Медицина Древнего

Мои люди пересчитали деньги. Всё сошлось до последней копейки. Кивнул Василию, который аккуратно сложил купюры в наш новый портфель, что нам подарили.

— С вами очень приятно иметь дело, Аркадий Леонидович, — я поднялся, протягивая руку. — Кстати, не подскажете, есть ещё хорошие фехтовальщики в городе?

Карпов неуверенно пожал протянутую ладонь:

— Поверьте, таких огромных коэффициентов больше никогда не будет. После того, как информация о вашей дуэли разлетится по городу, ни одна букмекерская контора не согласится предлагать такие ставки. Вам просто повезло, граф.

Я кивнул и направился к выходу. Отличный был бы способ заработка — бросаешь вызовы на дуэль и легально, официально получаешь деньги. И ведь они не облагаются налогом! Можно официально положить на счёт и жить припеваючи.

Мы спустились по мраморной лестнице и вышли на морозный воздух. «Ладога» ждала у входа, её двигатель тихо урчал.

— Отвезите деньги и положите в сейф в особняке, — распорядился я, передавая дипломат Василию.

— Да, господин, — кивнул он. — А вас куда?

— В академию, — я поправил воротник пальто. — Надо ещё кое-какие проблемы уладить.

Машина плавно влилась в поток транспорта. За окном проплывали витрины магазинов, украшенные к приближающимся праздникам. До Нового года оставалось меньше месяца, а у меня столько планов…

Я мысленно прокручивал события утра. Дуэль, победа, деньги — всё складывалось удачно.

«Ладога» притормозила возле ворот Академии. Холодный ветер мгновенно забрался мне за воротник, когда я вышел из тёплого салона. Снег поскрипывал под ногами, в воздухе кружились редкие снежинки.

— Заеду за вами вечером, господин? — спросил Василий через приоткрытое окно.

— Да, часов в шесть, — ответил я, поправляя шарф. — И позвоните, когда доставите деньги в особняк.

Он кивнул, и машина, мягко шурша шинами по укатанному снегу, тронулась с места. Я проводил её взглядом и направился по центральной аллее, ведущей через академический парк.

Студенты неторопливо прогуливались позволяя себе выдохнуть после рабочей недели, так ещё и слухи обо мне со Старообрядцевой все взбудоражили. Кто-то, увидев меня, тут же начинал шептаться с соседом — видимо, новость о дуэли уже успела разлететься. Ну и пусть, мне только на руку.

— Кирилл! Кирилл! — внезапный крик заставил меня обернуться.

По дорожке, расталкивая прохожих, нёсся Тихон. Его шапка съехала набок, шарф волочился по земле, а глаза были настолько дикими, словно он увидел гончих Персефоны.

— Срочно! За мной! — он подлетел ко мне, тяжело дыша. — Тут такое случилось…

— Тихон, успокойся, — я положил руки ему на плечи. — Что там у тебя опять? Маша тебя нашла и вылила новую порцию впечатляющих жалоб и историй?

Его грудь ходила ходуном, изо рта вырывались облака пара. Казалось, он сейчас задохнётся от возбуждения.

— Да… То есть… да. Нет! Но это потом… — он сбивался, пытаясь перевести дыхание.

— Так, Тихон, — я говорил медленно и чётко, как с ребёнком. — Что случилось?

— Там. — он махнул рукой в сторону учебных корпусов. — Там в нашем сарае. Там такое.

— Что? — я не смог сдержать улыбку. — Что там такого?

— Ты не поверишь. — Тихон прижал руки к груди. — Там такой ужас. Там просто…

— Хуже, чем френдзона? — пошутил я, вспомнив его недавние страдания.

Тихон на мгновение замер. Его лицо странно скуксилось, словно он прокручивал в голове все пережитые кошмары последней недели.

— Нет, — наконец выдавил он с заметным усилием. — Наверное, всё-таки френдзона хуже. — Он тряхнул головой. — Но там всё равно такое. Я должен тебе показать.

— Давай позовём всех остальных, — предложил я, начиная всерьёз интересоваться происходящим.

— Нет времен.! — Тихон схватил меня за рукав и потянул. — Быстрее, Кирилл, за мной.

— А что конкретно…

— Потом! — перебил он, буквально силой таща меня по дорожке. — Сейчас, главное, за мной. Идём быстрее.

Что ж, пацана колотил такой мелкий шок, что проще было подчиниться, чем спорить. Быстрым шагом мы пересекли парк, проскочили между корпусами и вышли к знакомому сараю. У Тихона дрожали руки, когда он хватался за дверную ручку и толкнул её.

* * *

Тихон в академии

Тихон брёл по заснеженным дорожкам академии, всё еще востанавливаясь после «френдзоны». Стоев уже несколько раз улизнул от попытки Маши с ним поговорить.

— Тихон! Тихо-о-он! — раздалось за спиной.

Внутри всё оборвалось. Знакомый голос настиг его, словно ледяной душ. Тихон медленно обернулся, с трудом выдавливая улыбку.

— Привет, Маша, — пробормотал он, рассматривая носки своих ботинок.

Девушка подлетела к нему, тряхнув копной светлых волос. На её щеках играл румянец — то ли от мороза, то ли от возбуждения.

— Представляешь, — затараторила она без предисловий, — я сегодня опять видела её в столовой. Она сидела там как ни в чём не бывало… — Маша скривилась, будто проглотила лимон.

Тихон обречённо вздохнул. Начинается. Сейчас будет очередная порция страданий. Его страданий.

Они медленно двинулись по дорожке, Маша размахивала руками, рассказывая о своих страданиях, а Тихон механически кивал, вклинивая между её монологами уместные «да», «ужасно» и «не может быть».

— … и вообще, все мужики такие! — Маша перешла в наступление. — Абсолютно все! Не ценят настоящую, искреннюю, чистую, неподдельную любовь.

— Угу, — Тихон уже автоматически подавал звуковые сигналы в нужных местах.

— Особенную, неподдельную любовь! — продолжала девушка, прижимая руки к груди. — Им только одно надо! Этим… этим козлам!

«Сейчас начнётся про козлов», — мысленно отметил Тихон, и действительно — Маша пустилась в долгое повествование о неблагодарной козлиной натуре мужского пола и что они все одинаковые.

Они дошли до перекрёстка дорожек. Общежитие виднелось слева, а учебные корпуса — справа. Тихон уже мечтал о спасительном повороте, когда Маша вдруг схватила его за руку.

— Слушай, пойдём со мной в комнату! — в её глазах вспыхнула надежда. — Я тебе ещё расскажу, что мне сегодня приснилось! Там был Кирилл, и мы… — она мечтательно закатила глаза. — А потом, представляешь, я плакала всю ночь. Всю ночь…

Тихон почувствовал, как что-то внутри него надломилось. Не сердце — оно давно уже превратилось в усталый комок нервов. Скорее, это была его последняя способность выносить эти бесконечные страдания.