Марш мародеров

Ник несколько успокаивается, опять сплевывает накопившуюся во рту кровь, изгибается и смотрит в отсек. Эн, вжавшись в закуток между ящиками, двумя руками вцепилась в густую шерсть на загривке Камила и бормочет ему в мохнатое ухо что-то успокоительное. Пес довольно жмурится, вывалив длинный розовый язык.

Хал, завернувшись в тент, безмятежно дрыхнет в корме «маталыги», на тючках ОЗК. Позавидовав нервной системе парня, Ник высовывается наружу, и тут тягач во второй раз резко останавливается.

Кустарник закончился. Метров через тридцать начинается широкий, ровный луг, уходящий вдаль, к проспекту Победы. Далеко слева, в дымке, высятся серые многоэтажки района Горки-2. Справа, тоже не очень близко, темнеет лес, а за ним громоздятся новостройки района «Солнечный город», некогда самого молодого жилого массива Казани.

А прямо перед «маталыгой» из земли торчит наискось вкопанный в землю и подпертый жердями столб, на котором висит привязанный за ноги голый человек. Мертвый человек. Вороны выклевали ему глаза, лицо почернело и распухло, на животе зияет огромная дыра, сочащаяся чем-то темным. Из дыры время от времени вылетают какие-то птички. Грязные руки мертвеца свисают почти до земли.

К столбу прибит кусок синего пластика, на котором черной краской значится:

СТОЙ! ОПАСНАЯ ЗОНА! ПРОХОД ЗАПРЕЩЕН!

НАРУШЕНИЕ КАРАЕТСЯ СМЕРТЬЮ.

И вместо подписи внизу - осточертевший уже круг с буквами АК…

Глава шестая

Вначале все пугаются. Юсупов отгоняет тягач назад, в заросли, глушит двигатель. Похватав автоматы, друзья вылезают на броню, тревожно оглядываясь. Камил, выпущенный «в пампасы», бегает туда-сюда, то задирая лобастую голову вверх, то что-то вынюхивая в траве. Потом пес запрыгивает на нос «маталыги», ложится в самой непринужденной позе и принимается выкусывать блох.

– Вроде никого, - глядя на собаку, неуверенно говорит Хал.
– Камил не кипишует.

– Его сначала эта… убили, а потом повесили, - с дрожью в голосе произносит Юсупов, сквозь зеленое кружево листвы разглядывая казненного.

– Меня больше интересует - кто это сделал и зачем.
– Ник тоже смотрит на повешенного.

Эн, тиская автомат, вздыхает и шепчет:

– Кто - понятно, там подпись есть. Зачем - тоже понятно. Твари они потому что.

– Это предупреждение всем - дальше ехать… или ходить нельзя.

– На разведку надо идти, блин, - высказывается Хал.

– А смысл? Если там блокпост или просто засада, то нас уже засекли. Это ведро с гайками, - Ник каблуком бьет по броне, - грохочет так, что в Кремле слышно. Причем в Московском.

– Не обижай машину, - очень серьезно говорит Юсупов и украдкой гладит нагревшуюся броню.
– «Коробочка» у нас молодец.

– Ты ее еще поцелуй, блин, - недобро смеется Хал.

– Надо будет - поцелую, - с вызовом отвечает инженер.

– Хватит!
– хлопает ладонь по люку Эн.
– Не начинайте. Поехали дальше. Наверняка они уже в училище.

Хал отворачивается. В том, что пятый аковец ушел, он винит в первую очередь себя. Винит, но при этом никогда не признает свою вину вслух.

– И то верно, - еле ворочая прикушенным языком, соглашается Ник.
– Вилен, заводи. Будем делать так, как решили.

– Камил, в машину!

– кричит Хал собаке, но пес даже ухом не ведет.

– Камуша, - зовет Эн.
– Давай, милый. Потерпи, скоро приедем.

Пес немедленно поднимается на лапы, спрыгивает с тягача и бежит к корме, туда, где находятся десантные люки МТ-ЛБ.

– Смотри, блин, какая у них любовь, - с плохо скрываемой завистью ворчит Хал и тут же снова начинает злиться: - Один с танком целуется, другая…

Эн реагирует немедленно.

– Заткнись. Эксо-эксо, Кэнди!

– И это не танк, сколько раз тебе повторять!
– поддакивает ей Юсупов, забираясь в проем водительского люка.

Хал открывает рот, чтобы ответить обоим что-то очень резкое и грубое, но инженер перебивает его, обратившись к Нику:

– Эта… за пулемет сядь, что ли. На всякий случай.

– Так он же весь в консервационной смазке, не опробованный!

– У нас эта… выбора нет.

Открыв коробку с лентой, Ник с непривычки очень долго заправляет ее в пулемет. В армии на занятиях по огневой он делал это сотни раз - подполковник Новиков был мужиком въедливым и гонял связистов в хвост и в гриву. «Солдат - это, прежде всего, оружие, - любил повторять он.
– Когда дойдет до дела, оружие должно стрелять».

Наконец, справившись с непослушной лентой, Ник опускает крышку ствольной коробки и ставит ПКТ на боевой взвод.

– Готов?
– спрашивает инженер.

– Давай.

Пожужжав стартером, Юсупов запускает двигатель, дает обороты и гонит тягач далеко в объезд. Продрав через кусты, он выводит машину на луг и едет вдоль леса. Ник, упершись поясницей в жесткую спинку сидения стрелка, одной рукой крутит маховик поворота башенки, рыская стволом ПКТ из стороны в сторону, а большой палец другой держит на кнопке электроспуска, готовый в любой момент начать стрельбу.

Видно через мутноватую оптику башенного прицела плохо. Да чего там плохо - вообще ни черта не видно. Тягач постоянно подбрасывает, и Ник то лицезреет поголубевший небосвод, то зеленую мешанину травы, а один раз и вовсе «ловит» солнце и на несколько секунд слепнет.

Наконец, не выдержав пытку неизвестностью, он кричит Юсупову:

– Ну что там, что? Где мы вообще?

– Тихо всё. К проспекту Победы подъезжаем, - доносится сквозь рев двигателя в ответ.
– Эстакада упала. Буду пробовать напрямик. Эта… держись!

Тягач ухает вниз и катится под уклон. Ник, вцепившись в рукоять маховика и коленями раскоряку упершись в стойки, молит всех богов, чтобы «маталыга» не заглохла, не перевернулась и вообще чтобы эта поездка поскорее закончилась.

В прицеле мелькает бурьянистый склон, раздается скрежет - Ник чувствует сильный удар по корпусу машины, - и тут же нос тягача задирается вверх. Юсупов прибавляет обороты до максимума, двигатель переходит на какой-то авиационный, реактивно-турбинный звук. Ник успевает удивиться - как же на войне люди, сидя вот в таких железных «коробочках», умудряются еще и стрелять, куда-то попадать, побеждать врага?