Медная пуговица. Кукла госпожи Барк

— Нет, я своей работой доволен, жениться пока не думаю, а вот почему ты, Алекпер–ага, мне полный стакан наливаешь, а сам женской рюмочкой пьешь за свое семейное счастье, — шутливо ответил Сеоев.

— Он, педер–сухте (сын сожженного отца), с трех часов пьет, не переставая, если его не остановить, так этот пьяница ночью не найдет дорогу к своей молодой жене, — икая, сказал раис–назмие. — Итак, пьем за всех честных мусульман и за крепость ислама, — закончил он. — Правильно сказал отец поэтов великий Омар Хайям: «Иметь хлеб из хорошей пшеницы, два мена вина, ляжку баранины и сидеть с красавицей в развалинах — такое наслаждение доступно не каждому султану…» Вот о чем мечтал наш великий поэт, а мы тебе, дорогой друг, предоставляем все это сразу и делаем тебя богаче любого султана… За твое здоровье!

Двое подростков и брат жениха то и дело вносили большие подносы, на которых горой вздымался плов, шипели горячие подливки и хуруши, дымился кябаб. Ели руками много и жадно. Сержант, не желая отставать от остальных, тоже ловко и умело брал и рис, и кябаб, и хуруши пальцами, обтирая их о мягкий лаваш. Но поли еще больше, мешая араку и розовое вино с коньяком и темный шарап с греческим ликером–дузиком. Сеоев, которого хмель обычно почти не брал, старался все же пить поменьше. Он заметил, что, хотя и Алекпер, и раис–назмие были уже совершенно пьяны, тем не менее они не забывали наливать ему пополнее стакан и что раза два они перемигнулись, подливая ему вино.

«Надо уходить, — подумал Сеоев, — зачем мне эта пьяная гулянка?»

Он решительно отодвинул свой стакан и сказал:

— Последний!

Но его голос потонул в хоре угодливых, льстивых, пьяно–веселых возгласов, заполнивших комнату.

— Хош амедид, ага!.. Миаяд, бефармаид, ага! [19]

Сержант оглянулся. В дверях, сопровождаемый улыбающимся братом жениха, стоял Го Жу–цин, высокий, с бритым, выхоленным лицом, одетый в отличный серый костюм. Это был тот самый господин, которого показал ему на улице Алекпер. Фокусник окинул взглядом всех находившихся в комнате людей и, делая приветственный жест, наклонил голову.

19

Добро пожаловать, господин!.. Проходите, пожалуйста, господин!

— Прошу извинить. Дела задержали меня дома, и вы, ага Алекпер, надеюсь, не сердитесь на меня.

Пожав руку грузно валившемуся в его сторону Алекперу, кивая налево и направо, он очутился возле Сеоева. Сержант увидел, как сидевший рядом с ним раис–назмие с усилием привстал и, покачиваясь, уступил свое место новому гостю.

— А–а, значит, мы соседи!.. Очень рад познакомиться, — пожимая руку сержанту, сказал Го Жу–цин, садясь возле него. — Особенно же приятно, что вы, судя по форме, русский, — совершенно неожиданно по–русски произнес он, принимая из рук Алекпера стакан с розовым исфаганским вином.

— Ваше здоровье! — продолжал он по–русски, чокаясь с сержантом.

— Вы говорите по–русски? — удивился Сеоев.

— Конечно! Ведь я же сам русский… — потягивая маленькими глотками вино, спокойно ответил фокусник.

— А как же ваше китайское имя?

— Никак! Моя фамилия Кожицин, Владимир Николаевич. Кожицин, как видите, чисто русская фамилия, ну, а для афиши, для рекламы и для таинственности моих сеансов я чуточку переделал ее, и получилась из русской Ко–жи–цин китайская — Го Жу–цин… Фокус, как видите, простой, но зато моя китайская фамилия дает больше эффекта в моем деле. Еще раз ваше здоровье! — кивнул он сержанту.

Хотя большинство гостей было уже достаточно навеселе, но и они, и хозяин, и сам раис–назмие почтительно и не без подобострастия держались с Го Жу–цином…

Снова внесли вина, опять кябаб, и брат хозяина сменил догоревшие свечи в лампионах, но теперь уже уходить Сеоев не собирался. Тот самый долгожданный план знакомства с волшебником, который он так давно лелеял, неожиданно осуществлялся.

«Ну, теперь дело в шляпе», — думал сержант, видя, как просто беседует с ним Го Жу–цин.

— Я бы не советовал вам пить греческий ликер, — предостерегающе сказал Го Жу–цин, — ведь это, скорее, микстура, нежели напиток, лучше попробуйте вот этого вина… — и, выплеснув ликер, он налил Сеоеву розового исфаганского вина. В эту минуту Алекпер обнял Сеоева и стал пьяно изъясняться ему в вечной дружбе и любви.

— Ты меня послушай, и тогда все будет хорошо, — бормотал он, — молодая жена, домик с садом, а в нем инжир и виноград… и сорок туманов жалованья…

— Выпейте стакан этого вина, и у вас станет совершенно свежая голова, — сказал Го Жу–цин. Но, к удивлению Сеоева, тело его вдруг отяжелело и доселе ясная голова закружилась, в глазах зарябило, люди и вещи стали двоиться, и он, удивляясь своей неожиданной слабости, вытянул руки, чтобы, держась за стену, не упасть. Сонливость охватила его.

— Ничего, ничего!.. Это одну только секунду, вот выпейте еще освежающего, это лимонад, — услышал он возле себя голос Го Жу–цина и машинально отхлебнул из стакана что–то, очень напоминающее минеральную воду.

Сержант почувствовал облегчение и с жадностью допил весь стакан. Сонливость спала, оцепенение сняло как рукой, тяжесть исчезла и, наоборот, какая–то воздушная легкость охватила его. Комната, Го Жу–цин, Алекпер и его гости казались прозрачными и невесомыми, а шум голосов и пьяные возгласы людей звучали как приятная музыка, как радостная мелодия знакомой песни…

«Что со мною?» — на секунду подумал сержант, но сейчас же волна веселой безмятежности охватила его.

— Кейф! Делайте ваш кейф!.. Отдыхайте! — откуда–то из глубины раздался голос Го Жу–цина, но сам волшебник был невидим.

— Где вы? — слабеющим голосом пробормотал Сеоев.

— Я здесь. — Сержант снова услышал ласковый, учтивый голос Го Жу–цина: — Выпейте еще, и вам станет совсем легко. Это — нарзан.

Сеоев отрицательно замотал головой, но, почувствовав на губах холодное прикосновение стакана, выпил и впал в полусонное состояние. Он полулежал на мутаках, любезно улыбаясь и кивая головой соседям, но никого из них уже не замечал. Его затуманенные глаза видели странные вещи. Фокусник, подбросив вверх ленту, быстро и ловко взобрался по ней до потолка и, сбрасывая оттуда цветы, смотрел большими, внимательными, обжигающими глазами в упор на Сеоева.

— Афферин!.. аджаиб! [20] — слышались возгласы вокруг, но Сеоев никого из окружающих его людей не видел, перед ним были одни только огромные, сверкающие глаза Го Жу–цина.

Вспышки огня и клубы дыма заполнили комнату, и Сеоев погрузился в какую–то теплую, бездонную глубину…

Проснулся он поздно. Голова была тяжела, веки, словно налитые свинцом, с трудом открылись. Сквозь плотно закрытые шторы еле–еле проникал дневной свет.

Сержант с удивлением огляделся по сторонам. Чужая постель, чужие вещи окружали его, и только возле тахты лежала его аккуратно сложенная одежда. Сеоев с усилием припомнил вчерашнее торжество, Алекпера, встречу с Го Жу–цином и, словно ужаленный, спрыгнув с тахты, бросился к своей гимнастерке. Лихорадочно трясущимися руками он раскрыл боковой кармашек… Все документы оказались на месте. Быстро одевшись, он подошел к окну, отбросил штору, желая распахнуть окно. Оно было затянуто решеткой. За окном виднелся сад и какие–то строения. Дом, в котором находился он, не был домом Алекпера. Это была благоустроенная европейская квартира. Уличный шум почти не доносился сюда, и Сеоев понял, что находится где–то в глубине, в дальних пристройках здания. Он еще раз проверил свои бумаги и затем сел у окна, терпеливо ожидая появления кого–нибудь из хозяев, так странно приютивших его, и тщетно стараясь вспомнить события прошлой ночи.

20

Браво! Удивительно!

— Проснулись?.. Доброго утра! Ну, как голова, не болит? Вот что значит смешать этот проклятый дузик с вином и аракою! — услышал он знакомый голос Го Жу–цина. Фокусник бы в цветном халате, в тюбетейке на голове и с дымящейся сигаретой в руках.

— Слушайте, что это со мною было и где я нахожусь? — не совсем учтиво перебил его Сеоев.

— Меня зовут, как я уже вам говорил, Владимиром Николаевичем, находитесь вы у меня. Вчера, когда вы… — фокусник улыбнулся, — потеряли сознание, я, как русский человек и европеец, не хотел оставить своего соотечественника среди пьяных азиатов и отвез вас к себе… Надеюсь, вы на меня за это не в обиде? Знаете, ведь у вас могли быть с собою документы и деньги… Надеюсь, они целы? — учтиво осведомился Го Жу–цин.