Мать ветров

— Нет, погоди, сначала руки тебе разотру, потом в варежки спрячешь.

И Хельга не возражала. У нее выходило забавное движение, исключительно вперед. С каждым годом она училась быть не только женой, но и ребенком.

— Я не вижу там ни духов, ни богов, — прошептала Хельга. Она окончательно свернулась в клубок в объятиях мамы и любовалась волшебным северным небом. Глубокое, дремотное, зимой оно примеряло дивные изумрудные наряды. Будто зеленая поземка стелилась по звездным лугам. — Там пусто и наверняка холодно. Почему нас манит туда?

— На этом утесе тоже было бы пусто и холодно, если бы здесь не было тебя, — фыркнула Зося. — А если серьезно... Человека в принципе куда-то тянет. Туда, где он сумеет стать больше себя самого. А когда перед ним нечто глубокое, бездонное, как небо или море, то ему кажется, что выплескиваться за свои пределы можно бесконечно.

— Но иногда хочется вплеснуться обратно в свою ракушку. Мама, это так странно... Я жила в трех разных странах, в трех семьях. И я всегда уходила без сожаления, оставляя за спиной то, что звала когда-то домом. А сейчас у меня впервые появилась мысль: я хочу домой и я точно знаю, где этот дом.

— Дом тоже больше тебя, но лишь самую малость. Дом — это твои стены, в которых ты не одна. Как же ты будешь стремиться в небо, если у тебя не будет стен? Это уже будешь не ты.

Зося отвязала веревочку, отпустила птицу, и ее крылья вновь затрепетали на ветру, собирая крошечные звездочки-снежинки.

За годы существования Республики чего только ни повидали крыши Блюменштадта.

Фонари на конопляном масле освещали главные улицы, а по праздникам и городской парк, разноцветные бумажные фонарики сообщали о том, в чьем дворе нынче свадьба или день рождения, факелы как символ угасающей огненной веры сопровождали усопших к месту последнего упокоения, а золотое мерцание сердце-цвета означало, что наконец-то наступила весна.

Небо не отставало от земли и засыпало крыши своими дарами. Щедро, бесплатно и абсолютно безо всякого повода в синих полях зацветали звезды, а на исходе лета падали вниз, чтобы обернуться желаниями счастливчиков. Два-три раза в год по вечерам распускались огненные цветы фейерверка, а днем время от времени особо шустрый воздушный змей вырывался из чьих-то рук и носился над городом ехидной пестрой тряпочкой.

Определенно, на крышах скучать не приходилось.

Нынче утром внезапный дождик рассердил горожан, которые боялись, что их лишат нового диковинного зрелища. Но к полудню распогодилось, и весь большой, прекрасный, разросшийся за десять лет Город Цветов глубоко вздохнул, будто огромный тысячеглазый зверь. И каждый глаз этого изумленного зверя следил за тем, как в небо поднимается воздушный шар с подвешенной внизу корзиной.

В первый день испытания корзина была пуста, но люди перешептывались, со страхом и предвкушением обсуждая, когда же хоть одно живое существо впервые взлетит над землей.

— То есть у них вместо птицы полетел тюлень? — пробормотала Мира, стоявшая на крыше Ясеня вместе со всей своей семьей.

— Птицы и так летают, змеюш! — ответил Радко, привычно дергая длинные косы сестры. — А тюлени — нет. Где справедливость? Правильно, вот справедливость.

— Может быть, мы с Арджуной однажды полетим, — мечтательно прошептала Вивьен. — Арджуна никогда не пойдет, зато сумеет подняться в воздух. Правда, здорово?

А Шамиль ничего не говорил. Он, затаив дыхание, следил за летящим шаром и пытался унять пустившееся вскачь сердце. Его, как и отца, очаровывали паруса и крылья, как и мама, он любил мечтать, но в то же время мысли о путешествиях и дальних краях необъяснимо пугали его, будто великаны, которые грозились растоптать хрупкий домик его семьи.

Чуть в стороне от старших внуков стояла Зося и не спускала с рук младшую внучку, изрядно подросшую за прошедший год. Впрочем, Лейла никуда и не рвалась. Она тыкала пальчиком в небо и восторженно пищала:

— Баба, а, а!

— Шар, — подтвердила Зося и осторожно потрогала светлые волосы малышки. До сих пор не верила. Это на фоне-то остальной чернявой компании!

— Ав, ав! — честно попыталась повторить Лейла.

Увы, «ав» путешественников не дождался. Как и «мяу». Зося с грустью взглянула вниз, на корни ясеня, у которых нашли свой последний дом две старых пушистых няньки. Посмотрела дальше, за городскую стену... Вздрогнула и подозвала к себе Милоша.

— Сынок, что это? Мне кажется, или сердце-цвета стало меньше?

— Не кажется, мама, — покачал головой Милош. — И Саид, и все мы сто раз перепроверили: это не вредительство, не воровство. Погода этой весной балует, и тепло, и дождей вдоволь, а он... как будто угасает.

Хельга с привычной дотошностью проверяла каждую мелочь, каждое крепление. Нет, все же дотошнее, чем обычно. Сегодня они с Артуром полетят вдвоем, и от ее внимательности зависит жизнь любимого человека.

Первые три раза воздушный шар, сделанный из холста и бумаги, взлетал с пустой корзиной. Они же с Артуром следили с земли, как он движется, как реагирует на порывы ветра, насколько устойчивая корзина, ровно ли горит пламя, нагревающее воздух внутри. Затем они улучшили конструкцию корзины и отправили в путешествие двух умных, спокойных служебных собак, которых рекомендовал Радко. Собаки благополучно вернулись на землю и на редкость спокойно облаяли чокнутого художника и его супругу.

— А могли бы вообще порвать на мелкую тряпочку, — философски заметил Радко, рыком успокоил обеих псин и угостил их лакомством.

В городе и за его пределами уже справедливо шушукались, когда же над землей поднимутся люди. Да и сами ошалевшие от счастья изобретатели жаждали поскорее очутиться в воздухе.

Сегодня они решились на пробный полет, о котором не знал никто из родни. Лишь несколько помощников, друзей семьи, обещали присмотреть за супругами снизу, а после поделиться своими наблюдениями.

— На долгий полет столько топлива не хватит, — сокрушался Артур, в последний раз критически осматривая содержимое корзины. — А больше этот шарик не поднимет.

— Давай решать проблемы по мере их поступления, — утешила мужа Хельга. — Пока что далеко мы лететь и не собираемся.

Артур шагнул к жене и с силой привлек к себе, смял ее тонкую талию своими неутомимым руками художника, изобретателя, любовника... Единство рук и мыслей — вот чем был ее любимый. Хельга засмотрелась в его светлые глаза с неизменными искорками безумия. Артур был ниже ее, а с годами становился слабее. Тот вихрь, в котором он жил, вернее, которым он жил, не оставлял времени на правильное питание, здоровый сон, размеренное чередование работы и отдыха. Она следила за мужем, как могла, но тот все равно перекусывал на бегу или просыпался среди ночи, чтобы набросать рисунок или чертеж. Забавная полнота мопса сменилась неуклюжим тюленьим жирком, Артура все чаще мучила одышка...

… но они полетят, и там, в бескрайней синеве, эти трудности просто потеряют смысл.

И пусть Артур ниже нее и не сможет поднять на руки. Зато ее любимый, самый сильный из мужчин, в чьих руках она чувствовала себя драгоценной хрупкой льдинкой, поднимет ее в небо.

— Летим? — шепнул Артур в приоткрытые губы жены.

— Летим, — таинственным, только для двоих, шепотом, ответила Хельга.

Вспыхнуло пламя, наполняя шар живительным теплом. Корзинка качнулась, вздрогнула — и оторвалась от земли.