Мать ветров

Всего пять ночей они с Вивьен провели в его комнате. Открывали друг друга неспешно, мягко, пробуя и смакуя новые ощущения и слова. Они не заходили пока что дальше поцелуев, но с восторгом узнавали, какое разной бывает эта невинная ласка. Арджуна и представить себе не мог, насколько восхитительно вплетается в сон прикосновение любимых губ к спине, как сладко, не просыпаясь, переворачиваться на другой бок и согревать дыханием нежную кожу любимой.

Любимой... Когда успел?

И когда успел так дико соскучиться, ведь Вивьен уехала лишь накануне. Ее отправили в сельскую коммуну, подальше от города, от волнений, которые, вероятно, будут сопровождать Совет, и Арджуна первый требовал, чтобы она подчинилась. А теперь недовольно морщился, потому что проснулся в одиночестве. Миновало каких-то пять дней — и он категорически не желал больше спать один.

На кухне он встретил всех троих братьев, тоже подхватившихся ни свет ни заря. Что странно, ведь, в отличие от Милоша, двойняшки не упускали случая проваляться лишний час под одеялом. Но грядущий Совет, кажется, всех обеспечил бессонницей.

Однако еще что-то непривычное было этим утром.

Со двора пришел Марчелло. Оглядел хмурой синью всю компанию, изрек:

— То самое чувство, когда долгие годы спишь с мужчиной, а однажды не обнаруживаешь в доме ни одной женщины и понимаешь, что как-то это неправильно.

— Попробуем исправить? — предложил Али и наивно захлопал ресницами в сторону Арджуны.

— Расценим это как своеобразный эксперимент, — серьезно согласился Милош. — Арджуна, волосы у тебя теперь длинные, растительности на лице нет. Подберем платье и...

— … и вы полагает, что если я встречаюсь с вашей дочерью, — эльф кивнул в сторону Али и Марчелло, — и вашей племянницей, — покосился на Милоша и Саида, — то вам все можно?

— Да! — хором, не краснея, ответили четверо мужчин и заржали.

Из конюшни откликнулись.

С улицы в дом вошла Мария, поставила на стол корзинку с пирожками и недоверчиво поглядела на глупо лыбящихся друзей.

— Сиськи!!! — выразил всеобщую радость Саид.

— Отличный настрой перед Советом, — Мария крепко пожала протянутые руки. — Так держать!

Пожалуй, это началось не сегодня и не вчера. Как минимум, на прошлом Совете. Но Милоша резануло именно сейчас.

Он живо вспомнил эпидемию в коммуне. Тогда случились две или три ссоры, жарко спорили, жечь или не жечь коровник. В итоге сожгли, а все эти столкновения не мешали горячей, спокойной и дружной работе медиков и коммунаров. Вопросы, осмотры, гипотезы, решения сменяли друг друга с точностью, которой позавидовали бы новейшие навигационные приборы. Люди четко знали, что хотели спасти как можно больше селян и животных, слышали друг друга, доверяли друг другу. Несмотря на горе из-за потери половины стада, Милош до сих пор думал о тех днях с удовольствием.

В коридорах здания Совета стоял тот прекрасный несмолкаемый гул, который сопровождает одновременные встречи множества друзей и товарищей. Трясли протянутые руки, обнимались, делились новостями, хвастались, ругали и хвалили друг друга, хохотали и шептались по закуткам. Эти живые речи, исполненные то счастья, то гнева, то раздумий, отражали столь же страстную, неравнодушную жизнь Республики.

Но появились иные звуки. Когда? Полгода, год назад? Прежде Милош не слышал их, просто не придавал значения.

Шуршали бумаги.

Да, те самые бумаги, которым они так радовались, когда мануфактура загудела в полную силу. Стало легче фиксировать результаты работ, исследований, обмениваться вестями с товарищами. Строили голубятни, расцветали школы, недавно открыли две новых типографии. Шелест бумаг отзывался в сердце предвкушением новых мыслей и приветом от друзей из самых дальних уголков Республики.

В коридорах здания Совета бумаги шуршали иначе. Люди просматривали свои доклады, показывали другим, указывали пальцами на фрагменты текста и не смотрели друг на друга. Спорили, размахивая служебными записками или находя в томиках законов нужные параграфы.

— Милош, здорово! — бывший коллега по кафедре, нынешний работник второй сельской коммуны, увесисто хлопнул его по плечу. — Слушай, ну вы молодцы! Слышал я, что чуть до нас коровья чума не добралась. Где твой брательник-то? Хоть поклон ему от всех нашенских передам!

— Здравствуй-здравствуй, — Милош невольно улыбнулся в ответ на заразительную улыбку приятеля. — Саид как всегда, везде одновременно. Ничего, увидитесь! Как у вас?

— Вот я с тобой про картошку посоветоваться хотел. Такая дрянь в этом году завелась!

Невеселые мысли куда-то пропали под натиском живой, ощутимой проблемы. Милош временно отложил свои тревоги в сторону и ушел с головой в обсуждение неизвестной прежде гнили.

Тревоги вернулись нежданно, уже во время заседания Совета, когда он отчитывался с трибуны о работе своей кафедры растениеводства и рассказывал об опытных полях.

— Хорошо, это все хорошо, товарищ, — прервал его председатель собрания. — Только что ж ты умалчиваешь, как тебя от народного хозяйства в личные заботы уносит?

— Прости? — Милош с недоумением посмотрел на председателя. Народное хозяйство, личные заботы? Что за бредовое противопоставление?

— Говорят, ты племяннице своей на день рождения цветок диковинный вывел. Орхидею свою. Была одного цвета, вы с женой что-то там поколдовали над ней, получили потомство с другим цветом.

— Допустим.

— Так допустим или точно, а, товарищ Милош?

— Тон смени, пожалуйста. Я не на допросе.

— Ишь! Тон ему не такой. Я в ваших фёновских школах красивым речам не научен. Я из простых ремесленников.

— А мы — из сложных, — заметил из прохода между рядами Али.

По залу прокатились смешки.

— Ти-хо! — председатель зазвонил в колокольчик.

— Да погоди ты! — выкрикнул из зала веселый коммунар. — Милош, правда, что ли? С другой орхидеей переопылили?

— Если бы, — подмигнул приятелю Милош. — Саму с собой. Большая часть всходов как материнское растение, а одна — отличается. Там еще погибшие ростки были, так что... теоретически мог и другой расклад выйти.

Председатель вдруг сменил гнев на милость и одобрительно улыбнулся.

— Ну и отлично! Я, конечно, не могу одобрить, что ты начал такую важную для народного хозяйства работу в личных целях, с орхидеей, а не с картошкой или фасолью. Ну да понимаю, не без влияния прошлого твоей... — председатель осекся под тяжелым взглядом Милоша, пожевал губами, махнул рукой и договорил: — В общем, возьмись-ка вместе со своей кафедрой за необходимые для народа культуры. Добейтесь значительного увеличения урожайности или, к примеру, получите из одного другое. Из ячменя пшеницу...