Мать ветров

— Над выведением сортов с заданными качествами мы трудимся, — откашлявшись, ответил Милош. — А что касается превращений, то пока мы ограничимся перекрестным опылением близких растений и продолжим прививать яблони... Если Совет не против. Наука спешки не терпит.

— Ну что, тишь да гладь закончились, — ближе к концу перерыва сказал Саид братьям, Марчелло и Марии.

Доклад Милоша прошел относительно мирно. Марчелло, представитель заводского совета и еще несколько человек яростно поспорили по поводу стимуляции работников на производстве. В проекте малого Совета предлагали систему премий за переработки и выполненные планы, Марчелло утверждал, что одна лишь материальная заинтересованность повредит делу, и без личной увлеченности — никуда. В результате пошли на компромисс, но Марчелло и его сторонники во время перерыва плавали по коридорам черными злыми тучами. Однако понимали: главные споры впереди.

К компании подошел Отто. Он не участвовал в заседаниях и явился сейчас с улицы.

— Так, ребята, все готово, — вполголоса сообщил он друзьям. — Мы будем по первому зову. Мария, все в силе?

— Да, если что, я подам сигнал.

— Ну... Удачи нам! — Отто бодро кивнул друзьям, тряхнул рыжими космами и был таков.

После того, как Совет обсудил динамику бытовой преступности, перешли к тюремщикам, и Али в который раз за последнее время откровенно загрустил. Через два дня после памятного суда тихо скончался Михель, и в тюрьме появился новый комендант. Образованный, вежливый, приветливый, он и сейчас, с трибуны, производил весьма приятное впечатление. Но Али скучал по Михелю.

— Что скажешь нам, товарищ, по поводу позавчерашнего? — спросил у коменданта председатель.

— С позволения Совета, об этом доложит мой подчиненный, товарищ Али, как опытный сотрудник тюрьмы. Я занимаю пост коменданта всего ничего, а он, я уверен, ответит на все ваши вопросы.

Али вдохнул, выдохнул и взошел на трибуну. Сколько раз доводилось выступать публично, а до сих пор не привык.

— Товарищ, как же так! Ты работаешь в тюрьме Блюменштадта чуть ли не с первых месяцев Республики — и допустил вопиющее неповиновение заключенных!

— А я с ними согласен, — улыбнулся Али. — Рассказываю для тех товарищей, которые прибыли в Блюменштадт сегодня и еще не слышали сплетен. Есть некий заключенный, не буду называть его имени, которого временно перевели в нашу тюрьму. Третьего дня его хотели вернуть в прежнее место заключения, где его наверняка либо убьют, либо изувечат тамошние паханы. Заключенные нашей тюрьмы не пропустили конвой в камеру и не позволили его забрать. Там он по сей день и сидит — и я надеюсь, что до конца положенного срока никуда не выйдет.

В зале зашептались, а кое-кто заговорил в полный голос.

— Ти-и-и-хо! Ти-ши-на! — председатель в очередной раз загремел спасительным колокольчиком. — Если есть вопросы к товарищу Али, по одному, по руке!

— Ты что же такое говоришь, а? — возмущенно выдохнул незнакомый Али молодой человек. — Ты соглашаешься с безобразиями, которые творят эти твои... воры, убийцы?

— Не беспокойся, они уже отбывают срок за совершенные ими преступления, — примирительно ответила Али. — Этого достаточно, и не стоит их оскорблять. А помимо этого они — люди. Более того, как видно, люди искренние, неравнодушные, готовые прийти на помощь ближнему. Некоторые из них — старожилы тюрьмы, они попали в Медок еще тогда, когда там были общие камеры, битком набитые всеми без разбора: мелкими воришками, матерыми уголовниками, пацанами, которые обсчитали своего мастера на пару медяков. Женщины, мужчины, дети, все вместе. И наши старожилы прекрасно помнят, как уголовники у них на глазах убивали неугодных людей. Я бы не назвал самоотверженную помощь ближнему безобразием.

Волшебный колокольчик председателя пытался поддерживать порядок в зале, но обсуждение все равно вышло, мягко говоря, бурным. Али слушал, отвечал, слушал, слушал и совершенно по-детски радовался тому, как много у него сторонников. Теперь, после широкой огласки дела, седого бородача просто не посмеют вернуть в лагерь. И пора было бы перейти к самому позорному лагерю, но тут кто-то догадался выкрикнуть:

— Поди ж ты, как товарищ Али со своими заключенными носится! И такие они у него, и добрые, и хорошие... А что мы про тюрьмы знаем? Коли мужикам баб не хватает, так они другими мужиками не брезгуют! Может, потому товарищ Али так с ними задружился, что ему шибко понравилось, а?

Испугаться Али успел. Что-либо предпринять — нет.

Марчелло перемахнул через два ряда, выволок незадачливого оратора в проход и приложил мордой об пол. Поднял за шиворот, собирался бухнуть еще раз — но его оттащили в сторону.

Не дожидаясь колокольчика ошарашенного председателя, от дверей рванули два охранника. Один поднял парня, прижал к окровавленному носу платок и повел прочь. Другой крепко стиснул за плечо Марчелло и что-то зашептал ему, явно успокаивая.

У председателя наконец-то прорезался голос.

— Да вы с ума посходили! Товарищ Марчелло, ты что творишь?! Ты на заседании Совета! Ты вот эти бумаги, о правилах проведения Совета, читал?!

— Бумаги, говоришь? — усмехнулся Марчелло. — Бумаги, бумаги, у нас повсюду бумаги! Прикрываемся бумажными правилами, распоряжениями, постановлениями... Как последние трусы. Ты ждешь, что ради твоей бумажки я позволю оскорблять моего мужчину?

— Ты за это после Совета хулиганку получишь! Охолонешь пару деньков в тюрьме твоего... мужчины.

— В Пиранской тюрьме я сидел, в Блюменштадтской — еще нет. Прекрасно! Возвращаемся к дискуссии?

По пути на трибуну Саид не удержался и сгреб Али в охапку. Они это сделали! Они все дружно добились не только закрытия конкретного лагеря, но и полного запрета на создание подобных лагерей.

— Давай, последний рывок, братишка, — шепнул Али.

— Повеселимся, — хохотнул Саид и взошел на трибуну.

Хотя им было вовсе не до смеха.

Через два дня после того, как Марчелло попытались отравить, Саида сняли с поста главы ЧК. Сделал это малый Совет, который созвал экстренное совещание. Саиду выразили недоверие в связи с тем, что он перестал справляться со своей работой. Да-да, конечно, и людей в коммуне он спас, и заговор раскрыл... Только вот раскрывает, раскрывает, но не предотвращает. Марчелло спас по чистой случайности, а Республика лишена труда видного ученого!

Сняли Саида, правда, с перевесом в три голоса. Из них один принадлежал Анджею. И он, и Марта уже знали, о чем говорил на лекции Марчелло, увидели намеки на себя... Анджея и Марту арестовали спустя три дня. Обвинили в контрреволюционной деятельности.

Однако новому главе на Совете отчитываться было попросту не о чем, поэтому на трибуну и вышел Саид.

Десять лет подряд он делился с товарищами достижениями и провалами ЧК. Советовался, спорил, просил, предлагал. И сегодня не отступил от привычки, хотя с каждым словом ему все больше казалось, что это не беседа, а доклад.

— Товарищ Саид, так чего, успел ты нарыть, кто Марчелло травил-то?

— За два дня? Шутите? — Саид отвесил саорийский поклон в сторону нового главы ЧК. — Это нынешний мой начальник раскручивать будет, меня и в рядовых-то в другое дело пихнули.

— Да вы что там себе в ЧК думаете? — возмутилась высокая видная женщина, представитель заводского совета. — Если человек с самого начала вел такое сложное дело, как его можно туда не взять уже рядовым?

— Вел безуспешно, — развел руками новый глава ЧК.