Мечи Эглотаура. Книга 1

— Какая бормотуха? Похмельная? Случайно не та, что у Бодуна фонтанами расцветает?

— Она самая. Гадость — до сих пор передергивает.

— Ну и как? — спросил поэт. — Сколько глотнул?

— Два.

— А почему ж так пьянеешь? Бодун объяснил тебе, что вкусивший напиток богов приобретает свойство пьянеть ровно настолько, насколько хочет? И моментально трезветь, если потребуется? Да, кстати, как он там?

— Помер старик, — вздохнул я. — Уж лет пятьсот, как сынок его заменил.

— Ба! Да неужто Бодунишко за ум взялся? Он же таким непослушным был, все воды да соки пил, когда мы с Бодуном его самогонкой потчевали… Ну надо же, чего на свете не бывает!

— А вот насчет новообретенного свойства — так это извини, ничего сказать не могу. С первого глотка меня скрючило. Мужик пообещал, что второй глоток вылечит, но нет, со второго я чуть не окочурился. А вместо третьего Бодуну клизму поставил.

— А! — догадался Лем. — Так вот о какой клизме ты вчера говорил.

— Я говорил?

— Ну да. Бегал за Серотом по всему городу, грозился ему тут же, принародно, процедуру совершить. Вон, умаялся бедняжка, без задних ног дрыхнет. А потом ты еще на стены лез.

— Я на стены лез?

— Зачем как попугай повторяешь? Да, лез, вон, следы от ногтей над часами. Да ведь еще и залез — по потолку пополз. Научишь меня как-нибудь?

Над массивными бронированными настенными часами действительно белели свежие царапины. Я взглянул на свои руки, — отросшие и окрепшие за полторы недели когти оказались обломаны.

— По потолку?.. — потерянно пробормотал я.

— А, — махнул рукой Лем, — что с тобой говорить! Пьяная свинья — она и есть пьяная свинья.

— Что, я превращался в свинью? — поэт совсем сбил меня с толку.

— Аг-г-ха, — раздалось с середины помещения. — П-п-преврашшалша… ик! И по по-потолку по-ползал… ик! Как дурак.

Серот грохнул башкой об пол и снова захрапел.

— Ты знаешь Ровуда? — спросил я у Лема.

— Его даже собаки знают, — спокойно ответствовал тот в своем обычном невозмутимом духе. — Ровуд «Какдурак» Лукаму. Кредом жизни избрал возведение рифмованного похабства в ранг высокого искусства, чем противопоставил себя Каллендиру Финиэлю, Рахиту Эа и некоторым другим легендарным виршеплетам. Постоянно употребляет выражение «Как дурак», из-за чего получил соответствующее прозвище. Общаться с ним весьма затруднительно, так как постоянное употребление приведенного выше выражения и жаргонных слов делает речь невразумительной и малопонятной.

— Хм… Весьма точно, — сказал я. — Сам придумал?

— Не, цитата…

— Погоди, щас угадаю. Серотай Федферовани, верно?

— В точку. «Философия Замкнутого века». А ты уже неплохо подкован, как я погляжу.

— Общался с этим… невразумительным и малопонятным.

Появился хозяин. После нечленораздельного вопроса, в котором угадывалась фраза «Чбудтсть?», то бишь «Что будете есть?», — сказывалась практика лингвистического анализа невнятностей, — я подумал и заказал кашу, как у Лема. Питаться, конечно, не хотелось, но надо же попробовать наконец что-то еще, помимо кроличьего мяса и дрянного самогона. Ну, и добавил словечко про какое-нибудь пиво.

— Коль с утра пьешь пиво — день проходит некрасиво, — сказал Лем.

— Ай, ладно, — отмахнулся я. — Все равно всухомятку питаться вредно, а от воды отвык. Ты лучше скажи, я действительно в свинью превращался?

— Ну, разве что фигурально выражаясь. Но тогда вы все стали поросятами на какое-то время. Алкс не хуже тебя был, Жюли вполне владела собой, но и ее пришлось специально отводить в комнату. Сама бы не дошла. И чего вы, действительно, так нахлебались?

— Тяжелые дни, знаешь ли. Сначала к тбпистам попали, они нас в жертву принести хотели…

— А, так вот что там за шум был! Мы с Серотом незаметно проскользнули, пока фанатики шумели у алтаря. Ну и как, принесли?

Хозяин поставил предо мной тарелку с холодной кашей, бухнул туда кусок масла, сунул ложку, дерябнул на стол жбан с пивом и свалил. Вот только непонятно, зачем в холодную кашу масло? Чтобы лучше в горло лезла?

— Принесли? — повторил Лем, когда хозяин испарился. — Кровавую жертву?

— Видишь ведь, что нет. Потом расскажу. После этого снег повалил… А, нет, еще Жюли с Пахтаном с тропы свалились. С трудом их вытащил, зато сам полетел вниз. Долго болел…

— А, так вот кто раздолбал всю дорогу! А я-то ругался, думал, Рухх совсем от рук отбились.

— Потом с Рухх встретились, они нас отнесли почти до самого плато. Позавчера утром с ними расстались… Погоди, как ты мог видеть раздолбанную дорогу, если вы с Серотом прошли там раньше нас?

— Ну, — Лем смутился, — это я возвращался. На поиски. Беспокоился. В Куимияа вас никто не видел, вот я и подумал, что могли где-то в горах заплутать. Пользы мало, конечно, поди найди на Шутеп-Шуе двух людей с лошадьми, но попытка — не пытка. Правда, ничего, не получилось.

— Ты беспокоился за нас? — не поверил я.

— Ну… Да, а что?

— Да нет, ничего… В общем, спасибо. Но почему?

— А ты мне понравился, — сказал Лем. — Я давно-о ищу себе парня, такого же красивого, как ты. Вот, вроде нашел. А ты постоянно ускользаешь. У, противный! — Лем кокетливо толкнул меня пальчиком в плечо.

— Да брось ты, — поморщился я. — Все равно не поверю.

— А если серьезно, то лучше не спрашивай. Тебе же легче будет. Я все равно не скажу, а начнешь выяснять — только больше запутаешься. И ничего не поймешь. Когда-нибудь все само раскроется, а пока — не думай об этом.

— Слишком много вещей получается, о которых не стоит волноваться. Я уж и туда не волнуюсь, и сюда… Скоро останется просто выкопать могилу и залечь туда, все волненья прочь откинув.

— Может и так все окончиться, — кивнул Лем. — Вариантов много.

— Успокоил! Не волнуйся, блин…

— Да, так вот, о пьянстве, — вспомнил поэт. — Тут и в самом деле требуется немного себя контролировать. Ну, это вроде ты говоришь себе: вот напьюсь до такого состояния, как будто всю ночь нажирался. Или неделю не просыхал. Но всегда надо про себя повторять, что протрезвеешь, когда этого захочешь. Не, разумеется, если спирт уйдет, оклемаешься и так, но с собственным пожеланием можешь сделать это в любой момент.

— Даже если в стельку?

— Без разницы. Здесь ведь что? Какая-то часть тебя всегда остается трезвой, это со второго глотка похмельной бормотухи должно было случиться. А первый глоток дает способность так быстро усваивать алкоголь, что тот моментально перерабатывается, причем без вреда для организма. Здорово, правда? Хоть в Алкостан переселяйся.

Я доел, наконец, кашу, даже не заметив этого. Полегчало. Пришел черед пива. Я предложил Лему разделить жбан, он не отказался.

— И что, все так просто?