Меч Королей

Я взглянул на небо. Ночь светлела, небо стало тёмно-синего цвета, и ни облачка.

А потом завыли собаки.

Глава седьмая

Значит, нас услышали. Плач испуганных малышей разбудил людей Гуннальда в доме, и они спустили собак, которые теперь яростно лаяли. Я услышал шаги, выкрикиваемые приказы, протестующие вопли женщины. Я остановился у двери, где Видарр держал клинок на горле пленного стражника.

— Говори, сколько человек в доме? — рявкнул я.

— Внутри — девять, — удалось выговорить ему, несмотря на меч у горла.

Он уже был разоружён, я пнул его между ног, и он согнулся и взвизгнул, когда клинок Видарра оставил глубокий порез на его подбородке.

— Оставайся здесь, — велел я. — Финан?

— Да, господин, — отозвался он из-за двери конюшни.

— Осталось девять человек, — объявил я, подозвав его.

— И собаки, — сухо добавил он.

Я и сам слышал, как яростно скребут лапы по внутренней стороне двери.

Дверь была заперта. Я поднял тяжёлый засов и попытался тянуть и толкать, но дверь не поддавалась. И я подумал — теперь эти люди внутри пошлют за помощью к восточным англам, к мосту. Я выругался, а потом дверь открылась. Похоже, те, что внутри, решили спустить на нас псов.

Из-за двери на нас бросились две собаки — обе огромные, чёрные и поджарые, с капающей из пасти слюной и косматой шерстью. Первая попыталась прокусить мне живот, но вместо этого получила полную пасть железа. Один удар Вздоха змея, слева добавил Видарр, и я, перешагнув через бедного подыхающего пса, увидел, что Финан уже расправился со вторым, и мы оба двинулись в огромный склад. Внутри было совсем темно. Слева от меня пролетело копьё и ударилось о дверной косяк. Раздались крики.

Защитники склада спустили псов, а бойцовские псы — жуткие твари. Они нападают яростно и бесстрашно, и, хотя их относительно легко перебить, атакой они ломают строй воинов, поэтому хитрость в том, чтобы использовать боевых псов и атаковать одновременно. Собаки врага отвлекут, и пока воины отбиваются от зубов и когтей, их можно бить копьями и мечами.

Однако те, кто защищал склад, решили, что псы сами сделают всю работу, и вместо того, чтобы атаковать нас, они просто ждали, стоя между двумя клетками. Справа от меня закричали женщины, но не было времени посмотреть — передо мной оказался противник, воины с длинными мечами и маленькими щитами. Свет был слишком тусклый, и я не мог их сосчитать, поэтому просто набросился с боевым кличем: Беббанбург!

Я учу своих молодых бойцов, что осторожность есть добродетель для воина. Всегда случаются искушения слепо атаковать, идти с боевым кличем на стену щитов врага, надеясь, что гнев и ярость её разнесут. Такое искушение исходит из страха. Иногда закричать и броситься на врага — лучший способ преодолеть этот страх. Но, скорее всего, у врага будет тот же страх и тот же порыв. Он тоже готов убивать. Если есть выбор, я предпочёл бы, чтобы на меня нападал обезумевший от страха противник, чем так атаковать самому. В гневе, в порыве безумия, воины дерутся как волки, однако умелый и дисциплинированный мечник почти всегда справится с такими.

И все же я с боевым кличем бросился прямо на группу охранников, перегородившую проход между клетками. Они не встали стеной щитов: их щиты были слишком малы и предназначались только для отражения ударов. Они встали стеной мечей. Но они лишь охраняли рабов, а это означало, им платят за то, чтобы следили за порядком, запугивали и избивали беспомощных жертв кнутами. Им не платили за драку с воинами Нортумбрии. Я не сомневался, что некоторые знали, как стоять в стене щитов. Они обучались этим навыкам, разбивали вражеские щиты, они убивали и выживали сами, но сомневаюсь, что они потом тренировались в этом, как тренировались мои люди. Они больше не практиковались многие часы с тяжелыми мечами и щитами, потому что их враги — безоружные рабы, многие из которых женщины и дети. Худшее, что их ожидало, это непослушный раб, которого легко избить дубинкой до бесчувствия. Теперь они столкнулись с воинами, моими воинами.

Финан рядом со мной кричал на своём языке, слева от меня сражался Беорнот.

— Беббанбург! — опять заорал я, хотя, без сомнения, для врагов это ничего не значило, но они видят воинов в кольчугах и шлемах, воинов, бесстрашных в бою, воинов, которые возвещают об их смерти, воинов, которые убивают.

Я бросился к человеку в кожаной безрукавке, такому же высокому, как я, с короткой черной бородой и мечом, который он держал как копье. Когда мы приблизились, он шагнул назад, но всё еще держал меч прямо перед собой. Он что, надеялся, что я сам насажусь на него? Вместо этого я оттолкнул его клинок левой рукой, защищенной кольчугой, и воткнул Вздох змея ему в живот, почувствовав вонь у него изо рта. Он был здоровяком, но я отбросил его на человека, стоявшего позади него, а справа от меня кто-то закричал, потому что быстрый меч Финана лишил его глаз. Я все ещё видел рядом с собой красный от крови клинок Беорнота, повернулся вправо, вытащил свой меч из падающего врага и столкнулся со следующим, вооруженным саксом.

Моя кольчуга остановила его клинок. Он давил на свой меч, но yже в ужасе пятился назад, и его выпад растерял всю силу. Он заскулил и затрясся, возможно, пытаясь сдаться, но я ударил головой в шлеме ему в лицо, и стон превратился в мычание, а затем его глаза широко раскрылись, когда клинок Беорнота вошел ему меж ребер. Это были глаза человека, готовящегося познать адские муки. Он упал, я сделал еще шаг и оказался позади строя врагов, передо мной виднелась открытая дверь, за которой блестело на воде солнце и стоял корабль, в котором мы нуждались. Я с криком повернулся назад и полоснул голодным Вздохом змея кого-то по горлу, и внезапно враги исчезли, раздавались только крики о пощаде, кто-то дергался в агонии, кто-то умирал, на каменном полу растекалась кровь, а один грузный надсмотрщик в панике убегал вверх по лестнице, находящейся рядом с клеткой для женщин.

Мы воины.

— Гербрухт!

— Да, господин?

— Приведи Бенедетту и детей.

Мы сражались с девятерыми, я посчитал. Пятеро были мертвы или умирали, трое стояли на коленях, а один убежал наверх. С одной стороны за решёткой кричали в ужасе женщины, с другой стороны во мраке клетки теснились мужчины.

— Беорнот! — Я указал на троих, стоящих на коленях. — Приведи ублюдка, что мы захватили во дворе к этим троим, сдери с них кольчуги, запри их и выясни, не захочет ли кто из рабов пойти к нам гребцами!

Того, который удрал наверх, я едва успел рассмотреть. Он был крупный, не такой здоровенный, как Беорнот или Фолькбалд — они высокие и мускулистые — а просто жирный. Я видел, как он в панике, громко топая, карабкался вверх по ступенькам. Теперь, обнажив Вздох змея, я пустился за ним.

Должно быть, лестницу возвели ещё римляне, поскольку первые несколько ступеней были каменные, хотя над этой ровной кладкой был надстроен деревянный пролёт, ведущий на небольшую площадку, где в воздухе плясали пылинки. Я медленно поднимался. Сверху не доносилось ни звука. Должно быть, кем бы ни был этот толстяк, он меня поджидал. Ко мне присоединился Финан, и мы вдвоём крались по деревянным ступеням, вздрагивая от скрипа.

— Один человек, — прошептал я.

Справа на маленькую площадку выходил открытый дверной проём, завешенный толстой шерстяной шторой. Я ждал, что едва ступлю на площадку, как из-за этого занавеса последует удар копьём, поэтому дотянулся до шторы острием Вздоха змея и отодвинул её. Никакого копья. Я сдвинул завесу дальше и услышал, как кто-то сдавленно охнул. Опять раздался тяжелый топот — должно быть, толстяк побежал дальше вверх по лестнице.

— Гуннальд? — предположил Финан.

— Думаю, да, — отозвался я, уже не стараясь вести себя тихо. Я сделал последний шаг и сорвал штору. Послышался сдавленный крик, и я увидел ещё одну клетку. Три женщины, сидевшие в ней, смотрели на меня полными ужаса глазами. Я приложил палец к губам, и они затихли, указывая глазами на лестницу, ведущую на самый верх.

— Гуннальд! — окликнул я.

Ответа не было.

— Гуннальд! Я пришёл выполнить своё обещание! — Я поднимался по лестнице, стараясь топать потяжелее. — Ты меня слышишь, Гуннальд?

Ответа по-прежнему не было, только сдавленное сопение где-то в глубине чердака. Последний этаж размещался под крышей, пересечённой балками. Там недоставало света, но, поднявшись на самый верх, я увидел забившегося в дальний угол толстяка. В руке он сжимал меч. Редко мне случалось видеть такого напуганного мужчину.