Мед.ведь.ма

— Вообще-то, я бы тебя к плите и не подпустил. С огнём ты обращаешься не очень-то. — Вспомнив об огне, я на мгновение помрачнела, что вышло само собой. Тэхён тотчас решил, что задел меня. — Извини… это в шутку было…

— Я поняла, — расслабилась я, улыбаясь, как и до этого. — Так, значит, ты ещё и готовить умеешь?

— Лог учит не только дыхательной гимнастике и разбиванию морд.

— Я всё больше люблю его, — засмеялась я. Мы вошли на кухню и, вдвоём перемыв свалку грязной посуды в раковине, оставленную той шеренгой золотых, что тут проводят по одной-две ночи, на самом деле принялись готовить пирог, заодно обсуждая, какой мультик лучше посмотреть. Я их не очень хорошо знала, многие не видела никогда, поэтому Тэхёну приходилось коротко рассказывать начало сюжета, чтобы заинтересовать меня или, наоборот, чтобы я поняла, чего смотреть не хочу. Так отпала «Мулан», потому что в сценарии имелся дракон, потом «Русалочка», потому что она связалась с ведьмой (по этому же принципу отпали многие мультфильмы Хаяо Миядзаки, везде-то там были какие-то колдуньи!), затем выпал «Бэмби», потому что у него убили маму, и мы с Ви оба решили, что не в настроении глядеть такие истории. Жребий пал на «Кунг-фу панду». На полу перед экраном, накрыв ноги пледом, на котором расставили тарелки со всем, что ещё нашлось, помимо свежеиспеченного пирога, нас застал Чонгук, пришедший, когда на улице было уже совсем темно. Он скромно присел рядом с нами, заставив Ви поставить паузу.

— Ужинаете?

— Ага, и развлекаемся, — ответил Ви, но вместе с тем его взгляд, устремлённый на друга, был испытующим. — Ну так и… что там решили?

— Ёнгук заберёт с собой. В Нью-Йорк.

— О чём вы? — вмешалась я, поглядывая туда-сюда, на обоих молодых людей.

— Да так, — вздохнул Чонгук, откидываясь головой к стенке и прикрывая ненадолго глаза, — обычные будни золотых. Запускайте мультик дальше, давайте смотреть.

***

Бёль была смышленым ребёнком, да и вообще в двенадцать лет уже не ходят за незнакомцами, предлагающими конфеты. Поэтому её пришлось на самом деле украсть, а не заманить. Хорошее обращение и увлекательные закулисья «Пятницы» за пару дней успокоили девочку, которой объяснили, что её прячут ради её же безопасности, потому что её старший брат вляпался в неприятности. В это она поверила без труда, потому что знала, что Ханбин — хулиган. Какой именно и как он хулиганит, Бёль не совсем понимала, но то, что он «плохой парень», где «плохой» равнялось «крутому» жило в её сознании безусловно. Всё время пребывания в заточении, она больше волновалась о нём, чем о себе, ждала новостей о брате и возвращения домой. Впрочем, отсутствие надобности ходить в школу было отличным бонусом.

Её вернули на Рождество, за несколько часов до того, как на ужин должен был прилететь их с Биаем отец. Сдерживая свои истинные эмоции, тревоги и ужасное волнение за сестру, чтобы не напугать её, Ханбин обнял Бёль в прихожей, подняв и закружив. Они минут пять не могли отойти друг от друга, улыбаясь, убеждаясь, что видят друг друга, продолжая обниматься. Наконец, Бёль первая, с деловым видом, поправив косички, перехваченные оранжевыми резинками, выдала:

— Хорошо, что с тобой всё в порядке. Ты разобрался с теми, из-за кого меня пришлось прятать?

— Разобрался? — Ханбин почти растерялся, но вовремя сообразил, что сестре выдали какую-то интересную версию происходящего. — Да, со мной всё хорошо, а… тебе сказали, почему тебя спрятали, да?

— Потому что ты во что-то вляпался, — пожала она плечами, гордая от причастности к какому-то «тёмному» делу.

— Да, так вышло, прости. С тобой хорошо обращались, правда? — натужно улыбнулся он.

— Всё было классно, не волнуйся. Несколько красивых девушек со странными именами учили меня играть на каягыме*, я выучила две коротких песенки. Эти девушки — твои бывшие? — Ханбин, не представляя, о ком идёт речь, мог только невнятно покивать, поправив:

— Нет, подруги.

— Мне кажется, они проститутки, — заметила девочка.

— Бёль! — ахнул Биай. — Что за слова? — Сестра потупилась, поняв, что немного забылась. Это же наивный старший брат, он думает, что она хорошая девочка и не знает, что она в школе жуёт жвачку на уроках, а иногда только делает вид, что занимается домашним заданием, в то время как переписывается с подружками в телефоне. И словечки она давно грубые имеет в лексиконе. А как весело было с этими накрашенными дамами! Они разрешали ей покрывать лаком ногти, мерить их туфли, клеить накладные ресницы. Некоторые из них знали в совершенстве иностранные языки, свободно на них говорили. Вот бы тоже научиться! — И вообще, — прощающе ухмыльнулся Ханбин, — ты что, подумала, что проститутки могут быть моими бывшими?

— Ой, с какими ты только не гулял, — закатила глаза Бёль. Брат усердно прятал от неё свою распутную жизнь, но всё же маленькая сестрёнка не стационарный аппарат, который можно задвинуть в сторону от событий. Какими-то урывками, возвращаясь из школы, выглядывая из окна, прибегая пару раз в университет к Ханбину, она всё равно что-то видела и узнавала. Делая вид королевского одолжения, она заявила: — Не бойся, папе я ничего говорить не буду. Он ещё не прилетел?

— Нет, но скоро будет. Иди, переодевайся, и будем готовиться к Рождеству! — Успокоенный, наконец-то сумевший без нервов сделать вдох и выдох, Биай проводил Бёль глазами в её комнату, и пошёл в свою спальню, где застал Хёну, собирающую свои немногочисленные вещи, мелочи, которые оказались тут, пока она временно проживала у него, в качестве поддержки: дезодорант, сменное бельё, кружевную сорочку, бижутерию, выходное платье и колготки. Зубную щётку она вытащила из стаканчика сразу, как только раздался звонок в домофон, рывком метнувшись в ванную. — Ты что делаешь? — нахмурился он.

— Собираюсь домой, — не оборачиваясь, не прекращала она своего занятия. — Сегодня Рождество, семейный праздник.

— Вот именно, сейчас приедет отец и… — Хёна распрямилась, отвлекшись от сумки. Посмотрела сосредоточенно в глаза Ханбину, пытаясь не выпустить из кулака волю.

— И я знаю, что ты не знакомишь его со своими любовницами, не любишь, чтобы он знал что-то о твоей жизни. И я не буду мелькать перед глазами Бёль, чтобы у ребенка не было примера распутной женщины. Я поеду к родителям, если что-то понадобится — звони. — Пока Биай, соображая что-то, вперивал руки в бока, стоя у двери, Хёна закончила сборы и, закинув ремешок на плечо, уже одетая, подошла к нему, звякнув тонкими браслетами, намекая на освобождение пути. Слегка нанеся на лицо косметику, в светло-кремовом джемпере и узких джинсах, она была очень красива. Эффектнее в университете девчонок найти было можно, а вот прекраснее в естественном стиле вряд ли. Не отходивший от двери парень явственно вспомнил, как захотел когда-то покорить её, затащить в постель, и для этого соблазнил, использовав все свои коронные штучки, сработавшие так хорошо, что соблазн держался до сих пор. — Ужин я приготовила, мясо разогреете, если остынет к приезду отца.

Ханбин не сдвинулся ни на миллиметр. Они столкнулись взглядами и давили ими, один на другого. Недовольно раздув ноздри, парень прислонился спиной к двери, захлопнув её. Теперь руки скрестились на груди.

— Распутная женщина, скидывай свою сумку и наряжайся к ужину, праздник, всё-таки.

— Семейный, — напомнила ещё раз Хёна. — Я не хочу униженно себя чувствовать при твоём отце, читать в его взгляде: «Зачем она здесь? Для чего ты её притащил сюда?». — Вздохнув, Ханбин потёр веки, подвигал челюстью, будто перемалывал слова. Они цеплялись за зубы, не желая вырываться, слишком непривычными были, не свойственными ему.

— Я купил подарок, и хотел вручить тебе его сегодня. — Он потянул сумку с плеча Хёны, и после её кроткого сопротивления всё-таки стащил прочь, бросив на кровать. — Это кольцо. Я представлю тебя отцу, как невесту, а не любовницу. — Хёна округлила глаза, руки её безвольно упали. — Пошли знакомиться с Бёль. Уверен, ты ей понравишься.

***

Хосок продолжительное время стоял перед дверью домой, сначала не доставая ключи, а потом достав, и не вставляя в замочную скважину. Он готовился морально к упрёкам Ханы, которые будут вполне заслуженными. Но разве мог он иначе? Понимая бессмысленность предметного задабривания, на этот раз он был без подарков и цветов. Жене не хватало именно его, чем же он заменит своё присутствие? Настроившись, Хоуп нарисовал на лице улыбку, приосанился, и, открыв дверь, перешагнул порог.

В зале горел свет, слышались звуки какого-то фильма. Хосок тихонько дошёл до туда и выглянул из-за угла. Хана сидела на диване, поджав под себя ноги, в халате, причесанная, но бледная, с покрасневшим носом. Вид у неё был блёклый, больной простудой. Молодой человек обеспокоенно поспешил присесть рядом, беря девушку за руки. В одной из них лежал пульт, который пришлось отложить в сторону.

— Хана, милая, с тобой всё хорошо? — Пошмыгав носом, она кивнула, забирая одну ладонь обратно, чтобы протереть влажные глаза. — Ты что, плакала?

— Я смотрю очень грустное кино, — указала она на экран. Хоуп быстро покосился в ту сторону и обнаружил идущего «Гринча, похитителя Рождества». Да, печальнее некуда. Вздохнув, он обнял Хану и прижал к себе, прислонив её голову к своей груди. Словно прорванная плотина, она зарыдала в его пуловер. Погладив её по волосам, Хосок попытался отделаться от мук совести, но ничего не вышло. Он был виноват в её состоянии, это он заставлял её плакать.

— Прости, Хана, серьёзно, прости, я знаю, что должен был быть с тобой на Новый год, но не вышло.