Мать Иисуса
Шрифт:
– Ты уж не пугай меня...
– Вечером все мы, Его ученики, собрались как прежде за трапезой, чтобы вместе вспомнить учителя. Двери были заперты. Как вдруг Он появился среди нас - никто и не заметил как, когда - и сказал: "Мир Вам". Только два слова, больше ничего не сказал. На руках и ногах Его были раны от гвоздей. Но мы ничего не смогли сказать Ему в ответ. Мы растерялись. Хотя Он сам говорил нам при жизни: там, где соберутся во имя Его, Он будет между ними.
– Мне думается, он сказал это все же в переносном смысле, - заметил старший
– И стол не накрыт, мало ли что, - заволновалась Мария, - вдруг заявится голодный. А то всегда так: забежит, нашлось что-нибудь - поест, а не сообразишь сразу - уже куда-то дальше пошагал.
Женщина бросилась к Марии, опустилась перед ней на колени. Мария испугалась.
– Ты что? Вставай сейчас же, что это тебе в голову взбрело!
– Мария, ты, Его мать, поймешь меня. Прости за просьбу такую... Мальчик мой, сын мой болеет. Все говорят, надежды нет. Устала я, устала. Укрепи меня в моей надежде! Благослови!
– Вот о чем я тебе говорил, - сказал ученик.
– Теперь к тебе многие придут, Мать Божья. И те, кто не верил в Него, попозже, но придут.
– Да что мне делать с ней? Так и будем стоять?
– А ты возложи ей на голову руки и пожелай добра.
– Ну вот, возложила...
– Пожелала добра?
– А как же.
– Вот и все. А теперь, женщина, вставай и можешь идти. И рассказывай всем то, что я рассказал. И ссылайся прямо на меня.
Женщина поднялась с колен.
– Ну, Мария, думали ли мы... Вчера еще... Могли ли мы думать?!... обращаясь к сестре, - Что, девочка, можно ли было подумать?
Поцеловала ее.
– А вы ссоритесь. Разве можно сейчас ругаться? Подошла к старшему брату, поцеловала трижды.
– Сейчас все должны в мире жить. Поцеловала мальчика, тот смутился.
– Отворачивается... Да что ты отворачиваешься, твой брат воскрес! В такой день все могут целоваться! Иисус воскрес!
Поцеловала и римлянина.
– Иисус воскрес!
– Ладно, иди, - сказал ученик.
– Только будешь рассказывать - не путай ничего. А то сейчас начнут добавлять своего, кто во что горазд, что было, чего не было. Иди и говори громко, не бойся, теперь пускай они боятся!
Женщина пошла. Ученик в двери провозгласил:
– Люди, выходите! Распахните двери, теперь бояться нечего!
Слышится голос женщины:
– Люди, выходите! Теперь бояться нечего! Теперь пусть они боятся! Иисус воскрес! Теперь все переменится! Теперь всем воздается! Иисус воскрес!...
Ученик обратился к Марии:
– Людей не бойся, кому нужна помощь - помоги.
– Как я могу. Я не умею ничего...
– Сумеешь.
– Да уж поверь, что не сумею. Если он больной. Или она бесплодная. Что же я могу поделать? Только позориться. Я и сказать им ничего не могу.
– Но Он ведь твой сын.
– Ну, мой.
– Бог почему-то именно тебя избрал для этого?
– Ну, меня...
– Почему так случилось? Мы, сознаться, думали над этим. Пытались постичь.
Некоторые, честно говоря, дивятся. Действительно, есть женщины и поумнее, и покрасивее. Этого ты не будешь отрицать?– В том-то и дело. Я и сама, сознаться, думала да и бросила. Но теперь-то что делать? Ты говоришь, надо что-то делать.
– Но, с другой стороны. Посмотри на себя. И вы посмотрите. Тебе сколько лет? Уж под пятьдесят, наверно.
– Да, уж скоро.
– Ну. А ты все такая же, как прежде.
– Когда - прежде?
– Когда ты его родила.
– А правда. Я как-то не обращала внимания, - сказала сестра.
– Это не чудо?
– А я обращал внимание. Думаю, что такое?
– сказал мальчик.
– Вам пятьдесят лет?
– удивился римлянин.
– Хотя, конечно... Ну да, меньше и быть не может... Да вас надо показывать римским дамам!...
– Вы скажете, - смутилась Мария.
– Не нам с вами найти ответ на эту загадку. Она еще будет привлекать к себе лучшие умы, - сказал ученик.
– А пока - прощай, Мария.
– Остальные для тебя уже не существуют, - сказала сестра.
– Стараешься меня в чем-то уличить. Конечно, я попрощался бы со всеми и с тобой.
– Значит, я не поняла. Думала, ты все забыл, дорогой.
– Нет, я не забыл.
– А ты хочешь, напомню, милый.
– Не стоит.
– Может быть, я тебя обидела, любимый?
– Нет.
– Или ты успел в кого-нибудь влюбиться, ненаглядный?
– У меня были другие заботы.
– А ведь грешил, грешил, друг мой!
– Если глаз твой соблазнит тебя, вырви его и брось от себя. Вот что Он говорил.
– Но любовь - она разве не от Бога? Бог и сам любил.
– Но не так, как ты думаешь.
– Что я думаю - это для тебя темная ночь, тебе этого не понять. Значит ты решил совсем покончить с этим, нежный друг?
– Да, решил.
– Ради чего же, свет мой?
– А ради того лишь, чему Он учил: оставьте дом, и братьев, и сестер, и жену ради меня и взамен получите во сто крат больше.
– Теперь поняла. Желаю тебе получить побольше, сладостный мой!
– Если бы я хотел получить побольше житейских благ, ты могла бы надо мной посмеяться. Но ты видишь, я нищ. И так проживу до конца своих дней. Не земных удовольствий мы ищем. Земную жизнь мы посвятим Ему. Хватило бы сил нести Его учение людям.
– И детей у вас не будет?
– Значит, не будет.
– Кто же примет Его учение из ваших рук, когда вы состаритесь?
– Человеческий род не вымрет.
– А вдруг за вами все пойдут? Все станут такие же праведные, как вы?
– Все, положим, не пойдут.
– На это, значит, рассчитываете... В общем, понятно.
– В таком тоне я отказываюсь продолжать разговор. Мария, скажи ей!
В двери он остановился перед людьми, которые не решались войти.
– Заходите, не бойтесь. Она здесь, она ждет вас!