Матушка Готель

Мужчина пришел в чуть заметное замешательство, поскольку не вооруженным глазом было видно, что меха в мешке, хватило бы на любое одеяло и ещё маленькое одеяльце в придачу.

– Не расстраивайтесь так, прошу вас, - попытался он её успокоить, - обещаю вам, если вы зайдете снова, я обещаю найти вам еще.

– Я была бы вам признательна, месье, - подняла она высоко голову, вложив в голос как можно больше официальности.

– Крист'oф, - решил представиться тот, - меня зовут Кристоф.

"Ну, естественно, - в себе улыбнувшись, подумала Готель, - мало, что он красив как Бог". Но она ничего не ответила, только бросила на стол несколько монет, схватила мешок и спешно вышла за двери дома.

– Вы придёте?
– услышала она вслед, но снова ничего не ответила и скоро исчезла за углом улицы.

Обратная дорога пролетела незаметно, ибо все мысли Готель были заняты минувшей встречей. Снова и снова она проворачивала в голове их диалог и удивлялась своему нечаянному поведению, как то: смущение, вводящее её в краску или внезапный каприз, и молчаливый побег, как будто ей вдруг исполнилось пятнадцать. Она даже уселась на валун в лесу, до того её пробрал смех. Немного отдышавшись, она посмотрела вверх, туда, где на неё с непониманием смотрели звёзды и перешептывались последние листья.

Была полночь. Рядом на траве лежал мешок с овечьим мехом, явно большой для одного детского одеяльца. Готель закинула его на спину и пошла к башне.

Когда она вернулась, до рассвета было ещё далеко. Девочка спала, и Готель легла к ней рядом. Несмотря на усталость, она всё ещё не засыпала. Она думала о Кристофе, о том, чтобы вернуться к нему как можно скорее.

– Гулять, пошли гулять, - лепетал ребенок.

– Спускайся, только осторожнее, - отвечала Готель.

– Софи! Софи!
– вспоминала вдруг девочка.

– Она уже внизу, - успокаивала та.

По весне на улице каждый день устраивался "пир на весь мир", а потому, порой, там оставалась не только Софи, но и кукольные горшки, тарелки, ложки и вся остальная трапезная атрибутика. Благо, ночи были сухими и теплыми. Летом солнце прогревало ручей настолько, что девочка, придя набрать воды для рапунцеля, задерживалась в нём, а иногда и садилась в воду целиком, плескаясь из него во все стороны. Она могла барахтаться там целую вечность, но Готель, боясь полуденного солнца, уводила ребенка на обед и вскоре укладывала спать.

Наступало долгожданное время дневного отдыха. В горячий, летний зной девочка спала до четырех часов к ряду, и Готель, особенно, после очередной прогулки в Шамбери, чувствовавшая себя как выжатый лимон, с нескрываемой радостью падала на постель и вставала под вечер еще более ослабленная, с ватным телом, но, тем не менее, невероятно счастливая. Иной день они просыпались в оранжевых лучах заката, и тогда Готель спускалась на улицу, забирала с прогулки Софи и поливала насквозь просохшую под рапунцелем землю.

– А почему у меня растут волосы, а у тебя нет?
– спрашивала девочка.

– Потому, что ты еще маленькая.

– Но Софи тоже маленькая, - удивилась та.

– Софи - кукла, - пояснила Готель, - как бы человек.

Это была правда, волосы девочки со временем становились всё длиннее и краше. Их цвет был подобен солнечным лучам, а пряди легки и почти неосязаемы. Был лишь один предмет, который давал такие же ощущения, а именно - цветок, подаривший Готель это любопытное дитя, а Марии Анжуйской в прошлом году ещё одну здоровую девочку.

– А почему мы не ходим к другим людям?

– Потому, что снаружи еще очень опасно - война и болезни, а многим людям просто не хватает еды.

– Тогда почему они не придут к нам?

"Наверно, это этого цветка в ней столько добра", - думала Готель. И узнав, что Софи - "как бы человек" и, в отличие от рапунцеля, не живет, девочка стала уделять больше своей заботы ежедневно нуждающимся в том колокольчикам, чем кукле.

– Почему вы хоть раз не останетесь до рассвета?
– удивлялся Кристоф.

– Рапунцель, - улыбнулась Готель, - если я не полью их утром, они неминуемо слягут под полуденным солнцем.

– Вы водите бедного Кристофа за нос, - удрученно качал головой тот.

– Это наша правда, мой милый пастырь, - отвечала она, нежно проводя по его щеке рукой.

Готель не хотела рассказывать о существовании своей девочки, а потому отшучивалась и сказала первое, что пришло ей в голову.

Она уходила из Шамбери, едва небо начинало светлеть, заходила в ближайшие к дому деревни и покупала ночной хлеб или свежие яйца. Она поднималась по ступеням башни совсем тихо, вслушиваясь в её тишину и стараясь не разбудить ребенка, а как только оказывалась наверху, сразу заходила в детскую и садилась у постельки.

– Рапунцель, - улыбнулась сама себе Готель и погладила девочку по волосам.

Всё вроде бы устроилось. Не считая того, что, не желая смешивать те два мира, которыми она жила, Готель приходилось делить себя надвое. Но она возводила и ночами бродила меж ними, даже отдавая себе отчет, что любое их столкновение окажется кому-нибудь катастрофой.

– Узнав, что принцесса влюбилась в пастуха, и не желая отдавать свою дочь замуж за простолюдина, король заточил её в самой высокой башне своего замка и посадил ей на стражу дракона о трёх головах, - читала очередную сказку Готель, - лишь тот, кто сможет освободить её, станет ей законным мужем, провозгласил государь.

Чем был вызван такой сюжет, непонятно. Возможно, Готель не хотела далеко ходить за историей, а может быть, пусть и подсознательно, но была намерена создать в уме ребенка похожую модель и за пределами башни. Так или иначе, девочке очень понравилась эта сказка. И, наверное, как раз потому, что эта история давала ей ощущение общности с героиней. Она наряжалась в цветные ленты и бродила по дому, то и дело, наступая на них, чуть не падая.

– Я похожа на принцессу, - спрашивала она.

– Да, мой цветочек, - отвечала Готель, вплетая ей в волосы лиловую ленту, - ты самая настоящая принцесса.

Маленькая Мария не могла знать, сколько правды ей было сказано за эти годы. И уж тем более, ту грань, за которой начиналась сказка, ей было уже не уловить. Всё стало возможно в этой воистину волшебной башне. И даже самое невероятное здесь становилось правдой, а любая правда в одно мгновение превращалась в вымысел. Не было никакого смысла скрывать правду, ибо ею здесь являлось всё.

– А почему принцесс всегда заточают в самую высокую башню?
– спросила тогда девочка.

– Их отлучают земли и ходьбы по ней, в назидание их высшей принадлежности, - отвечала Готель.