Мать ветров

Она могла бы остаться в пещере. Не выходить. Ее бы никто не осудил. Но Зося лишь мертвой хваткой вцепилась в руку Али и смотрела на то, как к дереву привязывают Саида. Она знала: мужу намного хуже. Так негоже и ей малодушничать.

У ее мальчишек, старшего Милоша и двойняшек Али и Саида, не было обычного детства. Но с пяти до девяти лет они и вовсе жили неспокойно. Бежали от княжеских войск, переезжали, обустраивались на новых местах. Родители частенько оставляли их то одному деду, то другому. И надеялись, очень надеялись, что вот-вот все наладится, и ребята наконец-то будут видеть папу и маму.

Казнь первого командира Фёна положила конец этим несбыточным мечтам. Точнее, Зося-то как раз была с сыновьями и вообще присматривала за лагерем. А Раджи в одно мгновение лишился друга, которого любил до сумасшествия, и остался с молодой армией на руках.

Когда Раджи спросил у своих товарищей, пользовались ли его мальчишки хоть какими-нибудь привилегиями, он возмущался совершенно справедливо. Со всех троих он как командир требовал не меньше, а порой и больше, чем с остальных подопечных. Вот только в обычной жизни он терял всякую волю и порой неоправданно добродушно реагировал на шалости своих сорванцов. Проще говоря, если командир Раджи был беспощадным, то отец Раджи был беспощадно мягким.

И Зося не смела возражать. А что она сказала бы мужу, который мотался между тремя отрядами, полудохлый возвращался с заданий и видел собственных детей от силы неделю в месяц? Сейчас она не думала о том, насколько правы или не правы были оба. Шустрый и веселый Саид в повседневной жизни нередко откаблучивал что-нибудь безобидно-безбашенное. Когда его должна была удержать от пляски над обрывом сильная отцовская рука?

Та самая, которая, не дрогнув, оставила на смуглой гладкой спине юноши багряный след. А за ним и следующий.

====== Глава 3. Оно того стоило ======

Крест деревянный иль чугунный

Назначен нам в грядущей мгле...

Булат Окуджава

В ущелье под обрывом пенилась речка. Та самая, что бежала мимо их лагеря прямиком к Шварцбургу. Знал бы князь, какая дорожка связывает его цитадель с обиталищем его врагов. Впрочем, князь пока не относился всерьез к фёнам и воспринимал их как очередную разбойничью шайку. Мало ли их шляется по горам приграничья! Что ж теперь, за всеми бегать, ломая шеи на крутых склонах?

Саид не боялся поскользнуться и рухнуть в пропасть. И отнюдь не по недомыслию. Он просто умел лазать по горам, знал, как выглядит опасный камень или подозрительная расщелина, а что не знал, о том непременно выспрашивал у всех, кто попадался под руку. Еще раньше, на равнине, он начал осваивать лук. Их первый командир был весьма посредственным стрелком, а потому многому его не научил. Зато с появлением Арджуны жизнь Саида заиграла новыми красками.

А теперь он оступился. Не на круче, не на ветке дерева, поджидая в засаде очередного сборщика податей. Оступился глупо, постыдно и совершенно на ровном месте. Ну зачем его понесло на этот праздник, будь он неладен? Просто было легко и весело, а потом... Потом он и сам не ожидал, какой невыносимой болью отзовутся в его душе те оскорбительные слова. Будь он трезвым и собранным, он бы справился. А во хмелю — не вышло. Слабак и дурак.

Он не верил ни в богов, ни в ад, ни в рай, но легенды и Грюнланда, и Саори — родины его отца — юноша читал. Неделя в заточении как раз и показалась ему адом в миниатюре. Страшнее всего были прикосновения мамы, которая промывала его раны. Она молчала, но Саид и без того чувствовал, как ей плохо. Причем не из-за его проступка, а от вида его крови.

Но что отец?

Должен прийти сюда с минуты на минуту. И лучник малодушно надеялся на то, что каждая из этих минут окажется длиннее предыдущей.

— Саид.

Раджи появился на обрыве совершенно бесшумно. Даром что ли неспециализированное подразделение фёнов — мастеров на все руки — звали Призраками?

— Ты теперь меня презираешь? — выдал юноша то, что было на сердце, не подумав. Да что ж такое! Порка, от которой до сих пор невыносимо болела спина, и неделя в одиночестве, кажется, не заставили его поумнеть.

— Ты с ума сошел! — Раджи буквально рухнул рядом с сыном на колени и сжал его руки в своих ладонях. И Саид с облегчением уткнулся макушкой в его плечо. А командир требовательно спросил: — За что?

— За недостойные поступки.

— Али успел тебе передать, как я добывал компрометирующие письма Баумгартенов? — молчаливый кивок. — Вот это и вправду был, мягко говоря, недостойный поступок. Ты же нарушил приказ. Плохо. И за это я могу на тебя гневаться. Но не презирать.

— Тоже мне! — фыркнул Саид. — Братец Камиллы, небось, не одну крестьянку на сеновал силком затащил. А ее всего-то пару раз притворно поцеловали — подумаешь, беда!

— Я с тобой не согласен, — покачал головой Раджи. — Честная девушка не заслуживала того, чтобы ей лгали, но... Прости, у меня нет сейчас желания беседовать о других. Расскажи о себе.

Тоже традиция. Первый командир Фёна по велению сердца поговорил с первым наказанным сразу же после того, как тот вышел из заточения. А после уже Раджи и Зося целенаправленно разрабатывали судебную систему как для деревень, где имели хоть какое-то влияние, так и для внутреннего пользования. И на практике изучали, что и при каких обстоятельствах действительно меняет преступника, а что является лишь бессмысленной местью.

Солнце припекало, и пичужки, которые с утра еще порывались петь, окончательно притихли. Внизу шумел говорливый поток, пахло хвоей и нагретым камнем. Ад куда-то исчез, будто его и не было. А Саид жалел лишь о том, что у них редко выдавалось свободное время для таких вот доверительных, жестких и теплых бесед.

Милош родился на равнине и восемь лет провел в лесах и на болотах. А потом воины местного князя после долгого сопротивления вытравили Фён из своих владений, и они переехали в горы — Черные Холмы на западе Грюнланда, которые отделяли эту страну от соседней Ромалии. Мальчишка влюбился в горы с первого взгляда. И, как полагается всякому юному влюбленному, прощал им все: и коварство трещин в скалах, и зимние холода, и частую бескормицу. Но больше всего ему нравились такие вот ясные знойные летние дни, когда сосны и ели бездвижными величавыми стражами охраняли покой теплых, будто дышащих камней, а воздух чистотой и прозрачностью спорил с речками и родниками.

Только теперь в его сердце нашла дорогу иная страсть. Простят ли его горы? Простит ли его Фён?

Девять лет назад первый командир Фёна вместе со своим помощником и отцом Раджи отправился через горы, страну Иггдрис, что располагалась к северо-западу от Грюнланда и простиралась до моря, и уплыл на остров Шинни, который не одно десятилетие насиловали захватчики. На Шинни сопротивление едва-едва зарождалось, и повстанцы просили помощи у своих более опытных собратьев. Те трое ушли — и не вернулись. Но связи между двумя группами сопротивления сохранились до сих пор. Этой весной Милош ездил на побережье, чтобы встретиться с товарищами. И влюбился.