Мечи Эглотаура. Книга 1

— Проще некуда. Я так думаю, ты вчера нализался быстрее всех, хотя пил чуть ли не меньше прочих, потому, что настроился напиться в хлам. А внутреннего сторожа не включил — не знал. И вот немного глотнул — и уже готов. Имей в виду на будущее. Хочешь стишок?

— Какой?

— Про нас с тобой, если быть точным. А вообще — про пьяницу.

— Мгм… Ну давай.

Лем откинулся на стуле, закачался на задних ножках, уцепился ногой за стол и принялся безалаберно шататься туда-сюда и поглощать пиво, припоминая стишок. Потом проникновенно начал декламировать, виртуозно соблюдая интонацию, выражение, даже мимику лица. Я поверил, что то, что он рассказывает, действительно происходит. Хотя кто знает, что именно он там чувствует, после всего рассказанного сейчас. Ведь Лем тоже был в Похмелье, не так ли? И тоже обладает способностью пьянеть по заказу…

— Нет, я не пьян, всего лишь слегка навеселе. Но почему весь мир плывет перед глазами? И, пребывая под алкогольными парами, Я мыслю о себе как об осле. Нет, я не пьян, — всего немного выпил. Так, пару пива, водки… пять. И брюхо, кажется, насытил. Но хочется опять… Нет, я не пьян. Ну что ты, в самом деле? Я лишь тихонько оторвусь. Стаканчик хлопну еле-еле И слопаю закусь. Нет, я не пьян. Давай же, наливай. Я что, на святошу похож? Давай, давай, пусть льется через край На удивленье трезвых рож. Нет, я не пьян. Гляди, пернатый: Какой облом за хавчик прикололся. Ужрался вусмерть — и бухой, горбатый Вновь остограммиться поплелся. Ну разве я, со всем своим дипломом Могу напиться в хлам, как свинтус? Ну что с того, что пристаю к знакомым? Ну что, что наблевал на плинтус? Меня туман веселый окружает, Приятно в членах образует гибкость. И снова, снова выпить призывает, Мир погружая в зыбкость. Полез туда, сюда полез, Разбил пузырь; ладонь Порезал, плюнул на порез — Чихать! — внутри — огонь! Залить его спешу. Глушу Как воду — водку. Раз, другой… Бессчетно… Сам себе внушу, Что трезвый, суслик… Ой! Землей сменился небосклон, Сгустился в облако туман… И сон, проклятый… милый сон… Хм. Вот. Теперь я пьян…

Поэт обессиленно склонил голову на грудь, изображая спящего. В это время ножка стула надломилась, и Лем грохнулся на пол вместе со жбаном пива, который успел прихватить с собой в попытке уцепиться за что-то. Пол содрогнулся. Серот раскрыл пасть, широко зевнул, повернул башку на другой бок и снова захрапел, пуская время от времени слюни и струйки черного дыма.

Лем возник из кучи обломков, как Феникс из пепла, ухмыляясь.

— Вот так всегда, только устроишься как следует, тут же весь кайф ломается. И из-за чего? Хозяин, скряга, пожалел средства на крепкую мебель! Вот она, скупость-то человеческая, проявляет себя в самых неожиданных местах…

Глава 13 Стычки и философствования

Значение синуса в военное время может достигать двух.

Армейский юмор.

— Всем оставаться на местах! — прогремел возглас от дверей. Я вздрогнул и оглянулся; душа ушла в пятки. На пороге стоял давешний офицер и злорадно пялился на меня. За его спиной маячили фигуры дюжих парней в форме, готовых к доброй драке, если понадобится.

— Это еще кто? — недовольно спросил Лем.

— Тот самый… Фигониль Уриэль, кажется.

— А, Фингонфильчик пожаловал, — воскликнул радушно поэт. — Просим, просим. Давненько с эльфами не пьянствовал. Что пить будешь? Пиво, водку, самогон? А может, тебе винца? Эй, хозяин!

— Молчать! Встать!

— Ты же вроде сказал, оставаться на местах…

— Встать! Ты кто такой?

— О, я — Лем, поэт. Меня каждая собака знает…

— Молчать, смерд! Пес!

— Офицер, — попробовал вставить словечко и я, — может, не надо так кричать? Люди спят, разбудите…

Болван переключился на меня.

— Ты! Где еще двое? Живо, отвечай! Ну, ребята, давайте-ка его!

Дюжие парни подхватили меня сзади за плечи, большущий кулак третьего врезался в живот. Я согнулся, выблевывая только что съеденную кашу. Еще двое подхватили Лема, шестой готовился по приказу офицера врезать и ему тоже.

— А? Че? Кого бьем? Можжа, помочь? — очнулся Серот, обвел квелым взглядом происходящее и широко зевнул.

— Заткнись, скотина!

— Ага, понял. Усе, молчу. — Серот положил голову на лапу и снова заснул.

— Где еще двое?! — заорал мне в лицо болван, брызгая слюной. Его заостренные ушки возбужденно дергались. Я вдруг почувствовал ярость. Кто он такой, черт возьми? Дерьмо под ногами!

— Ты, дерьмо под ногами, — проникновенно начал я.

Дюжий кулак еще раз врезался мне в брюхо. Я едва почувствовал его, он никакого влияния на организм не оказал. Но меня это взбесило окончательно.

Я чуть повел плечами. Молодцы, державшие меня сзади, отлетели и врезались в стены в противоположных концах комнаты. Парню, что бил, повезло меньше — он проломил головой стену рядом с дверью и оказался на улице, еле слышно постанывая. Лем тоже уже избавился от своих ребят, хотя и более деликатным способом, нежели я — просто уложил их штабелем рядом с левым крылом Серота, предварительно произведя несколько отрывистых неуловимых глазом движений. Офицер оказался один перед разъяренным мной. Честно говоря, я бы ему не позавидовал.

— Итак, — холодно сказал я, — ты, дерьмо под ногами, посмел ввалиться в этот мирный уголок, чтобы прилюдно оскорбить известного поэта. Ты за это поплатишься.

— Поэта, ха! — Фингонфиль побледнел, испугался, но держался, упорно отстаивая свою позицию. Сквозь все мое презрение к нему пробилось даже некоторое уважение, все-таки эльф не без принципов. — Таких поэтов в Волчьем Гнезде на каждом углу кучи. А ты, негодяй, не смеешь мне угрожать. Я — офицер муниципальной гвардии, и в моей власти отправить тебя на эшафот.

Я снова почувствовал нарастающую ярость. В это время Лем, до сих пор молчавший, оттеснил меня.

— Дай-ка я с ним поговорю.

Встав ко мне спиной, поэт полез за пазуху, что-то вытащил и показал болвану. Наверно, ту же штучку, что и вчера. И произошло чудо. На эльфа не подействовала сцена посрамления его лучших гладиаторов, но какой-то вшивый брелок заставил чуть ли не грохнуться в обморок.

— Сэр, вы…

— Тихо. Я здесь инкогнито. Сейчас ты соберешь своих людей, отправишься в казармы и вечером доложишься генералу. Кто там командующий? Фирандиль? Вот, ему. Скажешь, что тебя разжаловали в рядовые без права апелляции. Понял?

— Да, сэр! Спасибо, сэр!

— А, благодаришь? Вот это правильно. Я слишком добрый, мог бы и на эшафот, как ты говоришь, отправить. Есть и у меня такая власть. Ладно, живи, радуйся. Пшел отсюда, придурок.

— Есть, сэр!

Офицер бодро развернулся и вышел на улицу. Короткими приказами собрав только начавших приходить в себя громил, он быстро ретировался во главе потрепанного отряда. Я проводил его взглядом через две двери — одну только что прорубленную — и понял, что уже какое-то время не дышу. Наверно, от удивления.

— Лем!

— Ась?

— Что за фигню ты ему показал?

— А, это? Так, купил когда-то на распродаже.

Ничего себе!

— И где такие штуки продают? Тоже хочу.

— Нету, — Лем развел руками. — Кончились. Последнюю взял.

Бляху он все-таки не стал показывать. Видать, распродажа та была весьма редкой, приглашались на нее только избранные. Вот и дорожит поэт приобретением. И правда, не демонстрировать же ее каждому встречному.

— Как это ты их, интересно? — спросил Лем, указывая на вторую «дверь». Я подошел и с удивлением отметил немалую толщину стены. Мощная голова у парня, ничего не скажешь. И ведь после происшествия он встал и пошел за своим командиром… Потом до меня дошло.