Маша для медведя

В углу кабинета, на кушетке сидела бледная девочка. Смотрела грустно. Губы в зеленке, грудь тоже.

– Ты как царевна-лягушка теперь.

– Наверно.

Она шмыгнула носом, отвернулась. Поддержать шутку отказалась. Матвей, которому эта детка безнадежно испортила ночь, зевнул. Повел широкими плечами, потянулся. Теперь можно на боковую. Спать хочется. А как чудесно начиналось! Слегка посидели в баре, поболтали о том, о сем. Поехали веселые, в радостном предвкушении. Настроились от души, с толком порезвиться. Макс пообещал угостить свежими подружками. Накрылась сауна, бордовой шляпой. Нет. Разорванной розовой ночнушкой! С алыми оборочками.

– Я вам какие-то планы поломала?

Матвей вздрогнул. Что она мысли читает?

– Вы смотрели в окно. Лицо стало мечтательное, потом грустное, точно упустили важное. И на меня покосились.

– Шерлок Холмс тебе не родня?

Она надулась, прочертила пальцами босой ноги на кафельном полу зигзаг. Зябко поежилась. Натянула на плечи великоватый, застиранный халат. Из-за ширмы стремительно вырулил Макс, следом выбежал якобы серьезный, а на деле довольный поворотом дела, травматолог. В глубине его глаз колыхалась радость. Крутой Парень не поскупился.

– Вставай, зелень! Капуста ненаглядная. Поедем. Доктор!

– Что?

– Халат и...

Макс скептически смотрел вниз, на Машины ступни. Вернее, на коричневый и серый шлепанцы, украшенные крупно написанными белой краской буквами.

– "Пр. пок."?

Попытался он прочесть, сбился, плюнул. Махнул рукой, мешая услужливому врачу объяснить, что бы это значило. ("Приемный покой". Как же. Вдруг, хирургия или травма сопрут такую красоту?) Материться при девчонке не стал. Почему-то. Продолжил.

– Халат и эту...обувь. Привезут. Сюда. Утром.

Маша в сопровождении двух колоритных, необычных мужчин - она бы сама себе позавидовала, не выгляди жертвой стихийного бедствия - вышла на крыльцо. Уткнувшись мордой в ступени, путников терпеливо ждала верная красная машина. Проходя мимо, Макс погладил ее по капоту. Как дрессировщик любимую зверюшку. Посмотрел на часы.

– Пол четвертого. Детское время. Командуй, зелень, куда тебя везти. Нам пора в загул.

– Какой загул?

Раззевался Буров.

– Спать охота. Честное кабанье!

– Ты это, Мишка брось! Загул был обещан. Я свое слово держу. Тоже мне, кабан нашелся!

Маша вдруг удивленно охнула, показывая ладонью на всех по очереди, произнесла нараспев. Точно серьезное открытие сделала и поспешила им поделиться.

– Белый медведь Матвей. В халате потому что ходит. Бурый медведь Михаил. Это из-за фамилии. И серый, самый грозный - гризли. У вас и утром был серый свитер. И сейчас. Любите этот цвет, Макс? Три медведя и Маша.

– Что?

– Медведев, Буров и? Я не знаю вашего полного имени.

Она посмотрела на Крутого Парня с неожиданно нахлынувшей неловкостью. Вдруг посмеется и не ответит. Макс сообщил спокойно. Без гордости и уж без скромности тем более. Привык к своей говорящей фамилии.

– Зверев.

Маша вздохнула.

– Ну?

– А что? Ты права - согласился он - насчет трех медведей. Пацаны? Сколько лет нас уже не дразнили? Да... Я и забыл. Быстро время бежит.

– Все течет, все изменяется.

Патетично произнес Буров. Макс, не слушая друга, уточнил.

– На самом деле, Маша? Так и зовут? Без шуток?

– Да.

– Это судьба!

– Интересно чья?

Встрял Буров в разговор и хрюкнув, повторил.

– Чья?

– Ничья.

Отрезал Матвей таким тоном, что оба остановились. Не глядя на девочку, открыл дверь.

– Прошу.

Маша неловко полезла внутрь. Медведи застыли вокруг машины. Матвей скользнул взглядом по ничего не выражающей флегматичной физиономии Бурова, перенес внимание на Макса. Оставив айсберг в роли холодного наблюдателя, в океане судьбы столкнулись два "Титаника". Мысли шли ко дну. В бурлящих водоворотах исчезали дружеское расположение и взаимопонимание. Доктор шептал с негодованием. Тихо, но свирепо. Точно вдалбливая каждое слово в сознание Крутого Парня.

– Ей пятнадцать лет! Она выглядит взрослой. А мозги детские! На самом деле это ребенок. Ребенок! Я тебе как врач говорю. Она ребенок! Хватит с нее уже мужского внимания на ближайшее время. Точно! Ты меня понимаешь? А? Тогда отреагируй. Скажи, что проникся.

Макс, вместо ожидаемой Буровым дикой злости, вдруг улыбнулся, поднял руки.

– Сдаюсь. Ты прав, доктор. А я и в мыслях не имел! Вообще, так, прогуляться поехал. Мимо. Ни к кому не приставал.

– Слава Богу.

Постольку поскольку Матвей продолжал кипеть и бубнить, Буров решил вмешаться. На всякий случай.

– Не заводись, Пирогов. Все до нас дошло. Осознали. Исправимся. Приставать никто ни к кому не будет.

Похлопывая высоченного хирурга по плечу, миротворец оглядывался на Макса не без тревоги.

– Все пучком. Лезем в машину, едем по домам. Так?

Крутой Пацан не спорил, обходил любимого красного коня, усаживался. Буров заглянул внутрь салона, подмигнул причине общих волнений. Неловко, протиснулся мимо неподвижного доктора.

– Маленькая рокировка. Ты не против, Парацельс?

Устроился сзади, рядом с рыжим несчастьем. То ли уступая Матвею более престижное переднее сиденье. То ли выпроваживая подальше от причины общих волнений, добровольно выбирая для себя роль буфера. Наконец, доктор тоже присоединился к товарищам по ночной развлекательной, невероятно удачной прогулке. В общей напряженной тишине Мишка громко пошутил.

– Карета для трех медведей и одной маленькой девочки подана! Куда тебя отвезти, Машуль?

– К деду, наверно.

– А дед хороший?

Маша неуверенно произнесла.

– Кажется да. Я с ним всего месяц знакома.

Матвей вздохнул. Макс хмыкнул. Буров застонал.

– Хватит уже сюрпризов. Хватит! Честное наф-нафовское! Я больше не могу переварить. Родной дед, с которым внучка знакома тридцать дней. Это, я не знаю, бразильская мыльная опера. Так не бывает!

– Бывает.

– Не грузи меня. Честное ниф-нифовское! Я уже ничего не соображаю.

– Хорошо.

Сказала Маша. Так, словно была виновата в странностях своей жизни.

– Не рычи на девочку, Бурый.

Каждое слово Макса эхом отдавалось. Мысленным. Поневоле все прислушивались.

– Не обращай на него внимания, Машуль. Вот еще что. Адресок домашний продиктуй. С отчимом потолкую. Не трясись. Убивать не стану. Пока.

– Не надо. Не надо. Я просто больше туда не пойду. Только за учебниками и одеждой. И все.

– Да?

В сухом возражении Макса читалась неприязненное удивление. Мол, как же так? С чего вдруг трогательная забота о мерзавце? Не крутила ли ты перед ним хвостом, детка? И все такое. Добавил он после тяжелой паузы многозначительно, с расстановкой.