Майя
Шрифт:
Марка отвели назад в камеру. «Никого не интересует правда - подумал он с ужасом- презумпция невиновности отменена!» Увы, те, кто требовал от него нужного по заказу признания, в процессе выбивания такового, не стеснялись в выборе средств. Оба избитых сокамерника, глядя друг на друга, понимали, что обречены.
Дверь в очередной раз заскрипела и арестанты инстинктивно сжались. В проёме стоял мужчина в форме майора НКВД.
– Ты, Молтарновский ?
– спросил он Марка
– Да.
– горько прозвучало в ответ.
–
В ответ вновь последовало такое же однословное- «Да.»- с заметной примесью удивления.
– Следуй за мной!
– приказал энкавэдэшник и повёл арестованного к выходу. Ещё не осознав происходящее, Марк в сопровождении майора, вышел во внутренний двор и поспешил вместе с ним к машине. Пошёл снег. Крупные снежинки, кружась, падали на разгорячённое лицо и тут же таяли и он непроизвольно улыбнулся. Заметив его улыбку, майор схватил Марка за отвороты пальто и зловеще прохрипел:
»Что-то рано радуешься, докторишка сранный, я ещё не решил окончательно контра, ты, или нет. Сейчас в больнице, в тяжёлом состоянии, страдая от острой боли в животе, находиться мой боевой товарищ Сергей Васильченко. Не ты ли накаркал ему на днях о прободении язвы? Слушай шмок, я вытащил тебя из этих стен, только потому, что друг мой решил доверить свою жизнь тебе, а ни кому нибудь другому. Но если с ним, что-нибудь случится, я собственноручно поставлю тебя к стенке! Ты, всё понял?»
– Да.- отвечал Марк.
Только мысль о судьбе его родных женщин, помогла избитому доктору собрать в кулак волю и стать к операционному столу. На его счастье, он прибыл вовремя и благополучно провёл операцию. После повторного переливания крови, у больного порозовели щёки и, получив порцию обезболивающего, он спокойно спал.
– Как чувствует себя Сергей Владимирович?- спросил нетерпеливо, ожидавший Марка майор.
– Его жизнь вне опасности- докладывал ему доктор- все параметры в норме и ему сейчас необходим покой.
«Слышь доктор, а ты молодец, к тому же везучий, никак в рубашке родился. Знай, советская власть-есть власть справедливая! Мы тут во всём разобрались, ты свободен. Давай, давай, иди домой, пока я не передумал.»- объявил врачу майор и набросив на плечи халат, поспешил в палату к другу. Не веря своим ушам, доктор продолжал смотреть вслед уходящему майору, пока тот не скрылся за поворотом больничного коридора.
Гораздо позже, придя в себя, Марк обсуждал с Эммой случившееся и всё не мог понять, как следователь- еврей из вечно гонимого мог превратиться в палача!
«Я не знаю, дорогой, - отвечала Эмма - но думаю, что в окружающем нас мире нет хороших или плохих народов, есть дурные и порядочные люди среди всех.»
Марк нежно гладил поседевшие волосы жены. Оба понимали, что его освобождение - это крайне редкое отступление из правил.
«Мы отнесём твоё возвращение домой в разряд новогоднего чуда»- осторожно обнимая мужа, боясь задеть его поломанные рёбра, прошептала Эмма.
Медицинская рота продолжала принимать раненых, работая под шквальным огнём. Пуля, пробив брезент перевязочной палатки, ранила санитара, оказав ему помощь, Марк вернулся к операционному столу.
«Марк Александрович, немцы!»- вдруг ошарашенно вскрикнула Даша. Обернувшись, доктор увидел немецкого офицера, направившего на него автомат и, в этот же момент, раздался резкий свист падающей бомбы, накрывшей их всех...
Глава 5 Смена власти.
Наконец, пришла весточка от Марка Александровича, его короткое письмо читалось сызнова по многу раз, каждой из трёх женщин и каждая шептала: « Слава Богу, он жив!» В письме Марк писал:
« Здравствуйте, мои дорогие, мама, Эмма и Майечка!
У меня всё хорошо, я жив и здоров. Идут сильные бои, очень много раненых, часами не выхожу из операционной. Зная, как вы волнуетесь, отлучился на минутку написать вам несколько слов. Как вы, мои дорогие? Вы не представляете, как я за вами скучаю. Думаю вам надо постараться и уехать из города. Поезжайте к Семёну в Москву. Берегите себя.
Простите за краткость письма, меня уже зовут к вновь поступившим бойцам.
Обнимаю вас крепко и целую!
15.07.41 Ваш Марк.»
Эта почти записка Марка несколько успокоила всех, но тревогу не сняла, ведь она была написана больше месяца назад.
В конце августа 1-й танковой группе вермахта удалось захватить крупный плацдарм на левом берегу Днепра у Кременчуга. 25 августа немцы начали наступление в сторону Нежина и Конотопа. Не смотря на кровопролитные бои, Войска Красной Армии не смогли остановить движение танков Гудериана и Конотоп, крупный железнодорожный узел связывающий Киев с Москвой, пал. Драгоценное время для вывода войск из наметившегося окружения было безвозвратно упущено.
Школьные занятия в этом году, в связи с обстановкой, начинались не с первого сентября, а с восьмого. Ида Соломоновна, проводив Эмму и Майю из дома, уселась у окна в гостиной и чтобы не сидеть без дела, занялась починкой вещей: то оторвавшуюся пуговицу на блузке пришить, то дырочку на носке заштопать, но сбежать от своих горьких мыслей не смогла и от стоявшего в горле кома тоски по сыну разрыдалась. Утирая платочком слёзы, Ида заметил идущую по дорожке почтальоншу Клаву с увесистой сумкой наперевес. Странно, подумала Ида, почему она не положила почту в ящик, как обычно, а идёт к дому и, почувствовав сильное беспокойство, направилась к входной двери. Клава вручила Иде свёрнутый треугольником конверт, где в скупых казённых словах сообщалось:
«Ваш сын, Молтарновский Марк Александрович, военврач lll ранга в боях за город Киев 14.08.41 года, пал смертью храбрых с честью выполняя свою гуманитарную миссию врача, защитника своей Родины...»
Не издав ни единого звука, Ида грохнулась со стула на пол. Клава не впервые приносила извещение о смерти, наученная горьким опытом, она носила нашатырный спирт с собой в сумке и подсунув открытый пузырёк под нос лежащей в обмороке женщине, пыталась привести её в чувство. Вернувшиеся домой Эмма и Майя, застали Иду сидящей на том же стуле у окна, крайне бледной, с совершенно отсутствующим видом и одновременно воскликнули : «Что случилось?», но увидя лежащую на столе похоронку, обе осеклись на последнем слове: « мам...»; «бабул...»