жо-ом!