Матриархия

Или это... не сон был?

Все кажется знакомым. Это что-то вроде заброшенного замка: сырость везде, паутина. Здание администрации Подземельного района.

Где остальные пленники? Где зомбированные-сумасшедшие телки, если это логово Королевы?

– Ты всегда болтаешь вслух?
– спросил жирдяй. Он потянул на себя дубовую дверь, обшитую железом. Петли хоть и с коростой ржавчины, но не скрипят. Здоровяк подтолкнул меня сзади дулом автомата. Бежать, бежать...

– Даже не думай, - покачал он головой.

– Я что, тоже вслух это сказал?

– У тебя на лбу написано. Добро пожаловать!

– жирдяй сделал широкий жест, приглашая меня в темноту.

Завитки черного тумана клубятся возле ног, подбираются все ближе. Туман этот неожиданно холодный, леденящий, прямо кусает кожу.

БД-ТУМ!

Сердце ушло в пятки. Вместе с ним и кровь отлила от сердца, и застыла в ледяных стопах.

Только сейчас я понял, что стою босиком. Как во сне.

Темнота накатывает, пульсирует, дышит как будто. Вспоминаю Олю. Сам тоже дышу, и клубы холодного пара ласкают губы, как на морозе.

Первый огонек, второй, зажигаются как звезды.

Двери у меня за спиной закрыты. Попробовал так, для проформы, потому что назад-то мне и не нужно. Кажется, здесь все и решится, куда уж бежать теперь. Страх все еще бродит по жилам, и я пытаюсь думать, что это просто тени, что те огоньки - отнюдь не чьи-то жадные глаза (и вовсе не присоски с глазами).

А тени ползают под ногами. Я селал шаг, еще один, а сбоку зажглись огни, слева и справа. Зал огромный, в нем вполне можно играть в минифутбол, шесть на шесть. Пол напоминает речной лед. Матовый, голубоватые прожилки и пузырьки, пузырьки...

Мелькнула тень внизу, я отшатнулся и врезался спиной в дверь.

Надо мной вспыхнул свет. Не факел и не свечи, а обыкновенная люстра со стекляшками. Они задорно переливались и подмигивали, но меня пробрал мороз. В воздухе висело почти осязаемое напряжение, и пульсации, эти зародыши неведомых звуков, поддавливали барабанные перепонки.

А вот и трон, почти в самом конце зала.

– Эй! Я знаю, что ты там!
– голос хриплый, изо рта валят клубы пара. Даже не верю, что смог выкрикнуть это, потому что замираю от страха: сердце бьется неровно, а кожа топорщится мурашками. Перед глазами - мертвый смайлик, с глазами-крестиками.

И не видно, что на троне. Кто-то скулит, будто бы, пищит.

Я приблизился к спинке. Она сплошь исписана иероглифами, рисунками, выпуклыми такими, вроде барельефов. Как будто обрывки древних культур смешали в кучу, а затем вылепили эту спинку.

В глазах зарябило, когда я присмотрелся к креслу. Фигурки расплылись и «картина» стала напоминать пластилиновый мультик: мужчины хвалились гротескно огромными причиндалами, а женщины с ухмылочками щелкали ножницами.

В переносицу вступила ледяная игла, как будто я проглотил слишком большой кусок мороженого. Игла повернулась по часовой стрелке, царапая черепную коробку изнутри, и сразу вернулась тошнота.

Закрыл глаза, сделал глубокий вдох. Теперь фигурки вроде бы не двигаются. Их окружают письмена вроде арабской вязи, орнаменты, которые можно принять за что угодно.

Опять всхлипывания.

Я медленно обошел трон по кругу и, слава Богу, он не вертелся, как в том кошмаре. Когда я мельком взглянул под ноги, увидел, что лед стал прозрачнее и как, будто чуть подтаял.

Ожидал увидеть на троне кого угодно. Но только не ее.

И не голую.

– Что... Что они с тобой сделали?!
– тело не слушалось, ноги дрожали. Надо бы броситься к ней, и скорее освободить, а я как болван стоял. И губы у меня прыгали, и коленки тряслись как перед дракой, которую заведомо проиграл.

– Помоги...
– прошелестела она, поблескивая затухающими искорками в глазах. Почему-то перед глазами то оскаленное лицо, со столба. Лицо, похожее на Юркино.

Я сорвался с места, схватил пальцами путы, и тут же отдернул ладонь. Жжется.

Что это, черт возьми?

Как скользкие кишки. Я вытер слизистую дрянь о штаны: хорошо хоть не раздели догола, как во снах.

Тело несчастной девушки перетянуто, спеленуто этими слизистыми щупальцами. Как толстые червяки в соплях. Я схватил еще одну «кишку», потянул.

Девушка вскрикнула.

И только после этого крика я понял, что это на самом деле ОНА. Оля.

Она на троне. Голая, перетянутая многочисленными «восьмерками» слизистых пут, вонючих щупалец.

– Н-не нх-ада, - прошелестела она.
– Рома... Мне больно...

– Сейчас, сейчас...
– несмотря на холод, меня мигом прошиб пот. Может, оттого, что она произнесла мое имя вслух. Как же... что же сделать?

ЧТО ДЕЛАТЬ?!

– Не трудись, - затанцевал насмешливый голос под потолком. Я вздрогнул. Этот же голос, который я слышал в многочисленных кошмарах. Но Королевы нигде нет.
– Ей уже не помочь.

– Отпусти ее, тварь!
– проорал я.
– Тебе нужен я! Так выйди сюда, дрянь!

– Не дери горлышко, любимый.

– Помоги... Р-рхо-ома-а...

На кишке вздулся пузырек. Растет, растет. Я машинально опустил все еще пульсирующую жаром ладонь в карман. Карандаш!

(перед тем как сломаться заостренный кончик карандаша выдерживает давление порядка 264 килограмма на квадратный сантиметр)

Факт всплывает в мозгу так же легко, как и воспоминание о том, первом разговоре с Вениамином.

«Несущая частота магнитного поля Земли изменилась».

Я уже занес над головой острие. «Кишка» взорвалась, и я еле успел прикрыть лицо. Запахло палеными волосами, едкая дрянь жгла кожу, а Оля визжала так, что лишь каким-то чудом не лопалась горло.

Щупальца стягивали Олю, как тряпичную куклу. Брызги поедали голые бедра, и на молочно-белой коже расцветали бордовые раны.

И уже через мгновение они превратились в жадные рты-разрезы. Брызнула кровь, я выронил карандаш и заложил уши. Визг сопровождался громогласным хохотом, и казалось, что стены сейчас рухнут и расплющат меня по ледяному полу.

Широко распахнутые глаза Оли ползут из орбит, одна из веревок все сильнее перетягивает нежную шейку. Рот треснул, и из уголков потекла кровь.

Это не Оля. Не может быть такого, ведь... просто не может, и все тут. Я должен был ее спасти, и мы...

Она кричит, и кричит, буквально расползается на части.

Лохмотья кожи падают на пол, он теперь уже не матовый вовсе, а зеркальный. Течет густая дрянь, вроде картофельного соуса, с кетчупом и обрывками переваренной капусты. Вот упал скальп-мочалка, а жижа бурлит, пузырится.