Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Глава 8 Собачий сговор.

Дождавшись темноты, Майя потихоньку сползла в овраг, но стать на опухшую ногу из-за боли не смогла. Отодрав от низа юбки полоску, она наложила на голеностопный сустав повязку восьмёркой, как учил её папа, боль немного приутихла, но уйти с такой ногой далеко не представлялось возможным. Девочка то прыгала на здоровой ноге, то ползла на четвереньках и с последних сил добралась до ручья. Она была в полном отчаяньи, совершенно не зная, что ей делать, наклонившись к ручью напиться, задела рукой валяющуюся пустую консервную банку и решила за растущими рядом, у самой стены, кустами вырыть небольшое углубление и схорониться в нём. Остаться в яру, когда вокруг рыщут десятки гитлеровцев и полицаев покажется со стороны настоящим безумием, её обязательно заметят, вновь схватят и расстреляют! Беглянку поймали, далеко от него так, как искали по

всей округе и она, на свою беду, оказалась в нём вновь. Быть может спрятавшись у всех на виду, девушка сможет избежать этой участи, что ей было терять, кроме своей жизни? Рыла до утра, песок разбросала вокруг и примостившись в узкой норке, погрузилась в забытье.

Лежащая в нише, то приходила в себя от разносившегося по карьеру эха пулемётной и автоматной стрельбы, то вновь засыпала, её морозило от холода и страха, от сознания того, что её могут найти и она продолжала лежать, боясь пошевелиться.

Проснувшись от странного прикосновения, Майя увидела сидящего рядом рыжего пса, он смотрел дружелюбно, лизнув её в нос, улёгся рядом. Обняв этого бродягу, она подумала: «Вот ведь, как в жизни бывает, люди меня не пожалели, а собака пожалела» и, чуть- чуть согревшись, снова уснула. Открыв глаза, девочка никак не могла понять, где она находится, пёс ушёл, а может он ей приснился? Услышав совсем рядом немецкую речь, она окончательно пришла в себя и, осторожно раздвинув ветки куста, увидела, солдат, натягивающих вокруг оврага колючую проволоку, ей оставалось лишь надеяться, что они не успеют закрыть ров к ночи. Как только стемнело, Майя выползла из своего укрытия, одеревеневшее от длительного лежания в одной позе, тело плохо слушалось свою хозяйку, но надо было спешить и поправив повязку на ноге, попыталась на неё стать, острая боль прошла. «Значит не перелом»-обрадованно подумала она. Напившись впрок воды, хромая, пошла по дну рва и дойдя до незатянутого проволокой участка, осторожно полезла наверх, хватаясь то за кустик, то за выступающий из стены камень и не веря самой себе, выползла. Отдышавшись, разглядела в темноте узкий переулок, упирающийся в улицу, повсюду частные домики, в окнах которых, изредка мелькал свет керосинки. Это была окраина города. С 20.00 вечера до 5.00 утра действовал комендантский час, любого, оказавшегося в это время на улице расстреливали на месте, не имея выбора, беглянка двинулась на встречу судьбе. Дойдя до угла, она повернула на улицу и пошла так быстро, как позволяла ей нога.

Ночное затишье нарушил рокот мотора, затем отдалённые крики и автоматная очередь, повергнув беглянку в панику. Треск мотоцикла приближался ей навстречу. Спрятаться было негде, рядом у самого забора рос тополь и она, втиснувшись между забором и стволом дерева, замерла не дыша. Со стороны двора раздался звон цепи и через секунду большая собачья голова уткнулась в спину едва не заоравшей со страху Майи, обнюхав её, дворовой сторож завертел носом и потеряв интерес, ушёл. У стоявшей был настолько жалкий вид, что даже пёс не стал на неё лаять, наверное решил, что жизнь её хуже собачьей.

В мотоцикле сидели два огромных гитлеровца в касках с бляхами на груди и автоматами. Они проехали до конца улицы, освещая фарой дорогу и Майя увидела за последними домами открытое пространство, оказывается она шла в противоположном направлении. Немцы постояли освещая пустошь, прошили её автоматной очередью, видимо на всякий случай, вдруг там кто-то прячется, и, развернувшись, поехали назад. У перекрёстка остановились и, не заметив ничего подозрительного, повернули вправо. Как- только шум ночного дозора утих, Майя пошла назад по улице, прочь из города. Пересекла какой-то пустырь, заваленный всякой ерундой, падала, поднималась и наконец доковыляла до зелёной посадки. Дальше идти просто не могла, болело всё тело, рвали плечо, щека, спина, отваливались ноги. Выбрав дерево вокруг которого заслоном росли кусты, нагребла к ним кучу опавших листьев и, зарывшись в них, закрыла уставшие глаза, но заснуть не смогла, лежала, горестно вздыхая, и слёзы, одна за одной, побежали по щекам, прокладывая дорожки на грязном лице.

Кто знает, что преобладало в измученной душе этой хрупкой шестнадцатилетней девочки-подростка пережившей подобный ужас: животный страх дичи убегающей от своего преследователя; непомерная боль и горечь от перенесённых физических и душевных унижений; глумлений, чтобы сломать и растоптать; чувства безысходности и потерянности при столкновении со столь циничным и непостижимым жестокосердием, с которым были безжалостно убиты десятки тысяч людей и среди них её родные, подруги, знакомые; гнев от соприкосновения с людской подлостью, коварством и предательством, ведь Парасок и Панасюков к большому сожалению было множество; или присутствие этого огромного желания жить, позволившего ей дважды выбраться из мрака преисподней, а может быть всё перечисленное бушевало в ней разом, непомерно жгло сердце и выливалось жгучими слезами.

Она

училась в советской школе и в божественную сказку сотворения мира не верила, но с пониманием относилась к тем, кто верил, считая, что человек не может жить без веры во что-то. Не будучи глубоко религиозным человеком, Майя любила национальные еврейские праздники, которые праздновали в семье. Обожала бабушкины ументаши с маком на Пурим, мацовую бабку с вишнёвым вареньем на Песах и особенно любимый торт-медовик, всегда украшавший стол на Рош-ха-шана - еврейский новый год. Ведь именно вера и соблюдение традиций позволили её народу сохранить свою индивидуальность. Раненая душа взимала руки к небу, люди в большинстве своём вспоминают о Боге в трудную минуту, но и в повседневной жизни, не верующие в него, используют выражения: «Боже, отведи и проведи!» или «Не дай Бог!» и подобные. Значит ли это, что Бог представляет собой какую силу света, живущую в каждом из нас и именно она сохраняет в нас человечность, что Бог- это людская порядочность, чистота души, добро и способность делить его с ближним или же он какое-то капризное создание, живущее, где-то там в заоблачной высоте и заправляющее всем, что твориться на Земле.

«Если, ты, есть Бог, - кричало девушкино сердце,- ты, омерзительно жесток, ты, не пришёл на помощь, ты, продолжаешь молча сидеть и смотреть, как приспешники дьявола зверски замучили и продолжают мучить стольких ни в чём не повинных стариков женщин и детей. Если, ты, нуждался в подобной жертве, чем же, ты, лучше убийц?!»- всё вопрошала она небеса и не получив никакого ответа, продолжала лить слёзы.

Разуму нормального человека не дано постичь, как соотечественники Шиллера и Гёте вели себя, подобно, средневековым варварам, с каким садизмом и ухищрённостью придумывали новые способы массовых убийств, применяя « душегубки» и с немецкой хозяйственностью закладывали экспериментальный мыловаренный завод для выработки мыла из костей убитых.

Майя не могла знать сколько погибло людей, это знали те, кто

убивал, любители порядка, они вели точный учёт:

Согласно отчёту начальника зондеркоманды 4 «A» Пауля Блобеля, входившей в состав айнзацгруппы «С» под командованием бригаденфюрера СС и генерал-майора полиции Отто Раша отправленному в Берлин, силами зондеркоманды 4»A», при участии двух команд полицейского полка «Юг» и украинской

вспомогательной полиции только за два дня 29.09 - 30.09.41 года в Бабьем Яру были расстреляны 33.771 евреев, детей до 3 лет не считали.

Получивший этот отчёт шеф гестапо группенфюрер СС Генрих Мюллер рапортовал своему начальству:

«Нехватка жилья, особенно в Киеве, в результате обширных пожаров и взрывов была ощутимой, но после очищения от евреев её удалось устранить благодаря вселению в освободившиеся квартиры... 29 и 30 сентября спец-обработан 31771 еврей...

Генрих Мюллер. Отчёт № 6, от 31.10.41 года.»

Массовые казни евреев продолжались 1; 2; 8 и 11 октября. В эти дни были расстреляны те, кто не явился по приказу – около 17 тысяч человек.

Страшные картинки случившегося мелькали перед Майей, как в калейдоскопе и она, совершенно раздавленная, грязная, голодная, скрюченная от холода, одна в этом бесчувственном мире, валялась в листве и рыдала. Ведь ей больше никогда не обнять свою маму, не поделиться наболевшим, не сыграть с ней на пианино, не одеть с любовью вышитую мамиными руками блузку... не поцеловать бабулю, не посмеяться вместе с ней над какой-нибудь байкой, не попробовать приготовленных ею лакомств... теперь их души мучениц наверняка уже в раю и встретились там с папой, но никто из погибших не заслужил такой смерти и она продолжала плакать и плакать, пока не выбилась из сил и окончательно опустошённая притихла, закрыв отяжелевшие веки.

Посадка была короткой и упиралась в дорогу, по обе стороны которой, простиралась открытая местность с полями и бывшими колхозными угодьями. На одном краю, за полем виднелось большое село, на противоположном – синела полоса леса. Что выберет Майя проснувшись? Каким путём пойдёт? В село- вновь рискнув и доверившись людям или в незнакомый лес, где можно укрыться, но можно ли выжить неприспособленному человеку? Во второй раз выбраться из яра смерти было по-настоящему феноменальной редкостью, однако не являлось окончательным спасением. Евреев преследовали и убивали на всей оккупированной территории, тех редких людей ,осмелившихся их укрывать, ждал расстрел, а тех, кто выдавал прятавшихся, награждали деньгами или коровой. На чашах весов между коровой и человеческим состраданием в большинстве своём перевешивала корова. Шансов быть недострелянной оказалось больше, чем шансов быть не выданной.

Поделиться с друзьями: