Мать Иисуса

– Нечего им заходить - у меня дела.

– У тебя сейчас нет более важных дел.

– Я три ночи не спала, у меня семья не кормлена, я три дня в доме не убиралась!

– Надо, чтобы было чисто в душе, а не в доме.

– В душе у нее чисто, - сказал старший брат.
– Она Иисуса родила! Не забывайте все же, куда вы пришли!

– Ну что я могу сделать, если он от рождения слепой?
– сказала Мария.

– А что в таких случаях делал твой сын?
– спросил ученик.

– Не знаю...

– Все знают, одна ты не знаешь.

– Я не видела. Дома он этого не делал.

– Кто истинно верит, тому не надо видеть.

Мария молчит.

Ученик задумался, потом сказал печально и сурово.

– Ради твоего сына я хотел молчать. Но теперь скажу. Ради него же.

Пришедшие в дом люди слушали его тревожно.

– Однажды мать Иисуса и братья стояли у дома, где Он беседовал с людьми, и хотели поговорить с ним. Он же, узнав о том, проговорил: кто мать моя и братья мои? И указал рукой на учеников своих: вот мать моя и братья мои! Ибо кто будет исполнять волю Отца моего небесного, тот мне брат, и сестра, и мать! Было так, Мария?

– Не знаю, в дом нас не пустили... Но кто не пустил, не знаю.

– Кто же, ты думаешь, мог вас не пустить?

– Да вы же и не пустили!

– Зачем же это нам понадобилось вас не пускать?

– Вы ему даже не сказали, что я пришла! Боялись, что люди увидят его с нами и скажут: а не плотников ли это сын? Да вот же его мать и братья, мы же их всех знаем, чем же он от них отличается? И начнут сомневаться в нем. А Он Божий сын! Он Божий сын! Божий сын!

– В каком смысле?
– спросил старший брат.

– Тебе этого не понять. Это только Он знает, и я знаю.

– А я утверждаю, что ученики были ему роднее, чем родственники. Не здесь Его дом, а Там, - сказал ученик.

– А все-таки, когда он узнал, что за ним придут стражники, он пожалел нас! Он совершал пасху не дома, а у чужих людей! Это чтобы я не видела, как его забирают и избивают кольями!

– Не потому Он совершал пасху у чужих людей, а потому что они были ему роднее, чем родные! Он как говорил? Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее! И враги человеку домашние его! Кто любит отца и мать более меня - тот не достоин меня!

– Это неправда!
– воскликнула сестра.
– Он любил мать. Ты бы умел так любить! Вы говорите, Иисус добрый. А кто Его этому научил? Вы говорите, Иисус смиренный. Откуда это у Него? Восхваляете за то, что Он был тверд и не отрекался от истины. А она? Зачем же ты требуешь, чтобы мать Его говорила не то, что думает!

– А хотите знать?
– сказала Мария.
– Если бы Он пришел сюда еще раз, вы бы снова предали Его и стояли бы в сторонке и смотрели, как Его распинают!

Тогда ученик сказал голосом сильным и ясным.

– Братья мои! Покиньте этот дом. Здесь нет и следа Того, Кто некогда жил. Здесь не найдем мы Его. Пускай же в этот день, когда всюду праздник, здесь будет пусто, как пусто везде, где Его нет.

– Не осуждай нас за то, что мы сюда пришли, - сказал старик.

– Как я могу осуждать вас, если я сам сюда пришел.

– Не осуждай нас и ты, Мария. Мы просили того, что тебе не по силам.

– Я не осуждаю вас. Хотя все, что он говорит, - клевета. Иисус никогда не стыдился нас. Если бы Он презирал своих близких, разве он мог бы любить других?

– сказала Мария. И обращаясь к ученику, добавила: - И сестру свою Он любил сильнее, чем ты любил ее, хотя и не клялся, как ты. Не потому ли и советовал нам: не клянитесь!

– Что же нам делать теперь? Кого слушать? Вы бы решили между собой. Кого нам просить о помощи?
– спрашивал старик.

– О помощи просить - это его. Он ученик Его. Он вместе с Ним ходил по дорогам, запоминал Его слова, переспрашивал, что они значат. Для чего же и учил их Иисус? Для того, чтобы теперь они учили вас...

Люди оборотились к ученику. Теперь уже к нему простирали свои руки.

– Благослови! Ты был с Ним, ты Его ученик, благослови!
– просили люди, окружали его.

– Благослови сына моего! Коснись моего мальчика!

– Коснись свой рукой!

– Коснись, что тебе стоит!

– Прозреть бы мне, коснись!...

Ученик не сразу решился, затем коснулся одного, другого.

– Блаженны страдающие, ибо утешатся. Блаженны милосердные, чистые сердцем, только они войдут в царство небесное. Бог избрал вас, бедных, униженных, смиренных, чтобы посрамить богатых, надменных, переполненных собой, мир вам... Благодарю вас за то, что вы верите в Его силу... Благодать тебе. Иди. Мир тебе. Отправляйся... И ты утешься в своей скорби!

Получив благословение, люди, один за другим, покидали дом.

– А ты что остался?
– сказала сестра.
– Иди, исцелитель, паси свое стадо!

– Он всегда исцелял больных, и не тебе, Мария, отнимать веру у тех, кто страдает. Но речь идет не только о верящих в Него, а также о врагах! Когда Он изгонял торговцев из храма, они Его спросили: как ты докажешь, что имеешь право так поступать? Он должен был доказать это своими чудесами!

– Простите, Мария, что я вмешиваюсь, но мне думается так, - сказал римлянин.
– Скорее всего, вы правы, слухи о его чудесах - это фантазия толпы. Но поймите, ради своей великой задачи он вынужден был подтверждать эти слухи. И творить некоторые так называемые чудеса.

– И потом, Мария, в сущности, ведь Он творил чудеса, но, может быть, в другом смысле, - сказала сестра.
– Он возвращал зрение тем, кто ослеплен духовно!

– Нет, зачем же так, не надо подменять, - сказал ученик.

– Без некоторых простительных компромиссов успеха достичь нельзя, вмешался старший брат.
– Ну, так уж сложилось.

– Речь идет не о компромиссах.

– Почему же, что было, то было, давайте смотреть правде в глаза. Вокруг Него всегда толпилось столько жаждущих исцеления, что кто-то действительно исцелился. А чудеса поражают больше, чем проповеди.

– Видишь, Мария, каждый мыслит по-своему, но говорят тебе одно. Неужели ты и теперь не поняла? Мария молчит.

– Значит, так: мы будем говорить одно, а ты будешь говорить другое!

– Я не буду говорить.

– Но к тебе будут приходить! И будут спрашивать! Теперь все будут спрашивать о Нем! Придется отвечать и тебе и нам. Что же ты будешь отвечать о Его чудесах?

– Что видела - скажу. Чего не видела, того не знаю.

– Ну, хорошо же, будем знать.

Ученик пошел к выходу. Но, открыв дверь, обернулся.