Медвежья кровь

Он даже не оглянулся на мужчину, который шлепнулся в грязную жижу с весьма характерным шлепком, взвыв от брани и пытаясь подскочить, но безуспешно.

А я смотрела распахнутыми глазами на приближающуюся теперь ко мне мощную фигуру, даже не моргая, слыша только, как продолжает колотиться сердце. От его неожиданного появления.

И слов.

— …Какой еще муж? — только и смогла хрипло выдохнуть я, когда он встал напротив, широко улыбнувшись и не скрывая того, что активно втягивает в себя воздух, прощупывая мои эмоции своим чутким звериным нюхом.

— Большой, волосатый, грязный, очень голодный и очень больной.

Я не смогла сдержать нервный смешок, весьма скептически осматривая медведя и не пытаясь отшатнуться назад, как бы близко он ни стоял.

По поводу большого, волосатого и грязного сомнений не возникало ни капли.

А про голодного и тем более очень больного я бы поспорила, потому что при том, что медведь скитался где-то эти дни, оставшись без медицинского вмешательства с моей весьма скромной стороны, выглядел он, прямо скажем, хорошо.

Я бы даже сказала — куда лучше, чем когда он уходил.

Нашел где-то волшебную пилюлю?

Все это время, что я рассматривала его, медведь молчал и не торопился отходить, словно давал мне время снова свыкнуться с тем, что он рядом.

Только чуть улыбался и протянул в конце концов:

— Думала, что я тебя брошу?

Я демонстративно фыркнула в ответ, глядя в его сиреневые глаза, где зрачок оставался по-прежнему обездвиженным, но взгляд буквально блестел от озорства и лукавости.

Значит, чуда не случилось.

Он по-прежнему не видел.

— Нет. Старалась думать о тебе как можно меньше!

— Но не получилось? — еще шире улыбнулся медведь, не скрывая своих клыков, а я насупилась, поражаясь тому, что не пытаюсь его прогнать с порога и залепить пощечину, хотя, наверное, должна была это сделать.

— После того, что ты наговорил,— нет!

Он кивнул и проговорил совершенно серьезно:

— Тебе нужно было немного времени, чтобы осмыслить мои слова и принять их.

Ответить медведь мне не дал, просто прошел мимо меня. В дом.

Потрепав при этом псов, которые даже ни разу не тявкнули.

— Предатели! — пробормотала я, глядя на их хвосты, которые ожили и завиляли. Пусть не слишком активно, но уже явно выражая свою симпатию.

— Сегодня готовлю ужин я. Накинь что-нибудь потеплее, и собери пацана. Пусть сидит с нами.

И снова мои глаза округлились, а брови поползли вверх.

Вот это самоуверенность!

— Эй! Ты не слишком много себе позволяешь? — очнувшись, я ринулась за медведем в дом, поспешно захлопнув за собой дверь, но больше не пытаясь ее закрыть, даже если участковый продолжал плеваться отборной бранью, явно не в состоянии выползти из скользкой грязи, чтобы отправиться домой униженным и окончательно отвергнутым.

— Разве мы теперь не одна семья?

— Нет! Ты мне не муж!

— Это всего лишь дело времени, — пожал плечами медведь, направившись прямиком на кухню, но не для того, чтобы проверить наличие еды в кастрюлях.

Он активно работал носом, явно выискивая что-то, и, признаюсь, у меня зашевелились волосы на затылке, когда он безошибочно достал коробку со спичками.

Господи, когда я перестану поражаться тому, КАК он чувствует все на свете, не видя при этом ничего?

— Я не собираюсь быть твоей!

— У тебя нет выхода, Иля, — все так же спокойно и размеренно отозвался медведь, отыскав теперь и стопку дров, которые прихватил с собой, снова направляясь на улицу. — Ты ведь умная девочка и все прекрасно поняла.

Я прошлепала за ним на улицу, словно хвост, только пораженно всплеснув руками:

— Нет, ну вы посмотрите на него!

Он хохотнул, вывалив дрова на землю и неожиданно поворачиваясь ко мне так, что я едва не уперлась носом в его мощную грудь, слыша над собой его голос:

— Видишь?

— Что?

— Ты уже не боишься меня.

Спорить можно было бесконечно.

Проблема была только одна — он был чертовски прав. Как всегда. Потому что чувствовал все, что творилось во мне, наверное, даже лучше, чем я сама, пока я старалась пропускать все свои эмоции через разум.

Я боялась не его.

А того, что должно произойти между нами.

И это я поняла, когда он приблизился еще, касаясь осторожно моего лица, как в тот день, когда уходил в поселок: осторожно, мягко, едва заметно, проговорив тихо и хрипло:

— Я думал о тебе все эти дни, девочка. Я — зверь и не умею быть нежным. Но я клянусь, что не причиню тебе вреда.

Я знала, что он не врет. Хотя бы потому, что до этого всегда говорил правду, какая бы она ни была.

А потому смутилась и поспешно отступила от него, чтобы залететь в дом со словами:

— Схожу за Эдей.

Пока все это мне казалось полным сумасшествием — ужин на улице, да еще и в такой компании, где один не был человеком, второй не воспринимал людей как таковых, и я, которая еще толком не определилась, как реагировать на наглого упрямого медведя.

Но при всем этом в груди было тепло.

Словно мы действительно могли быть семьей.

Когда-то в нашем большом уютном доме всегда пахло едой, и приходили гости. По выходным папа делал шашлык, а мама пекла свои фирменные пироги-рыбники. И все были счастливы.

Оказалось, что я все еще не забыла, каково это — быть счастливой и беззаботной, даже если сейчас относилась к этому с большой опаской и недоверием.

Я доверяла только одному — непоколебимой вере медведя в то, что он делал.

Хотя, может, и не стоило делать это.

Эдя на удивление спокойно отнесся к тому, что я облачила его в теплый спортивный костюм и дутую жилетку, а еще в резиновые сапоги, и так же спокойно спустился вниз, не пытаясь убежать и даже не глядя в сторону леса, чего я боялась больше всего.

— Отпусти его. Он сам найдет то, что ему интересно.

— …Поверить не могу, что я слушаю тебя, — выдохнула я сокрушенно, но и в этот раз сделала так, как говорил медведь, который, между прочим, уже развел костер, отыскав сухое и уютное место под яблоней на заднем дворе нашего дома, где были сад и огород.