Мефодий Буслаев: другой путь

Черт! Должен же быть хоть какой-то выход?

На меня накатила безнадега. И самое отвратительное - Арей ведь даже не давит, вчерашняя мощь спряталась вовнутрь. Он просто сообщает мне о моих перспективах, и... Стоп.

–  А что, можно быть приговоренным с рождения? И всеблагой свет это позволит?
–  это были уже потуги отчаяния, последние очаги сопротивления крепости, в которую ворвались вражеские войска. Даже мой голос больше напоминал писк.

–  Помнишь Улиту?
–  Арей кивнул на дверь, ведующую в приемную.
–  Ее эйдос заложила ее мать-ведьма, пока та была еще в утробе. Так что тебе даже повезло, Меф - тебя угораздило попасть под затмение, а она не имела шансов изначально.

А вот теперь - конец. Это реальность, Меф. Тут есть светлые и темные стражи, тут можно продать душу и можно лишиться ее еще до рождения. Свободу выбора оставь в сказках.

А знаете что? Идите к черту.

–  И что дальше, Арей?
–  надо же, я назвал его по имени. Когда слишком сильно боишься, страх исчезает.
–  Что это вообще меняет? Я лечил - и буду лечить. Убивал комиссионеров - и буду убивать. И ни хрена вы мне не сделаете, пока я вам нужен, чтобы пройти этот гребаный лабиринт. Я, как вы сказали, слишком ценная зверушка, чтобы променять меня на тонну пластилина.

А вот после этого, мне, скорее всего, выпустят кишки, причем прямо на выходе из лабиринта. И бежать некуда.

Я ждал реакции на хамство, но ее не было. А потом Арей рассмеялся. Протяжно, искренне, и низко.

Я ждал, пока он закончит, и спустя почти минуту мужчина успокоился, щелчком пальцев материализовав длинный футляр, обтянутый толстой черной кожей с парой темных пятен. Даже думать не хочу, чья это кровь.

–  Тогда первым убей Тухломона.
–  я не понял, шутка это или он говорит серьезно, так что открыл футляр.

На бархатной красной ткани лежал меч - длинный полутораручный меч. Навершение рукояти в виде шара, обмотанная черной кожей рукоять, простая гарда, чуть расширяющаяся к концам. Арей кивнул на него, и я послушно протянул руку к мечу - отказ тут не подразумевался. Прикоснулся к рукояти - и тут же оторвал руку, неосознанно отведя ее себе за спину. Сердце вспыхнуло адской болью, к горлу подкатил ком - и я, не выдержав, встал со стула, подбежав к двери. За спиной раздался тихий вздох, и со звуком от еще одного щелчка рядом со мной появился какой-то тазик, почему-то наполненный водой, куда меня и вырвало.

Наконец я, с трудом отдышавшись, встал, но на футляр я смотреть больше не мог - к горлу подкатывал комок. Это было, словно прикоснутся к чему-то даже более мерзкому, чем разложившийся труп. Большего отвращения я не чувствовал ни разу в жизни, и меня выворачивало от одной мысли о том, что это можно взять в руки.

Если меч Арея был поглощающим все вокруг сгустком тьмы, то это - мерзким, склизким паразитом, буквально вцепившимся в мой эйдос при первом же прикосновении. Сердце все еще болело, я почти чувствовал прикоснувшиеся к нему склизкие, жадные щупальца.

–  Это ж что с тобой будет, когда дарх оденешь...
–  до меня донесся задумчивый голос Арея. Задумчивый, но ничуть не удивленный.
–  Как тебя вообще занесло в нашу контору, Меф? Это, между прочим, меч Древнира, самый светлый артефактный меч, который только есть у мрака, и сильнейший из попавших к нам мечей, - он на миг задумался.
–  Если меч вообще возможно назвать светлым.

Я вздрогнул.

–  Это - гребаный паразит, а не меч. Можете хоть прямо сейчас на улицу вышвырнуть, но я до него больше не дотронусь.

–  хотя... Судя по увиденному, тут вообще все - паразиты. Господи, в какое же дерьмо я вляпался.

В кабинете повисло молчание. Арей задумчиво посмотрел на свой двуручник, а потом отрицательно покачал головой. Да его меч я даже не подниму, хотя... Да он меня сожрет, когда я до гарды дотронусь.

У моих ног упал еще один меч. Тоже бастард, только теперь гарда была покрыта позолотой, а ручка была железной с деревянными вставками каштанового цвета. Моя рука замерла, не решаясь преодолеть последний миллиметр до рукояти. Зажмурившись, я все-таки схватился за холодную сталь... И в руку ударил ровный электрический заряд. Пальцы онемели, но все-таки это было куда лучше, чем прошлый вариант.

–  Обычный меч, только зачарован неплохим магом лет триста назад. Темным, разумеется.
–  Арей вздохнул.
–  Меф, мечом Древнира можно убить кого угодно - хоть бога, хоть стража. Этой зубочисткой ты меня разве что поцарапаешь.

То есть я сам урезаю свои шансы на выживание в Лабиринте в несколько раз. Отлично. Я вспомнил то, что почувствовал, прикоснувшись к этому невероятно могучему мечу... К дьяволу ваши убивающие богов игрушки. Была бы моя воля - вы бы тоже туда отправились, но ведь хрен там.

–  Благодарю за предложение, но нет. Этот меч меня полностью устраивает, - еще бы бил по пальцам хоть немного слабее...

Арей только покачал головой.

–  Воля твоя. Сегодня учишься не дергать пальцами, держа меч, завтра начнем тренировки.
–  Арей внимательно посмотрел на меня.
–  Свободен.

Вздохнув, я вышел из кабинета. Там уже не было ни следа оставшейся от комиссионеров пыли, только Улита странно затихла, и смотрела на меня широкими глазами. Плевать - мне сегодня еще нужно зайти к Ирке, да и пациентов проверить не помешало бы, хотя я и скрепя сердце взял отпуск на эту неделю.

Уйти из мрака совсем не получилось, но покинув резиденцию я почувствовал себя гораздо лучше. А теперь - постараться забыть обо всем этом дерьме. Хотя бы до завтрашнего дня.

***

Если хочешь забыть о своих проблемах - посмотри на чужие. Это правило неуклонно подтверждало свою правильность годами опыта, и безукоризненно сработало и в этот раз. Мне было противно, но я пошел к Ирке именно поэтому. Не потому что соскучился или захотел проверить, как она - потому что мне было нужно увидеть, что может быть хуже, а беспокоить умирающих я ради этого бы не стал.

Что же, я и правда не слишком хороший человек.

По дороге заскочил в ближайший гастроном, наполнив едой пакеты. Уже года три мне было глубоко плевать, чем питаться - еда воспринималась как необходимая питательная масса, которую нужно положить в рот, сделать по возможности пару движений зубами и проглотить, чтобы это тело продолжало двигаться.

Мне было плохо - и я знал, что будет только хуже. Когда ты смотришь на чужие страдания, тебе не становится легче, вовсе нет. И удовольствия ты не получаешь ни малейшего. Просто это позволяет перестать жалеть себя и взять себя в руки. Забить истерику глубоко в подсознание, придавить сомнения чувством вины, снова поставить четкую цель выше минутных слабостей. У меня есть две руки, две ноги, относительно здоровое тело, и, возможно, рабочий мозг. А это уже очень много.