Меч князя Буй-тура
Шрифт:
— Крутенько ты, сестричка, с ментами. Крутенько. Словно чем-то они тебе насолили… кого-то из родственников посадили… или, может, того… изнасиловали, как в телефильмах современных показывают. Позариться, на самом деле, есть на что… — плотоядно облапал взором Любимов сочную фигурку коллеги-журналистки, специалиста по современной молодежи и молодежной политике городских и губернских властей.
— Не беспокойся, не изнасиловали. Попробовали бы только, — колыхнула она бюстом, — мало бы не показалось! Нашла бы управу. И ничем не насолили — я держусь от них подальше. И родственники у меня сплошь люди порядочные — от ментов и криминала держатся на расстоянии. Просто, как каждый порядочный человек,
— Это еще почему? — Потянулся за сигаретами Любимов.
Беседа принимала острый, дискуссионный характер, следовательно, тут без курева ну, никак нельзя. Была бы под рукой водка — потянулся бы и за водкой. Но водки, к сожалению, не было.
— А потому… — отбросив прежнюю, надо полагать, напускную флегматичность, оживилась Санечка, выпустив из-под внутреннего контроля азартного спорщика, которого так умело прятала в бесконечных глубинах своей женской души. — За что их любить и уважать, если каждый день по телеку одни бяки про них показывают да рассказывают. Там, будучи пьяными за рулем авто, сбили… там, как настоящие бандюганы, убили… там обобрали… там рэкетом занялись… Один майор Евсюков, кстати, курянин наш, чего стоит! Ужас!
— Ну… — пожал плечами Любимов. — Хоть наши коллеги и придумали сленг «евсюковщина», но в милиции не все Евсюковы. Есть, слава Богу, и те, кто преступления раскрывает и преступников ловит да изобличает. Еще остались там Аниськины да Жегловы. Их мало, но все же есть…
— Ой, какой же ты наивный, Любимов, — фыркнула Санечка, уставив чуть сузившиеся глазки в переносицу обозревателя криминальных новостей, словно целясь для решающего выстрела… — Ты, словно девственница, первый раз отдавшаяся… Потеряла девственность и думает, что все само собой рассосется. Надеешься, что раскроют это преступление… с мечом Буй-тура?
Сняв с себя «бронь» флегматичности, Санечка теперь горячилась, раскрывая истинную сущность своей натуры.
— Думаю, что да. Должны… — Несколько стушевался от такого напора Любимов. — Склярик очень надеется на это. Говорит, что тут не только кража из музея раритетов, но и «честь мундира» задета, чего менты оставить без последствий не могут. Еще он шепнул по секрету, что его лично начальник криминальной милиции первого отдела Реутов, с которым, кстати, я лично знаком, заверил, что раскроют.
— А я, уважаемый коллега, думаю, что нет. Они только и могут, что пьяных обирать, взятки брать да дела против честных людей фабриковать. А раскрыть настоящее преступление им не по зубам. Это же элементарно всем известно, даже, признаюсь, оскомину набило…
— Ну, не скажи, не скажи… Ведь кражу Курской Коренной иконы Знамение Божией Матери, имевшей место года три-четыре тому назад, раскрыли же. И не только раскрыли, но и икону нашли, и епархии возвратили.
Аргумент был веский.
Согласно старинной церковной легенде, Курская Коренная икона Знамения Божией Матери была обнаружена 8 сентября 1295 года, в день Рождества Пресвятой Богородицы, на берегу реки Тускари охотниками из Рыльска.
После Мамаева нашествия и козней ордынского баскака Ахмата Курская земля лишилась своих князей и захирела. Где раньше были грады и веси, там остались гари и пустыри. Людей стало мало, зато леса превратились в дебри, а в дебрях развелось зверье.
Рыльск, бывший с 1180 года стольным градом вновь образованного Рыльского княжества, в отличие от Курска, во время монголо-татарского нашествия пострадал не так, и его жители уцелели. Часть их занималась охотничьим промыслом, в том числе и по берегам Тускари. Вот одному из охотников во время
погони за зверем и повезло на корнях дерева обнаружить небольшую иконку, лежащую ликом вниз. Он поднял ее — и в тот же миг на этом месте из земли забил источник чистой до хрустальной прозрачности воды. К тому же, как выяснилось вскоре, целебной.«Чудесное знамение», — понял охотник и стал созывать своих товарищей-охотников. Собравшись и выслушав рассказ побратима, те также пришли к выводу, что это чудо, которое надо сохранить. Они соорудили для иконы небольшую деревянную часовенку, а возвратившись в Рыльск, рассказали об этом чуде всему градскому населению. Кто-то поверил в чудо сразу, несмотря на то, что известие пришло из уст охотников, во все века известных сочинителей сказок и небылиц (как и рыбаки, кстати), а кто-то и нет: ведь во все времена были Фомы неверующие. Но тропка к часовенке с иконой и чудодейственным источником с каждым годом и веком становилась все заметней и известней.
С середины четырнадцатого века курские и рыльские земли из-под власти Золотой Орды и ордынского ига подпали под власть Литвы, а затем и Польши. И снова было иго, уже литовско-польское. А какое лучше, какое хуже, кто теперь знает… Впрочем, хрен редьки не слаще…
Как ни было литовско-польское государство сильно, расширившись за счет русских земель, но Московское государство, сбросившее с себя монголо-татарское иго, словно сказочный русский богатырь, тоже крепло на глазах. И великие московские князья уже не просто мечтали вернуть в лоно Московской Руси все прежние земли Руси, которые находились частично под Литвой, частично под Польшей, частично под Ногайской, Крымской и другими ордами — осколками некогда могущественной державы Чингиз-хана и Батыя — но и много делали для этого.
В 1500 году, при великом князе московском и государе всея Руси Иване Васильевиче III, в ходе русско-литовской войны к Московскому государству были присоединены некоторые города по Сейму, в том числе и Рыльск, в котором княжил Василий Иванович Шемячич, внук Дмитрия Шемяки. Что и было подтверждено мирным договором между Москвой и Литвой от 1503 года. К слову, в 1508 году, при великом князе и государе Василии Ивановиче к Московскому государству был присоединен и Курск, значительно утерявший свое прежнее могущество.
Возвращаясь же к легенде обретения иконы «Знамения», отметим, что рыльский удельный князь Василий Шемячич, прослышав о чудотворной иконе, повелел доставить ее из лесных дебрей в Рыльск. Сказано — сделано. Икона была доставлена до ворот града, куда встретить ее вышли все рыляне с песнопением церковных гимнов. Только сам князь не пожелал встретить, поддавшись гордыне. И, согласно легенде, ослеп!
Струхнув изрядно, князь Василий стал усиленно молиться, прося Божию Мать простить его. А еще дал обет построить для иконы храм. В результате, молитвы дошли до Богородицы: князь Василий Иванович был прощен и прозрел. Прозрев, тут же приказал строить в Рыльске храм во имя Рождества Пресвятой Богородицы. Но когда храм был построен, то Матерь Божия не пожелала, чтобы Ее образ пребывал в новом храме — икона чудесным образом телепартировалась обратно в лесную деревянную часовню.
В 1529 году по доносу недоброжелателей князь Василий Иванович Шемячич был казнен. Но остались храм во имя Рождества Пресвятой Богородицы, выстроенный по его указанию, и икона обретавшаяся в лесной часовне, получившая к этому времени название Курской Коренной. Осталась и народная тропа, проторенная многими поколениями рылян и курчан к этой иконе.
Однажды к часовне с иконой «Знамения» пришел рыльский священник по имени Боголюб. Пришел помолиться. А помолившись, уже не мог ее покинуть. Так и остался жить при часовне и иконе.