Мечи Эглотаура. Книга 1

Странный шум привлек мое внимание. Ритмичный и глухой, он доносился из недр земли, наполняя едва слышным гулом атмосферу. Находящийся на пределе слышимости, он тем не менее оказался весьма коварным: кости с готовностью отозвались несильной, но неприятной ноющей болью.

— Это вулкан, — сказала Жуля и прижалась ко мне еще теснее. — Он почти проснулся.

Сквозь гул донесся еще один неясный рокот. Он становился все громче, и наконец я разобрал, что это такое. Неторопливое цоканье копыт по камням. Кто-то приближался, причем разумный, ибо цоканье было не дикой лошади, а подкованной.

Жуля торопливо отодвинулась, и я понял ее. Лучше пока не афишировать отношения. Кто знает, что скажет ее отец, когда узнает, что дочь спуталась с каким-то проходимцем, пусть даже тот и получил признание среди самых разных кругов обывателей — разбойников, поэтов, тбпистов, фрагов, птиц-чудовищ, да и мало ли еще кого, — сейчас всех не упомнишь.

Из-за скалы появился человек, ведущий в поводу низкорослого мохноногого конька. Такие развивают невысокую скорость и на близких расстояниях уступают породистым коням. Однако они необычайно выносливы, неприхотливы, с легкостью могут пройти там, где обычная лошадь просто сдохнет от усталости, а потому незаменимы в горах и степях.

Человек был чуть ниже среднего роста, кругленький, с наметившейся лысинкой, аккуратными усами и добротной трехдневной щетиной на довольно значительной площади лица — и подбородок, и щеки были заняты ею. Я невзначай провел по голове, проверяя собственную поросль и с удовлетворением отметил, что скоро шевелюра восстановится… Человек чем-то напоминал кота, то ли видом, то ли походкой — мягкой, плавной и изящной, то ли хитрым взглядом, то ли всем сразу. От него просто веяло спокойствием уверенного в себе кота. Одет был незнакомец в хорошо продубленные куртку и штаны, по виду которых можно было сказать, что это продукт достаточно высокоразвитой цивилизации. Хорошо. Вряд ли здесь ко двору пришелся бы неотесанный варвар.

Он подошел к костру и остановился.

— О! Здравствуйте. Добрый вечер вам, путники, — сказал он. — Могу ли я составить вам компанию?

— Добрый вечер, — ответил я. Жуля приветливо кивнула. — Конечно, прошу к столу. Стола как такового, конечно, нет, но мы себе его представим.

— Угу, — человек кивнул, расседлал конька, сложил поклажу на камень рядышком. Открыл какую-то торбу, вытащил из нее овес и дал животному. Потом угостил Халу, оживленно захрустевшую свежим кормом. — Я позволю себе это в качестве небольшого подарка, — сказал он, доставая из торбы флягу и бумажные свертки. Еще один явный признак цивилизации — бумага.

В свертках оказалось сушеное мясо, во фляге — прекрасная родниковая вода. Внезапно появился жуткий голод, хотя минут пять назад о еде даже думать не хотелось. Мы с Жулей набросились на мясо, стараясь не слишком показывать своей невоспитанности.

— Простите за то, что поедаем ваши продукты, — сказал я между делом. — Мы долгое время были в горах, и наши запасы совсем кончились.

— О! В горах? — человек расширил глаза, показывая удивление. — Последние несколько дней там было весьма неспокойно.

— Я болел. Жюли ухаживала за мной. Нам повезло переждать непогоду в пещере, а то не выбрались бы оттуда.

— В пещере? И Великие Птицы вас не тронули?

— Повезло, — пожал я плечами и толкнул девушку, чтобы не проговорилась. Не хотелось, чтобы мне снова начали поклоняться. Раз уж эти птицы — великие, то только демоны знают, кем объявят меня. — Мое имя Хорс, эту прекрасную девушку зовут Жюли, — я вспомнил о приличиях.

— Алкс Франфариар, — склонил голову гость. — Вы двигаетесь в Кму или в Габдуй?

— Кму?

— О, это местное название Куимияа. Ну, знаете, город эльфов.

— Я понял. Нет, мы идем в Райа.

— О! Это очень хорошо. Райа — прекрасный город, величайший из городов. Я обязательно когда-нибудь тоже побываю там. А вы были в нем раньше?

— Жюли родилась в Райа, — ответил я. — А я как раз иду, чтобы потом говорить: вот, мол, побывал как-то в столице. Многие спрашивают, прям и не знаю, что ответить.

— О! Это тоже хороший повод. Что же… Я также отчасти путешествую, дабы отвечать насмешникам, что Франы не домоседы, что они бывают в далеких краях. Вот сейчас пойду в Кму, потом поброжу по Волчьему Лесу, посмотрю на чудеса, о которых нам купцы рассказывали. Врали, наверное. Вот и проверю.

— А где вы живете? — спросила Жуля.

— О, мой дом совсем недалеко отсюда. Дней двадцать пути по горам. Там есть широкое плато, на котором живут несколько больших семей. Среди них и моя — Фариар. А общее название семей — Франы, что значит «Высоколетящие». Мое племя — птицепоклонники.

— Это как? — заинтересовался я.

— Мы поклоняемся птицам.

— Это-то я понял. Каким образом? — В самом деле, какой способ поклонения поклоняться чудовищным птицам можно избрать? Ведь они же именно им поклоняются. Или нет?

— О, самым непосредственным. Едим их.

— …?!

— Разве можно сильнее приблизить себя к предмету поклонения, кроме как стать частью его?

— Но ведь тут скорее они становятся частью вас, а не наоборот. А потом… Рухх слишком велики.

— Рухх? Но мы поедаем не Рухх, разве ж можно?! Их слишком мало! Нас вполне устраивает мелочь типа горных орлов, соколов, ястребов и прочих, кого смогут поймать наши охотники. А разница, кто становится частью кого, несущественна. Главное — мы вместе, и всс тут. У нас те, кто может съесть зараз больше всех птиц, считается особо отмеченным богами. Имя моего рода Фариар, что значит Многоптицевой, а еще Пятидесятигалковый. Батюшка батюшки батюшки дедушки моего батюшки, великий Фомм, на празднике Священного Дятла поглотил без роздыху 40 сорок, и в награду ему пожаловали сие знаменитое ныне имя.

— Почему ж тогда Пятидесятигалковый? — не понял я.

— О, у нас не принято явным образом сообщать о достижениях, поэтому имена неким образом скрываются в схожих сочетаниях слов.

— А-а…

Мы доели остатки припасов.

— Простите еще раз, — извиняющимся тонос произнес я. — Если вы идете в Куимияа, присоединяйтесь к нам. Дойдем вместе. А в городе я возмещу вам убыток.

— О нет! Что вы! В смысле… Разумеется, я составлю вам компанию, но вот насчет возмещения убытков — не пытайтесь более мне такое предлагать. Если только вы созовете большой обед в «Четырех Волках» и пригласите меня, только тогда я, быть может, прощу вам вашу оплошность.

Я слегка оторопел.

— Какую оплошность?

— Горцев нельзя обижать обвинением в скупости, — объяснила Жуля. — Порой за такие слова обидчик платит смертью.

— Но я же ничего такого…

— О, именно поэтому я вас и не убил, — спокойно отозвался Алкс. — Предположил, что вы просто не знали, хотя жить в Тратри, и не знать обычаи здешних племен — как-то, извините меня, непростительно.

— Я не живу в Тратри, — сказал я. — Я вообще не знаю, где живу. Вся моя рабочая память действует только на полторы недели в прошлое. Больше ничего не помню.