Мать Иисуса
Шрифт:
– Начинается, не пора ли нам восвояси, - сказал римлянину старший брат.
– Нет, нет, не пора.
– Как угодно.
Тем временем люди входили в комнату. Здесь горькие судьбы, скудные жизни, годы болезней, унижения.
– Вы тоже слышали?
– сказала Мария.
– Пришли порадоваться с нами? Спасибо. Мы и сами только что узнали, никак не опомнимся!
Люди смотрели на нее молча.
– Благослови, Мария, - попросила женщина.
– Коснись!
И тут же, поднимая на руки и протягивая к ней детей, стали просить другие:
– Коснись, Мария!
– Коснись своей рукой!
– Коснись, Мария, благослови! Что тебе стоит!
–
– Ты Его мать! Ты не должна отталкивать от себя!
– сказал старик.
– Ну, хорошо, если вы просите, вот, коснулась.
– Пустите-ка, незрячий я, никак не подойти.
– Что тебе, вот я...
– Прозреть бы мне, милая.
– Как же я могу это сделать, сам подумай!
– А ты попробуй, вдруг получится.
– Да уж поверь, что не получится!
– Если ты действительно Его мать - быть этого не может. Люди снова заволновались.
– Благослови, Мария.
– Коснись, Мария.
Они приближались к ней, теснили.
– Благослови, Мария!
– Коснись!
– Не прогоняй нас!
Мария вырвалась, отпрянула от них.
– Не умею я этого! Уходите!
– Тихо все!
– вскричал старший брат. Люди смолкли.
– Не на площади, в доме находитесь! Давайте-ка сначала все выйдем. Потом снова войдете, но уже по одному. Я прав, Мария? Нельзя же так.
– Нельзя так, нельзя, - согласилась Мария.
– Тогда скажи, чтобы все вышли. А потом будут входить по очереди. И ты с каждым поговоришь.
– Я с каждым поговорю.
– Слышите? Просят Вас.
Люди стали выходить из комнаты.
– И договоритесь сами, кто за кем будет входить. А кого уже благословили, те с Богом идите по домам.
Закрыл за последним дверь, придержал ее, обернулся.
– Мария, ты встала бы лучше здесь, посередине.
– Может ты встанешь вместо нее?
– сказала сестра.
– Не можешь успокоиться. Не время, честное слово... Теперь, Мария, слушай внимательно: говори только самое необходимое. Ничего лишнего. Сказала и тут же замолкни. Они сами додумают, что нужно.
– Может быть, ты за нее и скажешь?
– Понадобится - скажу не хуже других. Мария, готова? Впускаю.
Он открыл дверь.
– Кто первый? Снова прикрыл дверь.
– Опять слепец.
– Не хочу, не хочу!
– взмолилась Мария.
– Ты не понимаешь, его нельзя прогнать ни с чем.
– Не пускай его сюда! Старший брат приоткрыл дверь.
– Придется немного обождать. В сторону, пожалуйста. Кто следующий?
В комнату протиснулся человек с нервным лицом.
– Простите, что я вторгаюсь к вам. Я околачиваюсь около вашего дома со вчерашнего дня.
– Садитесь, пожалуйста, - пригласила Мария.
– Благодарю вас. Мне надо с вами поговорить. Хотя говорить, возможно, и нет смысла. Я несчастлив, живу безрадостно. Почему? В том-то и дело, что причины, пожалуй, и нет. Кроме разве лишь моей собственной глупости. Правда, эта глупость особая, глупость образованного и даже мыслящего человека. Дело в том, что моя жизнь состоит из делания глупых поступков и разнообразных страданий по этому поводу. Просыпаюсь утром, вспоминаю, что было вчера, и сразу же начинаю вот так мотать головой и бормотать: "Нет, нет". То есть, не было этого, не было! Но это было, ничего уже не исправить. Вы никогда не мотаете головой?
– Нет.
– Причем поступки мои не злобные и корыстные, наоборот! Я непрерывно думаю о ближних, как выражается ваш сын, жертвую ради них самым дорогим. Но
потом и очень скоро именно из-за этого начинаю тяготиться, бежать именно от тех самых людей. Ваш сын учил: давайте и воздается вам. Но если ты отдал самое дорогое свое человеку скверному, который надменно принял это и теперь смотрит на тебя сверху вниз? Правда, ваш сын говорил: любите врагов ваших. Но как этого добиться? Вероятно, надо сначала приучиться любить хороших людей, а потом уже попытаться любить и других. Может быть, они до сих пор были обращены к тебе дурной стороной, как и ты к ним. А вдруг обернутся хорошей, как и ты?... Но я обижаю и самых близких - отца, мать! Потом мотаю головой, а уже поздно. Начинаешь думать: как же так - я одинок и печален, ведь это грешно и глупо! Тогда бросаюсь в соблазны веселой жизни - и опять стыд и похмелье. У вас бывает стыд и похмелье?– Нет.
– Видите... Чего ради я терзаю себя в этой единственной жизни? Что возместит мне эти дурацкие терзания? Загробная жизнь? В загробную жизнь мне трудно поверить. Я преклоняюсь перед вашим сыном, его учение - это, в сущности, гениальные уроки практической морали. И служат они не только для того, чтобы делать людям добро, но для излечения своей собственной души, для покоя и гармонии здесь, внутри! Но - загробная жизнь? Вероятно, поверить в нее мне мешает образование, знание конкретных наук... Но предположим, что после этой жизни ничего не будет. Тогда значит, что все это - земля, солнце, птицы - все только временное, несущественное? Я имею в виду тех, кому трудно поверить!... Да, но ведь можно быть свободным от религиозной веры и все же оставаться нравственным человеком. Делать добро и не терзаться суетой. Разумеется, для этого надо много сердца и ума. Но поначалу хотя бы понять!...
Он вдруг рухнул, уткнулся головой в колени ей. Она с трудом его подняла. Он заговорил не сразу.
– Благодарю вас. Этой беседы я не забуду... И вышел.
– Видишь, как просто?
– сказал Марии старший брат.
– Умный человек.
– Невропат, - сказала сестра.
– А знаете, ваш Бог приносит больше пользы, чем римские конкуренты, заметил римлянин.
За дверью все громче голоса. Старший брат отправился наводить порядок, но было уже поздно. В комнату опять входил слепой, с ним другие.
– Мы уже договорились - по одному человеку, - сказал старший брат.
– А тебя я вообще просил обождать.
– Мы ждали. Мария, но ты не зовешь нас, - сказал слепой.
– Очередь все растет, если ты будешь медлить, мы так и не дождемся! Там все здоровые, они могут подождать, а нам трудно.
Мария вскочила.
– Не сумею я этого! Не умею! Говорите - я мать! Ну и что! Своих матерей вы уже не просите, чтобы они вас исцелили!
– При мне к твоему сыну однажды подошел человек в проказе. Иисус очистил его. Все это видели! А мне, незрячему, не удалось приблизиться к нему! Помилуй меня, Мария! Мы верим тебе, почему ты сама себе не веришь! Сжалься надо мной, попробуй!
– Попробуй, Мария!
– сказал старший брат.
– Почему не попробовать? Иисус тоже не знал своих возможностей, а потом узнал и видишь, что получилось?
– Уходите отсюда! Уходите!
– кричала Мария. Из двери на нее печально смотрел ученик.
– Дурные слухи догнали меня в пути. И я вернулся. Говорят, ты заставляешь ждать пришедших к тебе людей за дверью дома.
– Мы прибегли к этому только ради удобства, - оправдывался старший брат.
– Не с тобой говорят. Твой сын, Мария, никогда не заставлял людей ждать за дверью дома. Твой сын попросил бы их зайти.