Мегагрант

Эта позиция университета была озвучена на встрече в министерстве, однако - с обещанием не затягивать процедуру и вообще объявить выполнение гранта приоритетной задачей и довести это до всех служб. В качестве подтверждения университет, не дожидаясь поступления на счет грантовых денег, оплатил из собственных средств стажировку молодых специалистов в Москве и Петербурге, чтобы не терять темп. Они обещали авансировать и часть их стажировки в Каролинском институте.

В итоге все были довольны: Паоло - тем, что почувствовал поддержку министерства и был официально избавлен от лишней бумажной работы, университет - тем, что удалось отстоять свою позицию по тендеру и немного снять напряжение, министерство - тем, что, слава богу, в их переговорной комнате не произошло скандала и разрыва отношений.

4

Однако недоверие по отношению к приглашенному иностранному профессору в университете сохранялось, причем распространялось оно и на отобранных им молодых сотрудников. В начале года двое из них, после окончания образовательного цикла по клеточным продуктам, отправились обучаться практической работе с клетками в Москву и Петербург. Это было не совсем обычной практикой для нашей страны, чтобы молодой ученый просто приезжал в другую лабораторию и работал бы там бесплатно. А в нашем случае это было совсем уж необычным, поскольку ребята не умели практически ничего и поначалу не очень-то были способны помочь - наоборот, их наставникам пришлось потратить достаточно своего времени, чтобы научить их обращаться с приборами и производить простейшие манипуляции. Но всем нам повезло: благодаря этому проекту мы встретили прекрасных людей, профессиональных ученых, которые готовы были и помочь, и сами были рады поучаствовать в чем-то новом.

Саша Сотниченко отправился в Институт стволовых клеток человека в Москву и работал под началом Романа Вадимовича Деева, медицинского директора этого института. Самому Роману было тогда немногим больше тридцати, но он уже не только достиг высот в карьере, но и был прекрасным наставником. Выпускник питерской Военно-медицинской академии, он был исключительно работоспособным и требовательным. Сам будучи перфекционистом, он добивался перфекционизма от других. Они с Сашей допоздна засиживались в лаборатории, чтобы добиться «чистых картинок» - качественного изображения качественных образцов, получение которых было залогом успеха эксперимента и научной статьи. Стиль работы здесь приближался к западному с тем отличием, что больше времени уделялось объяснениям, вообще - общему образованию, обсуждениям.

Одновременно Саша посещал в Москве ускоренные курсы английского языка и по прошествии полутора месяцев был более-менее готов к работе в Швеции.

Елена Губарева оказалась в совершенно другой обстановке. В каком-то смысле эти две стажировки отражали отличие московского и питерского стилей - ритма жизни, работы, общения. В последнем присутствовали некоторый аристократизм, неторопливость и основательность, общие беседы, чаепития. Лену взяла под свое крыло Ирина Михайловна Спивак, старший научный сотрудник Института цитологии РАН, правая рука выдающегося нашего цитолога Виктора Михайловича Михельсона. Но главным образом «клеточным образованием» Лены занималась Надежда Михайловна Осипова. Она воспринимала клетки как существа, к которым нужен особый подход, внутреннее отношение, определяемое не только стандартными протоколами. Клетки необходимо чувствовать, чтобы они хорошо делились, размножались, дифференцировались, - вот это особое «чутье» она и пыталась передать своей ученице. Обучение английскому здесь тоже было устроено иначе: готовила биологов, ехавших на работу в США, широко известная в научных кругах Екатерина Верде. С учениками она занималась дома, в старинной питерской квартире за круглым столом, стоявшим посередине комнаты с окном, выходящим во двор-колодец.

Это были два мира и две совершенно разные школы в науке, и оставалось только радоваться, что в Краснодаре будут работать сотрудники, если не сформированные ими, то хотя бы впитавшие дух таких разных лабораторий.

Но и в Москве, и в Питере ребята находились если не в тепличных, то в очень благоприятных условиях, а вот теперь им предстояло отправиться на «научную фабрику», конвейер, каким был Каролинский институт, да, впрочем, и большинство западных лабораторий. Они впервые уезжали из дома так надолго и в общем-то никогда прежде не стремились к этому. Маккиарини настаивал на большом сроке их пребывания в Стокгольме:

– Год, не меньше, иначе они ничему не научатся. Люди, которые там работают, изучали эту область в течение нескольких лет, а они начинают практически с нуля.

Но руководство университета не считало нужным отпускать ребят на такой срок. В конце концов сошлись на том, что они поедут на полгода. Потом их сменят двое других, а первые начнут работать в новой лаборатории.

Преподаватели и сотрудники университета в тот момент очень по-разному относились к новым перспективам, открывающимся перед их бывшими студентами. Большая часть по-прежнему, как и с самого начала, не верила в осуществимость проекта, считая все это временной популистской затеей. Другие были уверены, что ребята просто останутся на Западе (хотя это было невозможно и специально оговаривалось условиями контракта). Но самая, пожалуй, главная проблема заключалась в деньгах. Шестимесячная стажировка в Каролинском стоила астрономическую в глазах большинства жителей Краснодара сумму. Кроме того, эти молодые ребята: интерны, аспирант (только Елена Губарева на тот момент была доцентом и кандидатом наук) получали из средств гранта очень неплохую, по университетским меркам, зарплату, плюс командировочные. Этого было достаточно, чтобы с самого начала сотрудники новой лаборатории оказались «по ту сторону». Надо сказать, что ректор Сергей Николаевич Алексеенко весьма резко пресекал все разговоры на эту тему и брал ребят под свою защиту.

Однако в среде преподавателей существовало и беспокойство другого рода. В начале марта в университете в рамках мегагранта была организована научная конференция, куда были впервые приглашены с лекциями и наставники ребят, и другие ведущие специалисты из Москвы и Петербурга в области клеточной биологии и тканевой инженерии. Сразу же после выступления Маккиарини, обрисовавшего перспективы проекта, поднялся пожилой профессор и обратился к докладчику:

– Я хотел спросить у вас, каким вы видите будущее Александра Сотниченко? Видите ли, он мой ученик, у него блестящие способности, и я, естественно, беспокоюсь за его судьбу Из-за этого нового проекта ему пришлось оставить ту работу, которую он вел до сих пор, возможно, ему придется поменять тему диссертации. И будет ли у него диссертация? Прошу прощения, но вопрос продиктован исключительно участием в судьбе ученика.

Паоло кивнул:

– Саше выпал редчайший шанс работать в мировой науке, на мировом уровне. И не просто в мировой науке, а на самых передовых ее позициях - в области, где можно стать первым. Получится ли у него? Я не знаю, гарантировать не могу. Далеко не все, даже мои западные ученики, смогли пройти этот путь до конца. Ему надо будет забыть обо всем и сосредоточиться только на работе. Я могу лишь сказать, что готов отдать ему все свои знания и навыки. А в остальном все зависит от него, это его шанс.

Паоло вел себя так же, как и с пациентами, - не давал никаких гарантий.

5

Именно пациенты интересовали сейчас Паоло в первую очередь. Результаты стажировки ребят в Каролинском и строительство лаборатории в университете он оценит позже, а пока необходимо полностью сосредоточиться на подготовке к трансплантации. Специалисты клиники были готовы, лаборатория в клинике готова, пациенты отобраны. Это произошло в феврале после международного видеоконсилиума, в котором участвовало несколько зарубежных клиник плюс отделение Владимира Паршина в Москве и Красно-

дар. Паоло очень беспокоился о своей репутации, о том, какую реакцию на Западе вызовет известие о том, что он проводит трансплантации на юге России, потому он и затеял этот консилиум. Нужно было уже на уровне подготовки обеспечить максимальную открытость, представить пациентов, обсудить их состояние с зарубежными коллегами и одновременно ввести краснодарских хирургов в международный пул.

Он разослал нескольким адресатам следующее письмо:

«Уважаемые коллеги,

Я рад пригласить Вас на междисциплинарную видеоконференцию, которая состоится 15 февраля. Там будут представлены потенциальные кандидаты с заболеваниями дыхательных путей (взрослые и дети) для трансплантации. Я хотел бы предложить, чтобы приоритет был отдан наиболее неотложным случаям. Предлагается представить от 4 до 6 случаев (один или два от каждого центра), продолжительность встречи - около 2 часов.

Учитывая, что вовлеченные центры - Стокгольм и Флоренция (ЕС), Хьюстон и Берлингтон (США) и Краснодар и Москва (Россия), мы должны выбрать время. David (Pice) и Daniel (Weiss) по времени отстают от Европы по крайней мере на 6-9 часов, и Igor (Polyakov, Краснодар) +3. Так 17:00 в Европе соответствует 8:00 в США, а в России - 20:00. Это время, возможно, подойдет всем.

Мой координатор будет рада подготовить ваши заявки. Пожалуйста, укажите.

– Подходит ли вам этот день;

– Имена участников от клиники/центра (медиков и немедиков);