Мед.ведь.ма

— Да на кой хрен надрываться?! Зачем тратить силы там, где этого не требуется? Ты разве не видишь, что девки с меня текут и визжат? Подмигнул — и она моя, какая ещё инициатива? Если ты неудачник, и с тобой такого не случается, вот и суетись, а мне это ненужно.

— Не все девушки прыгают в постель по мановению пальца.

— Ой, а какие не прыгают?

— Лучшие.

— Это что за лучшие такие? Я же тебе объяснял, что в кровати — всё одинаково…

— Жизнь не ограничивается границами кровати.

— А зачем мне тёлки вне её границ?

Чонгук забил бы на попытки образумить парня, если бы не выпил. В нём проснулся генератор нравоучений, ему хотелось делиться своим мировоззрением, своими принципами, ему хотелось показать Чжунэ, что на земле всё куда интереснее и светлее. В Гуке даже симпатия к этому студенту затеплилась, не совсем ведь потерянный тип.

— В первую очередь, почему непременно «тёлки»? У тебя язык не поворачивается произнести «девушки»? Это что, врождённый дефект речи?

— Иди на хрен, — сразу же огрызнулся Чжунэ.

— Я же не в обиду, я пытаюсь понять, почему ты так уничижительно их называешь? У тебя есть мама, есть сестра — они тоже женщины! Почему же остальные — тёлки? Тебя что, отвергла или бросила какая?

— Меня?! — поднял высоко брови дракон и захохотал. — Ещё что придумаешь, сказочник? Как меня бросят, если я ни с кем не встречаюсь, как меня отвергнут, если я ни к кому не подкатываю?

— А почему ты этого не делаешь?

— Я же объяснял, что нет смысла, потому что…

— Они лезут сами, первые, да-да, я слышал и запомнил. Но разве когда ты приходишь в магазин, ты покупаешь то, что тебе положат в корзину, или всё-таки то, чего тебе захочется? Вот захотел ты есть. Пришёл в супермаркет. Что ты терпеть не можешь есть?

— Ну, кабачки, допустим.

— Хорошо. И вот, тебе кладут кабачки. Ты пойдёшь домой и будешь их есть? Или выложишь и возьмёшь то, что любишь?

— Я же тебе говорил, что совсем стрёмных тёлок отшиваю.

— Девушек.

— Да какая к чёрту разница?! Все вокруг говорят «тёлки», БиАй, Чжинхван, Бобби!

— А-а, так ты просто повторяешь? Своего мнения у тебя нет? — Чжунэ закатил глаза и скрестил руки на груди. — Ладно, вернёмся к аналогии с едой. Допустим, совсем стрёмные кабачки ты выложил. Но неужели в остальном тебе всё равно, чем питаться?

— Я всегда хожу в рестораны и заказываю лучшее. Я люблю вкусно есть.

— Что ж ебёшь-то ты что попало?! — всплеснул руками Чонгук.

— Да как девушки связаны с едой?! — воскликнул Чжунэ и надулся, разозлившись, после того, как услышал себя со стороны. Он всё-таки автоматически исправился на «девушки».

— Напрямую, — сдержал победную усмешку золотой. — Человек во всём в жизни должен придерживаться одинаковых правил, иначе это пустая декорация, что ты питаешься дорогущими блюдами в ресторане. А на деле ты — неразборчивый баран. И толку от модной одежды на плечах и жопе, если к телу прикладывать дешёвых шлюх, которые вчера под стариком-олигархом, завтра под каким-нибудь миллионером-извращенцем. И в промежутке ты!

— Я хочу виски со льдом, — оборвал разборки Чжунэ, подняв трубку гостиничного телефона. — Сколько порций заказывать? Одну или две?

— Возьми бутылку, на всякий случай, — попросил Чонгук.

Уже стемнело, и они, неплохо набравшиеся, лежали без света, уставившись в потолок, каждый на своей постели, разделяемые проходом с тумбочкой.

— Вернёмся к девушкам, — чётко и звонко сказал золотой, нарушив тишину. Они обсудили и футбол, и бокс, и фильмы, и даже отношение к глобализации и терроризму, после чего взяли перерыв. И вот, он кончился.

— Опять ты за своё!

— Я понял, наконец. Ты боишься быть отвергнутым, поэтому ни к кому сам не подкатываешь.

— Ничего я не боюсь!

— Боишься. Твоя репутация красавца держится на том, что ты потребляешь только изначально согласное. А если попытаешься проверить среди других, то обнаружишь, что там не производишь привычного эффекта. И это тебя страшит. Ты очень неуверенный в глубине души, и отказ тебя травмирует.

— Хватит бредить, я адекватный и понимаю, что всем мил не будешь.

— Но убеждаться в этом не хочется?

— А тебе не приходило в голову, что можно прийти в супермаркет, и понять, что абсолютно без разницы, что есть? Лишь бы не гадость какую-нибудь, а так — всё равно.

Чонгук услышал возвращение своей же метафоры и, изумившись, перевернулся на бок.

— Я думал, что такое бывает только в состоянии крайнего голода, но тебе оно явно незнакомо.

— Нет, представь себе, бывают люди, у которых просто нет любимой пищи.

— Потому что ты запросто её получаешь, сразу готовую, сделанную кем-то другим. А если бы ты научился готовить сам, и познал разницу между быстрым и долгим приготовлением…

— Ну, начинается, теперь я ещё в повара должен податься?

— Я всё ещё намекаю на то, что нужно самому добиваться девушек…

— Да понял я! Не дебил. Твоими же аллегориями с тобой говорю. Умник, блин, — проворчал Чжунэ. Полежав без слов, он негромко задал вопрос: — А у самого-то есть любимая? Еда.

— Нет. Мне не по статусу любить… еду. Вдруг кто другой сожрёт?

— И что же… голодаешь?

— Ну… регулярно пощусь.

— Не приветствую воздержание в чём-либо. Жизнь одна, если ограничивать себя в ней, то когда же наслаждаться и пробовать все радости?

— Если жить в радостях — они станут буднями. После воздержания всегда всё ярче, интереснее, вкуснее. Лучше реже, да лучше, чем чаще, да хуже.

— А я всё жду, что ты сейчас Хайяма вспомнишь с его «лучше быть голодным, чем что попало есть».

— Ты читал Хайяма?

— Представь! Я не такой простофиля, как ты думаешь.

— Я не думаю, что ты простофиля, но мне кажется, что ты мог бы быть лучше, чем есть.

— Для кого и чего? Чонвон, у меня обеспеченная жизнь, есть друзья, есть деньги, есть секс. Для чего мне становиться лучше?