Маскарад (Плоский мир)

–  А теперь мы вернемся обратно в магазин и посмотрим на остальное, заявила госпожа Эсмеральда. - Эти забавные страусиные перья, они мне нравятся. И еще такая большая накидка для настоящих дам. И веер, отделанный шелком.

–  Кстати, раз уж гуляем, почему бы нам не прикупить бриллиантов? вставила нянюшка Ягг.

–  Неплохая идея.

И бодрой иноходью необычные клиентки направились к выходу в основную часть салона, оставляя за собой шлейф пререканий.

Мадам Зарински уставилась на деньги у себя в руке.

Она хорошо разбиралась в старых деньгах. Над ними витал некий ореол святости - наверное, потому, что люди не расставались с ними годами. И она разбиралась в новых деньгах, сделанных выскочками, которых за последние годы в городе развелось видимо-невидимо. Но в напудренной груди мадам Зарински билось сердце настоящей анк-морпоркской лавочницы, которая твердо знает: самые лучшие деньги - эти те, которые держишь в руке ты, а не кто-нибудь другой. Самые лучшие деньги - это мои деньги, а не твои.

Кроме того, она отличалась достаточным снобизмом, а поэтому всегда путала грубость и хорошее воспитание. Богатые люди никогда не бывают сумасшедшими (они эксцентричны), и точно так же они не бывают грубыми (они честные и непосредственные).

Так что она стремглав кинулась за госпожой Эсмеральдой и ее странной подругой. Соль земли, сказала она сама себе.

И поспела как раз вовремя, чтобы услышать окончание странного разговора.

–  За что мне это, а, Эсме? За что меня наказывают?

–  Не пойму, о чем ты, Гита?

–  Так, нашло.

–  Я и в самом деле не понимаю, о чем ты. Ты же сама говорила, что зашла в тупик, что у тебя голова кругом идет и ты не знаешь, что делать с деньгами.

–  Да, но я бы не возражала заходить в тупик где-нибудь в тепле, в удобном шезлонге, где много больших сильных мужчин покупали бы мне шоколад и добивались от меня взаимности.

–  На деньги счастье не купишь, Гита.

–  А кто сказал "покупать"? Всего лишь взять в аренду, на пару-другую неделек.

Агнесса встала поздно. В ушах у нее все еще звенела музыка. Она оделась как во сне. Однако сначала, на всякий случай, завесила зеркало покрывалом.

В столовой полдюжины балерин питались одной веточкой сельдерея и над чем-то хихикали.

Был там и Андре. Рассеянно ковыряя еду, он изучал лист с нотами. Время от времени он с видом человека, лишь физически находящегося здесь, в этой суетной столовой, делал взмах ложкой, потом клал ее и записывал несколько нот.

Прямо посреди очередной музыкальной фразы он заметил Агнессу и широко улыбнулся.

–  Доброе утро. У тебя усталый вид.

–  Э-э... Да.

–  Ты пропустила все веселье.

–  ..... В самом деле?

–  Приходили стражники. Разговаривали со всеми, задавали много вопросов и очень медленно записывали ответы.

–  И какие же вопросы они задавали?

–  Ну, зная нашу Стражу, можно предположить что-нибудь вроде: "Это ведь ваших рук дело?" Они не слишком быстро соображают.

–  О. Значит ли это, что сегодняшнее представление отменено?

Андре засмеялся. Смех у него был довольно приятный.

–  Вряд ли. Не думаю, что существуют обстоятельства, при которых господин Бадья отменит представление, - произнес он. - Даже если люди и в самом деле мрут как мухи.

–  А почему нет?

Он объяснил.

–  Но это же отвратительно! - воскликнула Агнесса. - Ты хочешь сказать, публика приходит именно потому, что может случиться нечто плохое?

–  Боюсь, такова человеческая природа. Разумеется, некоторые придут послушать Энрико Базилику, А кроме того... похоже, Кристина становится популярной...
– Он скорбно посмотрел на Агнессу.

–  Я ничего не имею против, честно, - солгала Агнесса. - М-м-м... а ты давно здесь работаешь?

–  Всего несколько месяцев. А прежде... я давал уроки музыки детям серифа клатчского.

–  М-м-м... и что ты думаешь о Призраке? Андре пожал плечами.

–  Наверное, какой-нибудь сумасшедший.

–  М-м-м... а ты не знаешь, он, случаем, не поет? Ну, в смысле, он хорошо поет?

–  Я слышал, он посылает нашему директору записочки с критикой. Некоторые девушки утверждают, будто слышали ночью чье-то пение. Но они ведь вечно болтают глупости.

–  М-м-м... а в здании случайно нет тайных ходов?

Андре посмотрел на Агнессу, склонив голову набок.

–  Кто тебе это сказал?

–  Прошу прощения?

–  Кое-кто из девушек поговаривает, будто такие тайные ходы действительно существуют. Эти же девушки, разумеется, утверждают, что видят Призрака постоянно. Иногда даже в двух местах одновременно.

–  Но почему они видят его чаще других?

–  Наверное, ему доставляет удовольствие смотреть на молодых красоток. Они вечно практикуются в самых неподходящих местах. Не говоря уж о том, что от голода они и так полусумасшедшие.

–  А тебя разве Призрак не интересует? Ведь в Опере убивают людей!

–  Ходят слухи, что все это могло быть делом рук доктора Поддыхла.

–  Но ведь его тоже убили!

–  А может, он сам повесился? В последнее время доктор выглядел очень угнетенным. Да он и всегда был со странностями. Нервный такой. Однако без него будет трудновато. Вот, я принес тебе старые программки. Может, что-то пригодится, ты ведь не очень давно в Опере.

Агнесса смотрела на него невидящим взглядом.

Был человек - и нет человека. А люди первым делом думают о том, сколько теперь будет проблем и как бы его побыстрее заменить.

Шоу должно продолжаться. Все это говорят. Здесь эту фразу повторяют на каждом шагу. Частенько с улыбкой, но за маской улыбки таится серьезность. При этом никто не уточняет, почему оно должно продолжаться. Но вчера, когда хористы возмущались и требовали денег, все знали, что они все равно не откажутся петь. Это была но более чем игра.

Шоу продолжалось. Она слышала множество историй на эту тему. К примеру, о шоу, продолжавшемся во время пожара, когда ревущее пламя испепелило полгорода, когда на город словно бы из ниоткуда свалился дракон, когда Анк-Морпорк сотрясали кровавые уличные беспорядки. Рухнули декорации? Шоу продолжается. Скончался ведущий тенор? Обратись к зрителям: может, найдется среди них студент консерватории, который знает партию, и дай ему Великий Шанс -паренек с радостью за него ухватится, а предшественник пускай себе стынет за кулисами. Но почему? В конце концов, это ведь не более чем представление. В нем нет ничего такого важного. И все же... шоу продолжается. Все принимают это как данность и даже не задумываются над истинностью или ложностью высказывания. Как будто в головах у людей сплошной туман.