Майя
Шрифт:
Избитая, в окровавленной одежде, девушка вызывала подозрение у любого и вновь показаться в таком виде в деревне не могла, как и не могла одна выжить без еды и поддержки в лесу, тем более в предверии зимы, этих самых шансов на выживание было ох, как немного. Её ожидало мало радостное пробуждение, но не будем забегать вперёд, дадим крепко спавшей отдохнуть и набраться сил, они ей вскоре пригодятся.
Глава 9 Лес рубят – щепки летят.
Майя проснулась от звука шаркающих по дороге ног. Веливоеннопленных красноармейцев, солдат и офицеров, попавших в окружение в киевском «котле», длинной колонне не было конца. Они шли уставшие, понурые,
Майя дождалась темноты и, перейдя дорогу, пошла через поле в лес, в надежде найти партизан. Крайне хотелось есть, но ещё больше пить. Холодный ветер пробирал до костей. Вконец продрогнув, она пыталась идти быстрее, однако боль в ноге ограничивала движение. В лесу было гораздо теплее, но страшно, за каждым деревом или кустом в темноте мерещился, то какой-то зверь, то немец с автоматом, казалось, что шум шуршащей листвы разносится по всему лесу, а треск ветки под ногой, звучит, как выстрел. Устав, Майя устроилась на очередной ночлег под елью, вновь укрывшись сухой листвой.
Лучи утреннего света коснувшись верхушек, скользнули вниз и заиграли удивительными красками на деревьях, переливаясь с жёлто-багряного до увядшего светло-зелёного, постепенно переходящего в более тёмные тона. Ах, как замечательно осенью в лесу, одни листья пожелтели, другие стали пурпурными, ещё не опавшие золотистые листочки на берёзах висят, как маленькие монетки. Налетающий время от времени ветер срывает их одну за одной и они кружась в воздухе медленно падают на усохшую траву. Затерявшаяся между одетыми тоже в золото и бронзу дубом и клёном, стоит красавица рябина, вся в красных бусах, словно стройная девушка нарядившись на праздник, а рядом в тёмно-зелёных бархатных платьях красуются величавые ели. Вокруг зависла чарующая тишина.
Открыв глаза, Майя невольно залюбовалась окружающей красотой, на мгновенье ей показалось, что нет никакой войны и всё, что с ней приключилось лишь кошмарный сон, что сейчас она позовёт папу, маму и бабулю и они вместе пойдут гулять по этому сказочному лесу. Боль во всём теле и голод сразу напомнили о мрачной действительности и девочка шла куда ноги несут, лишь бы в глубь леса, отдыхала, но с каждым разом вставать становилось всё труднее. У сломленного буреломом дерева остановилась ночевать и, обложив его еловыми ветками, влезла внутрь этого маленького шалаша. Вслед за сорвавшимся ветром пошёл мелкий дождь, уставшая путница выставила сложенные лодочкой ладошки и наполнив их водой с жадностью пила. Враз стало сыро и холодно. Спать на еловых ветках было колко, зато приятно пахло хвоей. Она свилась клубком, как котёнок и под колыбельную осеннего дождя тут же отключилась. Ей снились родители и бабуля. Они уселись в такси с вещами, отъезжая в отпуск. Майя пыталась открыть дверь машины, чтобы сесть и поехать вместе с ними, но дверь заклинило. Машина поехала вперёд, бегущая за ней девушка кричала :» Не уезжайте без меня, не оставляйте меня одну!» Сидящие в машине махали ей рукой, отвечая :» В следующий раз, дорогая, в следующий раз.» Проснувшись от просочившихся сквозь ветки и упавших ей за шиворот холодных капель дождя, девочка, застонала от боли и, переместившись в более сухое место, снова задремала. Дождь прошёл. Мокрый лиственный настил больше не шуршал, скорее хлюпал, мягко проваливаясь под ногами. Лес простирался то на ровной плоскости, то на рельефных низинах и многочисленных оврагах, то подымался на небольшую возвышенность, то пересекался грунтовой дорогой. Дойдя до такой дороги, прислушалась, вокруг было тихо и она перейдя на противоположную сторону вновь углубилась в лес, так по особенному прекрасный в лучах заходящего солнца. Уже не шла, а еле передвигала ноги, каждый раз уговаривая себя дойти то до этой сосны, то до того куста. После захода солнца в лесу темнеет быстро. Спать на мокрых листьях удовольствие из малоприятных и на этот раз Майя облюбовала себе большое дупло старого дуба. Звенело в ушах, есть хотелось так, что она стала жевать хвою с еловой ветки, сначала плевалась, но потом привыкла. Наверное у неё были галлюцинации, будто сидит она на телеге с какой-то жирной тёткой, та за обе щеки уплетала белую булку не предлагая ей, и Майя, сильно разозлившись, стала эту булку у тётки выдирать и запихивать себе в рот. Солнце уже стояло высоко, когда она вновь пустилась в путь. Всё никак не могла подсчитать сколько дней идёт в этом бесконечном лесу, шла и наткнулась на странное дерево, листьев на нём почти не осталось, зато висели плоды, приглядевшись, поняла, что это сухие груши. Она не очень задавалась вопросом, как плодовое дерево выросло среди леса, просто обрадовалась ему, как спасителю, объевшись его гостинцами, набила ими карманы юбки и кофты и, чуть повеселев, стала подниматься на пригорок. Внизу была небольшая, укрытая от ветра поляна, спускаясь Майя поскользнулась на мокрой траве и кубарем покатилась вниз.
Приподняв ресницы, увидела над собой склонённых мужиков в серых ватниках, удивлённо разглядывавших её, но от боли во всём побитом теле, не сразу сообразила, что это и есть те самые партизаны, которых так стремилась найти. Она поглядывала на них затравленно, с опаской, они же обсуждали её не стесняясь и от них во всю разило перегаром.
«Кто такая ?» –резко спросил мужчина в центре, по-видимому, командир и обращаясь к рядом стоящему-« Слышь, комиссар, она выглядит так, словно её с креста сняли.»
«С какого креста, командир, по её сумасшедшему виду явно Кирилловка плачет, вот только всех больничных пациентов немцы в Бабьем Яру ещё 27 сентября расстреляли »- и переглянувшись с командиром обратился к Майе:
«А ,ты, часом не с Бабьго Яру сбежала?»
«Да»- отвечала девушка, не могла же она соврать будущим соратникам по оружию-« Я, Майя Молтарновская и к вам с последних сил добралась, чтобы с немцами воевать.»
Командир многозначительно фыркнул, а потом побагровев заорал:
»Как эта девчонка посреди лагеря оказалась? Кто дежурит на посту? Немедленно привести ко мне.»
Один из бойцов побежал за постовым и вернулся с мужчиной средних лет с помятым, заспанным лицом. Он был обескуражен, смотрел на всех исподлобья, затем уставился на Майю колючим взглядом. Рассерженный командир стал трясти его за плечи, громко ругая :
«Ты, что Куркуленко, мать твою...совсем из ума выжил, отряд тебе доверил свои жизни, а ты на посту уснул, а если бы это были немцы, нас бы тут, как куропаток постреляли. Находясь во вражеском тылу, мы продолжаем оставаться боевой единицей войск НКВД и соблюдение строжайшей дисциплины одна из важнейших основ нашего успеха в борьбе с врагом – окончательно выйдя из себя, командир выхватил свой наган и начал водить у Куркуленко под носом, продолжая кричать- в военное время твоё головотяпство приравнивается к пособничеству врагу и наказание ему – расстрел!»
– Товарищ командир! Вы же сами вчера отметили меня перед строем за успешное выполнение задания.
– оправдывался Куркуленко.
– Так-то было вчера, а может потому, ты, ещё жив.
– Что-же вы, меня, боевого подрывника, из-за этой жидовки расстреляете?
– Не из-за неё, а за твоё разгильдяйство, ты у нас уже большой мальчик, научись отвечать за свои поступки.
Подошедший к ним комиссар, положил руку на плечо командира и примирительным тоном сказал:
»Иван Афанасьевич, ты ведь сам сказал, что мы боевая единица, давай без самосудов, посади его на губу, пусть посидит, подумает, да и мы подумаем, что с ним дальше делать. Подрывник он отменный, ещё не раз нам пригодится, а о дисциплине я с ним поговорю. Лучше разберись с этой- кивнул он головой в сторону Майи - Ты ведь сам понимаешь, что ей здесь не место.»