Мегагрант

После нескольких первых вопросов: «Как он узнал о возможности трансплантации», «Почему согласился», «Что знает о технологии», - корреспондент поинтересовалась:

– Изменилось ли ваше состояние после операции? Например, появилось что-то, чего вы не могли делать раньше, а теперь можете.

Саша оживился:

– Многое, да почти все изменилось. Раньше дышал через трубку, а теперь - сам. И дышать стало легче. Говорить совсем не мог, а теперь разговариваю. Вот, с вами говорю.
– Корреспондент, улыбаясь, кивала.
– Ходить могу много. Вот начал работать. Но главное, раньше женщины не хотели со мной общаться, им было неприятно, да и не получалось, а теперь я нормальный человек.

Молодая женщина растерянно посмотрела на стоящего рядом Полякова, который спас ситуацию, поскольку Саша только вошел во вкус и явно намеревался продолжить.

– С вашего позволения, я добавлю несколько объективных, медицинских деталей, расскажу о результатах последнего обследования...

На слова Саши тогда никто не обратил особого внимания, да если бы и обратили, то это вряд ли что-то изменило бы. Спустя несколько недель в кабинете главного врача раздался звонок из полиции, и довольно грубый голос поинтересовался, знаком ли им некий больной, которому недавно сделали уникальную операцию. В последнее время Саша стал частенько на свои выходные ездить в «родные места», - так он говорил. Удерживать его было бесполезно: взрослый дееспособный человек, и никаких медицинских противопоказаний таким поездкам не было. Там он познакомился с какой-то женщиной и попал в неприятную историю с дракой и приводом в полицию. Самое страшное, что во время драки он получил травму легких. Это выяснилось, когда его доставили в краевую больницу на вертолете, который послал за ним Порханов. Неделю Саша провел в реанимации, и слава богу, его удалось спасти, причем даже без последствий для пересаженной трахеи.

Маккиарини, которому сначала боялись сообщать об этом, узнав, что все позади, неожиданно развеселился:

– Если пациент после сложнейшей трансплантации, с пересаженным, созданным в лаборатории органом оказался способным вступить в драку из-за женщины, то это лучшая реклама моему методу.

Однако профессор Порханов не разделял это настроение. Последние дни выдались сложными: в больницу поступило несколько пациентов в тяжелом состоянии, требовавших внимания, кроме того, шла подготовка к пересадке донорской печени тринадцатилетнему подростку, у которого была диагностирована злокачественная опухоль. Операция прошла успешно, и мальчика спасли.

Через несколько дней Владимир Алексеевич встречался по этому поводу с журналистами и, отвечая на вопрос, сколько стоит трансплантация, заявил:

– Ничего не стоит. В нашей больнице трансплантации жителям России делаются бесплатно. И лечение тоже бесплатное. Вот пример: вряд ли в какой-либо другой стране пациента после трансплантации трахеи могли бы держать в клинике бесплатно такое долгое время.

И он был совершенно прав. Но существовало еще кое-что, что заставляло задуматься. К внедрению высоких технологий вообще, и в медицине особенно, должны быть готовы не только сами медики (профессионализм, менталитет), инфраструктура клиники, система здравоохранения, но и страна в целом. Страна и люди, которые в ней живут. С точки зрения эффективности не каждый может стать кандидатом для экспериментального высокотехнологичного лечения. Да, в каждом клиническом исследовании существуют так называемые «критерии исключения», параметры, из-за которых больной не может быть включен в программу. Например, психически больной человек, просто потому что он не способен выполнять все предписания, и результаты его лечения нельзя будет объективно оценить. В Америке это и определенная норма употребления алкоголя, курение (что в России отследить очень трудно). И вообще не все критерии в нашей стране можно учесть. Прежде всего - менталитет больного. Должен ли он соответствовать уровню технологий, которые ему предложены? А как же гуманизм? Но скорее всего, то, что заведомо неэффективно, является негуманным. Тогда мы только начали задумываться над этими вопросами, но по мере продолжения проекта они вставали все острее.

Глава 6

2012-2013. Ханна

1

Лето 2012-го оказалось очень напряженным для Паоло. Даже он, привычный к частым перелетам, работе в залах ожидания и гостиницах, умеющий переключаться с одной задачи на другую, с трудом выдерживал этот ритм. Это было тем более обидно, что объективно все шло неплохо, и он «набирал скорость». Две трансплантации в России - сейчас с пациентами все хорошо, но они, скорее всего, потребуют его внимания осенью. Плюс множество рутинных, но тем не менее сложных операций во Флоренции. Ханна... Процесс получения разрешения FDA на трансплантацию был на завершающей стадии, и они с Марком уже назначили предварительную дату - 23 октября. В лаборатории в Каролинском институте исследования шли полным ходом, кроме того, в июле он впервые выступил с так называемой «профессорской лекцией», это было очень почетно, предлагалось не всем и благотворно отразилось на его научной репутации.

На лекцию пришли многие профессора, сотрудники института, ну и, конечно же, его лаборатория, включая стажеров из Краснодара Елену и Алекса. Он поглядывал на них во время выступления - они сидели рядом и как-то выделялись из общей массы. Он еще не мог сформулировать - как. Тихие, прилежные, но «без огонька». Возможно, еще сказывается языковой барьер. Но не только... Наблюдая за ними и раньше, он пока не чувствовал в них СИЛЫ, стремления к прорыву. А ведь у него в лаборатории работали молодые ученые и стажеры отовсюду - из Америки, Германии, Сингапура, Испании, Швеции, даже девушка из Ирана! Даже она как-то быстро освоилась, чувствовала себя свободно. Что его больше всего раздражало (хотя как наставник он, конечно, не давал волю этому чувству), так это то, что они все время держались вместе и особняком. Вместе приходили и уходили с работы, вместе шли на ланч, отказывались от приглашений пойти с коллегами в бар, ссылаясь на усталость. Участвовали только в традиционных «пивных вечерах», на которые он приглашал всю команду во время своих приездов в Стокгольм.

Филипп Юнгеблут, который отвечал за их обучение в его отсутствие, говорил ему, что они прилежно выполняют все задания, но при этом пассивны, не стремятся сами разобраться во всем, стать частью этого нового мира. Они как будто бы уже на этом первом этапе пытаются определить для себя, что им пригодится в дальнейшем, а что - нет, не стараясь понять и принять, хотя бы на время, новый мир целиком.

В этом была, по мнению Паоло, основная проблема. В них он замечал и пассивность, и критичность одновременно, они внутренне делали упор на недостатки работы западной лаборатории, не принимали многие правила, не понимая, что сейчас им нужно просто попробовать показать себя в рамках ЭТОГО мира, ЭТИХ правил, и тогда позже они смогут работать в любых условиях, не упуская главного - науку.

Паоло заметил, что они часто, гораздо чаще, чем другие иностранные стажеры, говорят по телефону с родными, даже во время работы по нескольку раз. Он не то чтобы это запрещал, просто не понимал, кроме того, такое частое общение сбивало их эмоциональный настрой, мешало концентрироваться на эксперименте и по-настоящему увлечься исследованиями.

Ему казалось, что они, как бы выразиться, «жалели себя», чего сам он никогда себе не позволял и не любил, когда это делали другие. К примеру, в Краснодаре, - это было его решение оперировать обоих пациентов в одно время с разницей в два дня, вызванное производственной необходимостью, главным образом режимом подготовки каркасов, сложной логистикой их доставки. Проще было и изготовить, и доставить оба каркаса и биореактора вместе.

Хотя для персонала, а особенно для Филиппа и Ирины, это было огромной нагрузкой: в общей сложности у них получилось семьдесят два часа вахты. Однако Филипп держался прекрасно, не показывая ни усталости, ни боли в ноге, улыбался, шутил, во время коротких перерывов слушал музыку, болтал с друзьями по скайпу. Паоло прекрасно его вышколил. Ему нравились те, кто был способен работать несмотря ни на что, при этом работать легко и иметь легкий характер. Когда окружающие начинали жалеть Филиппа из-за травмы и предлагали подежурить, чтобы дать ему больше отдыха, Паоло отвечал жестко:

– Он не должен был играть в футбол накануне такой ответственной операции, когда ему еще нет полноценной замены. Ирина только что прошла подготовку, она отлично справляется, но мастерство дается с опытом, а это ее первая трансплантация. Филипп должен был все это учесть и не рисковать.

И Филипп не роптал и не обижался, шутил, махал своим костылем, а после завершения работы отправился не в свой номер, чтобы, наконец, выспаться, а вместе со всеми в гостиничный бар. Это было для него естественно. Паоло вспомнил и о Томасе Гроссе: у того, конечно, характер похуже, но была главная, очень ценная черта - то, что он делал, казалось ему самым важным и нужным, несмотря на скромность позиции, которую занимал.

А молодой австралиец Конан Фитцпатрик, оператор из «ARTE»?! Паоло не мог сдержать улыбки, вспоминая о том, как тот, закончив основную работу, сразу же начал монтировать «подарочный фильм» для всех - ускоренную версию, показывающую, как «растут клетки». Сорокавосьмичасовой процесс уместился в десять минут под музыкальное сопровождение группы «Ленинград»: все время в Краснодаре телевизионщики ездили в микроавтобусе, водитель которого ставил одну и ту же запись. Слов они не понимали, но песня им очень понравилась.