Марш мародеров
Шрифт:
– А Юлька ему - я ни-ку-да с тобой не пойду!
– Ой, а он?
– А что он? Сказал, что она дура, и поехал к Ремезовой.
– Во-от сволочь!
Детский голос, звонкий и нетерпеливый, перебивает сплетничающий подружек:
– Мама, мама, возьми на ручки! Мама, я устал…
Шелест поливальной машины заглушает все прочие звуки, где-то в стороне звенит трамвай.
Ник открывает глаза и видит за стеклами очков веселые глаза Юсупова. Инженер что-то говорит, оживленно жестикулируя.
– Отойди!
– долетают до Ника через несколько секунд его слова.
– Загонять буду.
– Хорошо!
–
Там уже сидят прямо на траве Хал и Эн с Камилом. Девушка гладит дрожащего пса - пожалуй, самого напуганного из всех.
Когда Ник садится рядом, до него сквозь по-прежнему звучащий в ушах городской шум доносятся слова Хала:
– Тут звуки медленно доходят, блин…
– Я понял, понял!
– кричит Ник.
– Это какая-то ерунда. Архивные фоновые звуки, которые застряли тут почему-то.
– Давайте уйдем отсюда, - говорит Эн.
– Камилу не нравится.
Юсупов загоняет тягач в гараж, прикрывает железные двери, подпирает их лопатой и машет рукой - пошли, мол.
С явным облегчением все спешат за инженером. Шагая следом за Эн, Ник чувствует острое желания заткнуть уши, что немедленно и делает. Но шум жизни большого города никуда от этого не исчезает. Он звучит в голове, воздействуя не на барабанную перепонку, а непосредственно на какие-то центры мозга, ответственные за передачу звуков.
– Магазин!
– орет Юсупов и сворачивает к одноэтажной пристройке, украшенной вывеской «Ашамлыклар[29]».
– Зачем?
– с запозданием в несколько секунд кричит ему в спину Ник и тут же понимает: если тут не «постарели» машины, дома и прочее, значит, и продукты тоже.
В магазине пованивает - мясо и рыба уже успели подпортиться за прошедшие с момента пробуждения дни. Торты и пирожные в обесточенной витрине поросли нежно-зеленой пушистой плесенью. Хлеб и батоны высохли до каменного состояния. Но консервы, пресервы, твердые сорта сыра, сухари, баранки, молоко в пакетах, колбасы, нарезки, копченая рыба - все это годится в пищу.
Набив рюкзаки, партизаны делают несколько ходок к гаражу, сваливая тушенку, сгущенку и консервы в десантный отсек. Все это время их изводят шумы давно омертвевшего города.
– Я больше не могу!
– в отчаянии заявляет Эн, тряся головой.
– Я сейчас с ума сойду!
– Всё.
– Ник спортивным жестом скрещивает руки, показывая остальным, что пора заканчивать.
– Берем то, что унесем с собой -
и валим!
Покинув разграбленный магазин, они гуськом двигаются вдоль дома, сминая огромные лопухи.
– Зырьте!
– Хал останавливается и вытягивает руку.
– Провода, блин…
Ник смотрит туда, куда указывает татарин и видит невозможное: извивающиеся кабели линии электропередач, уходящей в сторону второй золотистой стены. Стоит практически полное безветрие, ни птиц, ни каких-то иных источников движения поблизости от линии нет, но тем не менее провода вытанцовывают какое-то змеиное танго. Ник ловит себя на том, что тоже начинает покачиваться в такт этих колебаний.
– Не надо смотреть!
– пробивается сквозь гомон и какофонию звуков голос Юсупова.
– Пошли скорее!
Через несколько минут, добравшись до границы этой жуткой территории, Ник с
облегчением понимает, что шум в голове начинает затихать. Пройдя сквозь золотистую завесу, он в изнеможении валится на траву.– Очки, что это было, блин?
– спрашивает Хал, плюхнувшись рядом.
– Откуда я знаю?
– пожимает плечами Юсупов.
– Но надеюсь, что наших кремлевских друзей это всё сильно напугает. Они ведь не знают, что там можно эта… ходить.
– В Цирк пойдет Вилен. Его никто там не знает, а убежавший аковец вряд ли рассмотрел в пылюке тех, кто в него стрелял.
– Да я не отказываюсь, - пожимает плечами Юсупов.
– Я эта… не знаю просто, смогу ли…
– А чё там мочь-то, блин?
– Хал презрительно плюет под ноги инженеру.
– Придешь, прогонишь пургу про Светлую поляну, дачу и все такое. Потом найдешь Бабая и скажешь, чтобы он пришел сюда. Всё, блин, товарищ полковник, задание выполнено.
– А если его убьют?
– спрашивает Эн, поглаживая Камила.
Они сидят на чердаке старого трехэтажного дома, кирпичным фасадом выходящего на улицу Айвазовского, а задней частью - на Муштари. Раньше здесь была школа, причем не простая, а с углубленным изучением английского языка. Пройдя по пустым, гулким классам и стараясь оставлять как можно меньше следов, бойцы партизанского отряда имени Камила не обнаружили человеческих останков. В здании побывали какие-то люди - на первом этаже в коридоре имелось кострище, а в одном из классов явно ночевали, сложив из столов и стульев нечто вроде большой многоместной кровати. Но других следов присутствия человека они не
нашли.
С чердака, через небольшие окна, которые во Франции называют «сидячие собаки», хорошо просматривалась примыкающая к школе территория и часть улицы Бутлерова. Удостоверившись, что в случае чего чердак можно будет покинуть с разных сторон, Ник объявил, что здесь будет временный командный пункт.
– Нам нужен Бабай. Через него мы сможем поднять людей. Договоримся о месте сбора, подгоним «маталыгу», раздадим оружие…
– Хороший планчик, - усмехается Хал.
– А если Бабай уже того…
– Ну, вряд ли.
– Нику как-то не хочется верить в то, что Аслан и его отморозки могут убить главу общины.
– Ладно, нечего эта… коты тянуть… - Юсупов вытаскивает из армейского рюкзака грязные вьетнамки и свой оранжевый плащ.
– «Если», «а вдруг», «может быть»… Пока не схожу, ничего не узнаем. Сидите и ждите меня. Ну, или Бабая. День, два, три, но не больше. И эта… осторожнее тут.
– Пароль надо, - согнав с лица улыбку, говорит Хал.
– Да какой пароль, - раздраженно отмахивается Ник.
– Вилен, тот, кто придет от тебя, должен встать во-о-он там, возле того дома на Бутлерова, где на стене ржавые ящики…
– Это кондиционеры были, - приглядевшись, отмечает Юсупов.
– Лады, эта… я все понял. Ну, пока, что ли?
– Удачи, Вилен.
– Ник пожимает инженеру руку, Эн чмокает его в небритую щеку, Хал салютует сжатым кулаком.
Скрипят пыльные доски, и оранжевый плащ Юсупова исчезает
в проеме чердачного лаза.
Эн
Никогда не думала, что ждать - это такое мучение, особенно когда ждешь человека, от которого зависит очень многое и жизни людей в том числе.