Маша для медведя

– Все?

– Кажется.

– Тогда на выход.

Диман, меланхолично улыбаясь, заглянул в кладовку. Голос и выражение его глазок не стыковались. Смотрел он пристально, жестко - точно в прицел. А интонации звучали почти сладкие. То ли мальчик был садистом, ловившим кайф от чужой боли и страха, то ли, что гораздо вероятнее - копировал невозмутимых мафиози из голливудских гангстерских эпических поэм.

– Ну, вот что, козел. Живи пока. Будешь рыпаться - придушим.

Санек уже вышел на площадку. Маша замерла, прислонившись к стене. Дед поинтересовался озабоченно.

– Что такое?

– Ничего. Не по себе. Страшно.

Огляделась. У зеркала на подставке лежало вскрытое письмо. Непривычного вида длинный конверт. Заграничный. С ярко синими и желтыми марками. Маша подхватила бумажный прямоугольник. Глянула адрес. Прочитала вслух, не сразу понимая, кому предназначено, а главное - кто отправитель.

– Марии Полежаевой. От кого? И. Шейхтман. Израиль.

– ?

– Шейхтман. Шейхтман. О, Господи.

Посмотрела на Илью Ильича, пояснила стесняясь.

– От одноклассника. Они всей семьей уехали, зимой. Навсегда.

– На постоянное место жительства?

– Да.

– Друг, значит. Ясно. Ну, пошли.

Маша шагнула на площадку, прижимая к груди письмо от Ванечки, точно волшебный щит, за которым можно было укрыться от невероятной дикости происходящего.

* * *

"Почему ты не отвечаешь? Маша? Что случилось? Быть настолько невежливой, чтобы не черкнуть хотя бы одну открытку в ответ - совсем на тебя не похоже. Я начинаю всерьез волноваться. Пожалуйста, напиши мне. Даже если больше не хочешь общаться. Так и сообщи, чтобы я знал. И не тешил себя глупой надеждой. С любовью. Иван."

– С любовью... Чтобы не тешил себя глупой надеждой. Эх, Царевич, Царевич. Как всегда, в своем стиле. Может, и не врут про евреев, что они самые головастые в мире? Как думаешь, Ванечка?

Царевич, пребывающий вне зоны слышимости, разумеется, не ответил. Маша вспомнила, с какой опаской синеглазого юношу вызывали к доске почти все учителя. (Анна Леонтьевна не считается.) Ванечка знал побольше любого препода. (Кроме обожаемой химички.) Зря ли в классе гуляла шутка: "Кто на свете всех умнее? Наш царевич дорогой".

В конверте имелся еще один листик, с напечатанными (вот пижон, нет чтобы от руки начертить) строчками.

– Мой грустный клоун

Грубо напомаженный.

Молчит закован

В шутовской наряд.

На маске безобразной (эх и страшен он!)

Два темных солнца плачут невпопад.

Мой грустный клоун

С нежностью невиданной

Готов швырнуть любви слова - глупец.

Доверив бестолково

Вот ведь выдумал,

Себя царице тысячи сердец.

– Да...

Пробурчала Маша, чтобы хоть как-то, для себя самой, отреагировать. Бедный Ванечка. Надеялся, наверно, что его стишки оценят. Елки зеленые. Ну не любит она поэзию. Совсем! Ни капельки. Мало ей в школе классиков, еще и Царевич начал изводить рифмами! Паразит талантливый.

Маша разговаривала сама с собой. Сидя на кухне, перед нагромождением книг, считалось, что она делает уроки. Но в голову не лезла ни одна фраза из учебника. Постольку поскольку все свободное пространство на чердаке Машиного сознания было занято бестолково сваленными в кучи, мечущимися под крышей, падающими и взлетающими собственными мыслями. Хаос, если выражаться одним словом. А если высказать те же мысли в двух, то полный хаос.

– Золотце, ты там не уснула?

Дед вошел бесшумно, Маша подпрыгнула на табурете.

– Ой! Ой!

– Прости. Забываю, что надо топать и кашлять.

Кажется, он шутил. Маша не всегда могла понять: серьезно Илья Ильич говорит, или с юмором.

– Когда ты поедешь к маме?

– Я не могу.

– Почему?

– С такой.

Она не сразу выговорила.

– С такой... рожей.

– Откладывать не стоит. Не забывай, что враги не дремлют.

– Враги?

– Думаю, что твой отчим уже сочинил удобоваримую гнусность. Если ты не придешь, в ближайшее время, мама может поверить именно ему.

– Нет!

– Золотце, такова жизнь. И вообще, растолкуй старику, что именно ты сама собираешься сказать Леночке.

– Не знаю. Правду нельзя.

– Любая ложь будет против тебя.

– Все равно!

– Давай подумаем вместе. Хочешь?

Дед взял табурет, поставил напротив Машиного. Уселся. Вытащил из ниоткуда острый, с лезвием блестящим точно зеркало, большой нож. Целый тесак. Таким только добропорядочных граждан пугать в темных переулках. Илья Ильич чинно и неторопливо принялся очищать желтое в крапинку яблоко. Кожура, не порвавшись ни в одном месте, укладывалась на блюдце длинной спиралью. Маша тупо следила за движением мужской руки. Дед протянул яблоко внучке.

– Будешь?

– Спасибо. Я не люблю так. С кожурой вкуснее.

– Дело привычки.

Илья Ильич поднялся, вытащил из кладовки пару очень симпатичных яблок. Тщательно вымыл.

– Держи, золотце. Не обращай внимания на старого зануду.

– Спасибо.

– Вот так ответила вежливая Ева одному хитрому змею. И с этого начались все беды человеческие.

– Правда?

Маша с удовольствием впилась зубами в красное, сладкое яблоко. Сок брызнул на подбородок. Девочка, не чинясь, стерла влагу ладонью и покраснела, увидев, что дед достает с полки пачку бумажных салфеток. Илья Ильич, тактично не замечая оплошности, вернулся к прежней теме.

– Думаю, маме стоит сказать почти правду. Повздорили. Очень сильно. Отчим - как его зовут?

– Геночка.

– Геннадий распустил руки. Выпорол. Ты психанула и удрала. Жить с ним больше не хочешь. Вы раньше уже ругались, при маме?

– Да.

Нехотя выдавила из себя девочка.

– По какому поводу?

– Читал мои письма без спроса.

– Так и скажи. Взял, вскрыл, изучил.

– Спрятал.

– Что?

– Он не отдавал мне Ванечкины письма. Царевич упрекает, что ни на одно не ответила. Я даже не знаю, сколько их было.

– Вот так и сообщишь. Этими же словами. На личности не переходи. Отчима не оскорбляй. Излагай события. И свое решение - пожить пока, подчеркиваю - пока, отдельно от Геннадия.

Маша замерла. Дед уже успел устать от нее? Поэтому и выделил условие. Пока. Пока? А она то размечталась, святая наивность. Собралась с духом, переспросила.

– Сколько будет длиться это "пока"?

Илья Ильич внимательно посмотрел на внучку. Ответил серьезно.

– Золотце. Ты будешь жить у меня столько, сколько захочешь. Можешь остаться насовсем. Это серьезное предложение. С отчимом тебе на одной территории быть невозможно! Просто маме не надо вываливать правду. Мол, удалилась навеки! И назад ни ногой. Маму стоит поберечь от подобных новостей. Ты, по-моему, сама так решила? Я не прав?