Медная пуговица. Кукла госпожи Барк

— Спасибо, все в порядке. А теперь, Владимир Николаевич, я пойду домой, а то неудобно, могут меня хватиться и будут всякие неприятности, — вставая со стула, сказал сержант.

— Не спешите, дома никто и не думает о вас… Генерал уехал в посольство, а полковник Дигорский собирается к своим знакомым дамам… Никто и не вспоминает о сержанте Сеоеве. Давайте лучше позавтракаем. Идите вон в ту комнату, это ванная, умойтесь, а затем возвращайтесь сюда, и мы за завтраком потолкуем кое о чем. Кстати, вы что будете пить — чай или кофе?

— Ничего не буду… И в ванную не пойду. Мне надо к себе, — решительно сказал Сеоев, делая движение к двери.

— Ой, какой вы несговорчивый, нехорошо, милый сержант, поступая так, вы обижаете хозяина…

— Чем?

— Ну, хотя бы тем, что уходите от моего стола… Так не принято ни в России, ни на Востоке, ни у вас на Кавказе.

«Да в конце концов останусь еще на часок. Все равно полковник из моей записки знает, где я. Документы целы», — успокаивая самого себя, подумал сержант.

— Ну, как? Решено? Завтракаем вместе? — словно угадывая его мысли, спросил Го Жу–цин.

— Вместе! — ответил Сеоев.

— Тогда идите в ванную, а я распоряжусь о завтраке, — похлопав по плечу сержанта, сказал фокусник и исчез за плотной голубой занавеской, прикрывавшей дверь.

Когда умывшийся, освеженный Сеоев вышел из ванной, хозяин уже хлопотал около столика, на котором шипел, попыхивая, мельхиоровый самовар, стояли стаканы, тарелочки с сыром, яйцами и хлебом, с нарезанной ломтиками ветчиной и масленка с желтым маслом.

— Прошу вас, вот сюда, — учтиво сказал Го Жу–цин, — быть может, хотите водки, опохмелиться?

— Не–ет, ну ее совсем! Не надо, — замотал головой сержант.

— Ну, и отлично, тогда прошу чаю, — придвигая к нему стакан крепкого дымящегося чая, сказал фокусник.

— Как же это вы, Владимир Николаевич, русский, а очутились в Тегеране, да еще под китайской фамилией? — делая простодушное лицо, поинтересовался Сеоев.

— Очень просто! Уехал из России давно, лет, пожалуй, двадцать назад…

— Вы эмигрант?.. бело… — запнулся Сеоев.

— Белогвардеец, хотите сказать? Нет, ни в белой, ни в какой другой армии я не был. Это все политика — белые, красные, розовые и прочие… Меня это никогда не интересовало. Я уехал просто потому, что рыба ищет, где глубже, а человек — где лучше… С моими способностями и профессией мне нечего было делать в Советской России. Ведь я гипнотизер, чародей, угадыватель мыслей и дел любого из людей. Ну, а скажите, разве большевикам интересно иметь у себя такого человека, который, как по книге, будет читать все их мысли и тайны? Конечно, нет, да, кроме того, и в смысле заработка, — ведь я сейчас зарабатываю до трех–четырех тысяч долларов в месяц, а что я имел бы у вас? Усиленный паек и спецставку восемьсот рублей?

— Нет, зачем же, и у нас встречаются замечательные фокусники в цирке… вот я сам в прошлом году в Тбилиси видел Кио…

— Знаю его!.. — перебил Го Жу–цин. — Но это же ремесленник и невежда. Он показывает фокусы, которые сделает любой мой мальчишка–ученик. А ведь я читаю мысли любого человека, знаю тайны всех, прорицаю будущее и рассказываю прошлое каждого… Вы не верите?

— Нет… Я не то что не верю, а сомневаюсь… Это же, извините, чепуха, — сказал Сеоев.

— Сейчас вы убедитесь в том, что ошибаетесь, мой друг. Дайте вашу руку, смотрите мне в глаза, глубже, напряженней, спокойней… Смотрите не мигая, — при этих словах фокусник, пронизывая взглядом сержанта, глухо и торжественно сказал:

— Мой дорогой друг, вам тридцатый год, вы осетин из аула Дарг–Кох, не женаты, были ранены где–то на Кавказе. Но это все не столь важно, перейдем к другим делам. Проследим за бугром Артемиды и вот этим разветвлением, определяющим долговечность жизни… — Тут фокусник вздрогнул и, словно не веря себе, поднес ладонь сержанта к своему лицу.

Он смолк, смешался и глухим голосом пробормотал:

— Не будем касаться этого вопроса…

— Нет, зачем же? Говорите все, — засмеялся сержант.

— То, что я прочел у вас на ладони, — строго сказал Го Жу–цин, — очень серьезно. Но пока я не хочу говорить об этом.

— Я не боюсь, — возразил Сеоев.

— Я знаю, что вы не из пугливых. Эта длинная линия, пересекающая ладонь, говорит о мужестве, и все–таки… я не скажу вам о вашей судьбе.

— Почему? Неужели она так плоха?

— Может быть, даже ужасна!.. — тихо проговорил Го Жу–цин и, перенеся свой взгляд на другую линию, быстро сказал: — А вот тут я читаю, что вы легко можете стать счастливым, можете прожить долго, быть богатым и умереть в глубокой старости, окруженным сыновьями и внуками.

— Вот тебе и раз! — сказал Сеоев. — Только, что вы мне пророчили что–то ужасное, а теперь рассказываете про счастливую жизнь. Ей–богу, Владимир Николаевич, это как–то не вяжется одно с другим!

— Вас ожидает или то, или другое. Вопрос лишь в том, по какому пути вы захотите пойти.

— Не понимаю вас.

— Сейчас поймете. Видите ли, по вашей руке я прочел, что у вас две линии судьбы, близкая позорная смерть, и второй путь: свобода, деньги и долгая, счастливая жизнь. Вопрос в том, что предпочтете вы…

— Конечно, второе, — смеясь, сказал сержант, — какой же дурак захочет первое!

— Да, но второе — надо не только захотеть, но и заслужить. Мне очень хотелось бы избавить вас от несчастья.

— Но почему, Владимир Николаевич?

— Потому что и вы нужны мне… Потому что вы тот человек, который в свою очередь поможет мне.

— Я? — спросил изумленно Сеоев, уже давно ожидавший этой фразы.

— Да, вы! Как видите, я могу подчинять волю окружающих меня людей своей воле, делать десятки самых сложных чудесных фокусов, но я не всемогущ… Я не могу проникнуть туда, куда невозможно войти… Вы понимаете, о чем я говорю? — нетерпеливо закончил он.

— Нет!.. Не понимаю.

— А тем не менее все ясно. Вы находитесь в том доме, куда именно мне нельзя пройти…

— К генералу? — делая простодушное лицо, спросил Сеоев.

— Ну да! Там, в большой комнате, возле кабинета полковника, в стене имеется сейф…

— Железный шкаф? Около карты? — сказал сержант.

— Да, да! Так вот в этом шкафу лежит папка, обыкновенная папка с бумагами. Мне необходимо, — тут фокусник тяжелым, свинцовым взглядом глянул в упор на сержанта.

Сеоев с усилием оторвался от пронизывающих глаз Го Жу–цина.