Мефодий Буслаев: другой путь

Повисла тишина.

Так, что я знаю о Храме? Тут не работает никакая магия, в том числе и полетная - стражи света в пролете, как бы иронично это не прозвучало. Телепортироваться нельзя... А мои способности... Да не знаю я. Как я вообще должен проходить лабиринт? На чистой интуиции?

–  А Кво...
–  я так и не смог закончить это имя.
–  Он бы прошел лабиринт?

Не знаю, кто у них там сильнейший, но раз уж это имя стало нарицательным...

–  Он пытался. Трижды.
–  Арей задумался.
–  Но всякий раз возвращался из срединных земель ни с чем.

Понятно. Если не смог и владыка тьмы в полной силе... Но пророчество говорит, что я смогу. И непонятно почему - ведь кто он, и кто я. Кстати, раз уж выдалась возможность...

–  Насколько силен он был?
–  с одной стороны - сотни тысяч эйдосов в дархе. С другой - его убили восемь диверсантов света. Да, златокрылых. Да, крайне опытных. Но - всего восемь. И среди них не было величайшего стража света, если он вообще существует.

Арей усмехнулся.

–  Кводнон?
–  его лицо выражало мрачную усмешку, в которой сочеталось ненависть и признание.
–  Крайне силен. Сильнее, чем ты можешь себе представить, - он покачал головой.
–  Мы пошли за ним в том числе и поэтому.

Голос мечника был задумчив и наполнен желчью. Это были дела времен настолько давних, что мне было даже страшно подсчитать.

–  Арей, а вас смогли бы убить восемь златокрылых?
–  не знаю почему, но меня мучил этот вопрос. Он казался крайне важным - и изумрудные искры, вспыхивающие перед глазами, только разжигали интерес.
–  Пусть даже посреди ночи.

Это звучало особенно странно. Ночь - время стражей мрака, время, в которую они обретают особую силу.

Арей рассмеялся.

–  Так вот что тебя интересует...
–  мечник внимательно посмотрел на меня.
–  Меф, Кводнона убили златокрылые во время вылазки. Никто не понимает, как это произошло, но это так.

Понятно. Точнее, ничего не понятно.

Ну да ладно, не время об этом думать. У меня осталось... Триста сорок пять часов? Мало. Чертовски мало. Это странно - знать, что тебе, вполне возможно, осталось жить совсем немного. Очень близко к тому, что чувствовали мои пациенты, наверное.

Я прикоснулся к мечу, отозвавшегося на прикосновение новым ободряющим потоком света. Золотистый металл в рукояти очень сильно напоминал что-то, но я не понимал, что именно. А кроме того... Свет будил воспоминания. Болезненные, невероятные, запретные воспоминания

Тихие звуки флейты. Бело-золотые волосы, уложенные в хвосты, взлетающие от малейшего дуновения ветра

Хватит! Этого нет!

Я дернулся, и сжал пульсирующую голову руками. На меня снова накатывал жар, а изумрудные искры сияли перед глазами.

***

Этот день наступил незаметно. Только вчера Арей гонял меня по площадке, выбивая усталостью из головы ненужные мысли, но проходит несколько часов - и вот мы уже стоим перед аркой из песчаника, и в меня упирается взгляд резко остановившегося Арея.

–  Вы не пойдете дальше?
–  я ожидал, что он проводит меня хотя бы до ворот храма, но тут идти еще ровно три километра.

Мужчина покачал головой.

–  Меня попросили подождать тут, - я кивнул, обернувшись. Этого следовало ожидать от подобного места.

Я чувствовал себя странно - мне было страшно, но одновременно с тем я постепенно переставал ощущать тело. За этот месяц я впитал в себя эти пески, этот белый свет, и чувство бесконечной правильности происходящего уже не отпускало. Все верно - это мое испытание, и его пройду только я - и только один.

–  А в иных просьбах силы больше, чем в приказах...
–  не помню, кто сказал это, но фраза была чертовски правильной.
–  Благодарю за все, Арей.

Не наставник - он так и не стал им для меня. Просто Арей - страж, с которым меня свела судьба. Очередная ступенька в жизни, так и не ставшая главной.

Я пошел вперед - не дожидаясь ответа, не рассчитывая на долгие прощания. Привыкшие ноги уже почти не вязли в песке, а меч, за этот месяц почти приросший к руке, придавал уверенности. Я перешел на истинное зрение - и ничего не изменилось. Все тот же песок. Все те же скалы. Все тот же белый, будто выточенный из кости, храм.

Время прекратило свой бег - здесь оно не имело значения. Год, минута, тысячелетие - для великого строения древних все это было пылью. Место более древнее, чем Эдем и Аид вместе взятые.

Я шел, и мой взгляд размывался, впитывая в себя каждую крупицу древней силы, что миллионы лет сохранялась здесь. Песок тек под ногами, Храм приближался, медленно, но неуклонно, и вскоре я осознал себя стоящим перед монументальной постройкой, уходящей далеко в небеса. У храма был только один вход - огромная, пятиметровая арка.

Я застыл у входа, и взгляд потерялся в бесконечной тысяче плит. Черные и белые, они мерцали и переливались, меняя свои места, назначения и даже чары. Каждую секунду лабиринт становился другим, и все новые сочетания заклинаний появлялись из бесконечного хаоса перемещений. Плиты жадности и смеха, холода и смерти, медленного проклятия и счастья, любви и ненависти - первая сотня. Самая простая, которую мог бы пройти и маг. Плиты утопии и чар, плиты поиска и сути, вечного поединка, противоречия и иллюзорных решений - вторая сотня. Плиты вечности, путешествия, сумрака и ада - третья сотня. За нее еще не прошел никто, ни разу в истории лабиринта. Плиты легко открывали свою суть, ничуть не пытаясь спрятаться от взгляда - и исчезая в тот же миг, когда мой взгляд переходил на следующую плиту. Пусть между них читался легко и непринужденно, и в этом была своего рода подсказка - они не мое испытание.

Моим испытанием была десятая сотня плит. Сотня, плиты которой не были частью лабиринта. Не темные и не светлые, не белые, не черные и не серые - они не могли существовать, но существовали. Они стояли за границами мира, существовав еще до его создания, и не открывались моему взгляду. Они будто бы всматривались в меня, что-то ожидая, чего-то ища - и не будучи способными найти.

Вздохнув, я ступил на первую плиту. 'Быстрая', на ней нельзя было задерживаться дольше трех секунд - и я ступил на вторую справа, плиту вечного голода. Она активировалась с промежутками в тридцать секунд, и у меня было время, чтобы пройти дальше.

Лабиринт, столь не проходимый для других, был детской игрой - ведь он сам подсказывал мне нужный путь, подсвечивая его и выставляя нужные плиты. Ему было не интересно убить первого посетителя за долгие сотни лет простейшими ловушками, и плиты десятой сотни тонко щерились улыбками вдали, становясь все ближе. Вторая, третья, четвертая сотня - лабиринт не может удержать того, кто видит его насквозь. И, что куда более важно, лабиринт не может удержать того, кого удерживать не хочет.

Порой я натыкался на скелеты тех, кто пытался пройти лабиринт, не имея на то разрешения - они оставались на наиболее заметных плитах, будто бы Храм сам выставлял их тела напоказ в предупреждение следующим поколениям. Порой я запинался - когда в одном месте оказывались однозначно смертельные плиты, но всякий раз находился выход, пусть даже и в последний миг. Лабиринт играл со мной, подбрасывая все новые и новые ловушки. Он будто бы красовался, являя глазу все более и более сложные чары. Плиты бесконечного золота, плиты спасения, плиты света, плиты тьмы - в Лабиринте было все. Однажды я даже заметил плиту Вавилона - любой ступивший на нее оказался бы обладателем всех сокровищ мира, что когда-либо существовали или будут существовать. Жаль только, что сойти с этой плиты он никогда бы не смог.