Медоед
Шрифт:
— Пошли, отведу на место!
Меня обнимают за плечи и ведут к корме.
— Дай ему сухарей! Пусть все время сосет их. А вечером горячего отвара травяного! Полегчает! — кричит вдогонку нам голос.
Конечно полегчает. Как только тот Егорка исчезнет, а я сам стану Егором. Мне «морская болезнь» не страшна. Последний раз укачивало на качелях в семь лет. С тех пол так рвало меня только от водки. Но это другое.
Я сопровождаемый дядькой преклонного возраста спустился по короткому трапу в помещение под кормовой надстройкой. Каюта для пассажиров.
— Вот, Егорушка,
Давненько я на таких не спал! Только когда в саду на даче у родственников были. Я любил на том, что между яблоней и грушей натянут. Натяжение чуть сильней было, и тело не особо согнутым оказывалось. Главное, правильно в гамак забраться!
У меня получилось с первой попытки.
— Эка, ты ловко вскочил! — похвалил меня пока неведомый мне человек. — Держи вот сухарик! Посмокчи во рту! Полегчает!
— Мне бы подремать!
— Ну, спи, спи.
Итак, начинаю сбор информации от Егорки к Егору. Поехали!
Егор Павлович Фомин. Пятнадцать лет от роду. Сын, как я уже слышал от сопровождавшего, почившего Павла Ивановича Фомина, умершего пару лет назад, сильно простудившись. Чахотка.
Сопровождает меня хромой (чего я пока не успел заметить) дядька Георгий, которого мой родной дядька назначил мне в пестуны на время переезда.
Наш путь лежит в Копенгаген, где меня дожидается родной дядька Иван Мамонтов, который в племяннике «души не чает».
«Дожидается» и «души не чает», это мнение подростка Егорки. Он прямо представляет, как дядька, который его угощал медовыми пряниками, стоит на берегу моря и всматривается в горизонт, дожидаясь появления корабля.
Ну, ну, Егорка!
Тянуть информацию о дядьке Иване я смысла не вижу. Исходя из задачи квеста, туда мы не доберемся. Не для того меня Игра «подсадила» на это судно, чтобы я в круиз отправился. Но, думаю, что время до начала испытаний у меня еще есть.
Что мне еще надо знать? Сопровождающий! Дядька Георгий. Он же, когда рядом посторонние, Георгий Давыдович. На этом моменте носитель делает особый акцент, так как был уже раз дран за ухо. То есть, «Егорушка», это тоже показное.
Георгий всю жизнь трудится на Мамонтова. Раньше не раз сопровождал и на Урал, и к Белому морю, и за границу. Потом сломал ногу и охромел. С поездками было закончено, а хозяин определил его на закупку пушнины.
Ясное дело, что человек, оторванный от притока живых денег, вынужденный опять тащиться куда-то от семьи на корабле, будет недоволен. Пусть ему! И Егорке тоже.
Последнее, что мне удалось выхватить из его сознания, что нынче «лето тыща семьсот десятое от рождества Христова».
Историю я более-менее знаю. Время Петра Первого. И разгар Северной войны со шведами.
Мне теперь надо готовиться к победе. Или, как минимум, к выживанию в этом путешествии.
Что может ожидать путешественника на море? Да что угодно! Шторм, рифы, пираты (те же шведы). Пожар на судне, в конце концов!
Интересная формулировка у задания. «Победить или выжить»! Победить, значит одержать победу над врагом. А выжить, значит остаться живым после
поражения. Варианты: плен или рабство.И по альтернативному заданию нужно хорошо подумать. «Остаться последним в команде». Вариант «победа» тут не предусмотрен. Он, итак, есть в условиях. Значит, при поражении можно просто продержаться, чтобы погибнуть последним. Хотя можно и не сражаться, а спрятаться.
Опять же, это варианты при боестолкновении. А если шторм? Игровая двусмысленность вполне может засчитать как победу и преодоление сильного шторма, и выживание при кораблекрушении.
Буду ждать развитие сюжета.
С посудиной, на которой идем в Данию, я не определился. В типах судов восемнадцатого века я не специалист. Знаю, что были галеры и фрегаты. А это не военный корабль, а небольшое торговое судно.
Состояние мое, несмотря на качку, заметно улучшилось. А раскачивающийся гамак способствует ко сну, как у сопровождавшего пестуна. Он уже храпит рядом!
Его место ниже моего и дальше от борта. Это чтобы баулы собой прикрывать, которые подо мной свалены. Сдается мне, что там не только вещи в дорогу для племяша, а и своего товара прихватил, чтобы спихнуть в Дании. Вряд ли теперь у него получится.
А разлёживаться никак нельзя! Пять попыток всего дано. Да и штраф мне просто так отдавать не хочется. Хоть и невелика сумма, а все-таки жалко будет потерять двести единиц кристаллов.
Кстати, о камешках. Вон один замечаю возле подпорки палубы. Ему же там совсем не место!
Сползаю тихо, чтобы не разбудить Георгия и еще пару мужчин, также сопевших в другом конце помещения.
Кристалл в хранилище, и отправляюсь наверх.
На палубе немного качнуло, и мне пришлось схватиться за канаты.
— Никак очухался! — тот же голос, заставил обернуться. — Быстро ты, однако!
Рослый мужчина под два метра ростом. Волосы длинные из-под широкополой шляпы спадают на плечи. Красные штаны и такого же цвета широкий пояс на синем кафтане.
— Уже лучше! Хочу на море посмотреть!
— Смотри! Да только не увлекайся! Хвороба может вернуться! Меньше на волны смотри. Вон, к примеру, на остров поглядывай. Тогда не так укачивает с непривычки.
Я кивнул, и теперь спокойно осматривал судно.
Торговец. Две мачты, между которыми размещены несколько ящиков.
На верхней палубе, затянутые брезентом, шесть пушек. По три на борт. Совсем небольшие. Даже не знаю, как такими можно существенный вред другому кораблю причинить. Со своего места не могу точно рассмотреть, но размеры стволов такие, что туда и мой нынешний кулак не пролезет.
— А как наше судно называется? — спрашиваю у здоровяка.
— Такие, как наше, требака зовутся. А это, — он ладонью с силой ударил по перилам, ограждавшем место рулевого, — «Чайка». Торговое. Хозяин Микель Нильсен. Торговый человек из Новгорода, но сейчас в Пскове обосновался.
— Швед?
— Норвежец. Подданный Петра Алексеевича уже годков десять. А до того, да, у Карла в Стокгольме проживал. Да сбежал к нам. Обжился хорошо. Торговлю наладил. Пять своих кораблей держит. Два на Балтике, и три в Архангельске.