Мэгги

Джастина только на секунду запнулась перед тем, как назвать роковое имя, и Мэгги это заметила. Она вся похолодела, и ее ладони в руках дочери стали влажными.

— …к Ральфу де Брикассару, мама…

Мэгги откинула голову на спинку кресла и закрыла глаза. Все. Даже этой тайны у нее больше нет. Как сквозь туман до ее слуха долетел мягкий голос Джастины.

— Прости меня, милая моя, родная мама. Я тебе причинила еще одну боль, но я сделала это намеренно, иначе ты никогда не избавишься от своих страданий, от ощущения своей вины…

— Нет, Джас, — сказала Мэгги, поднимая голову и в упор глядя на дочь, — ты права, страдания были, но только не вина. Я ни перед кем не чувствовала свою вину за свою любовь к… Ральфу. Разве что перед Богом… но наказания за нее очень жестоки…

— Наказание было одно, мама, и, действительно, жестокое… Дэн… А то, что произошло сегодня, прости, мама, но это просто недоразумение. Давно пора оформить развод с О'Нилом, и никаких проблем. Как мы это сделали с Лионом, зато я теперь свободна и могу делать что угодно.

— Ну думаю, не совсем уж что угодно. У тебя Дженнифер, — мягко остановила ее Мэгги. Она испытала сейчас какое-то странное ощущение легкости, освобождение от многолетнего груза. Когда Мэгги говорила, что никогда не испытала вины ни перед кем, она говорила неправду. Вина была… перед ней, дочерью. Поэтому она в первую минуту так испугалась, когда поняла, что Джастина знает ее тайну. Но сейчас наступило облегчение. Дочь знает и не осуждает ее. Мэгги даже повеселела и сегодняшний случай в церкви не казался сейчас ей таким уж ужасным и роковым. А Джастина продолжала:

— Не волнуйся. «Что угодно» — это я так, абстрактно. Мне было неприятно, не скрою, когда адвокат Лиона сообщил мне о том, что он хочет развестись со мной. Но сейчас я ощутила преимущество свободной женщины. Я полюбила другого человека, и меня не мучают угрызения совести.

— Кто он, этот человек? — спросила Мэгги, ощущая удивительное чувство близости и доверительности, с которыми она могла теперь говорить со своей дочерью. — Может быть, тебе не стоит сразу выходить за него замуж. Узнай сначала его получше.

Джастина засмеялась.

— Он очень необычный человек, мама. Он заставляет меня думать о нем постоянно и даже волноваться, чего никогда со мной не бывало. А что касается замужества… Стэн не из тех мужчин, которые женятся… И потом он намного моложе меня…

— Ох, Джас, — вздохнула Мэгги. — Ну почему мы с тобой такие несчастные?

Джастина с удивлением взглянула на мать и решительно запротестовала:

— Я вовсе не считаю себя несчастной, как и тебя. Ну посуди сама, ты любила такого человека, как кардинал де Брикассар. Хотя я и не питала к нему особой приязни, думаю, что еще в детстве я чувствовала что-то необычное в ваших отношениях, может быть, даже ревновала, не знаю. Но это была личность, замечательная личность. И он любил тебя. У вас был ребенок… — Мэгги вздрогнула… — мама, я тебе уже сказала, что нисколько не осуждаю тебя. Ведь это так замечательно, иметь ребенка от любимого человека… Настоящее несчастье — это смерть Дана, все остальное не несчастье. И то, что у тебя есть Дик Джоунс — это просто прекрасно.

— Думаю, что уже нет… — задумчиво проговорила Мэгги.

— Конечно, ты его сегодня сильно обидела, но еще не все потеряно. Сейчас уже поздно, а завтра ты с ним встретишься и все уладишь. Договорились? — Джастина, как всегда, была решительной, и все вопросы, которые для Мэгги казались неразрешимыми, для нее не составляли проблем.

Наступил вечер, на потемневшем небе мерцающей россыпью высыпали звезды. А мать с Дочерью все еще боялись расставаться, нарушить свое уединение, радуясь обретенной душевной близости. Джастина видела посветлевшее лицо матери, и ей было очень приятно думать, что именно она сумела помочь ей в трудную минуту. Неожиданно Мэгги подумала, что, наверное, Дженнифер переживает отсутствие матери и не решается подняться сюда.

— Боже мой, мы с тобой сидим здесь, а бедная девочка там без тебя, — всполошилась она.

— Не волнуйся, — успокоила ее Джастина, — она уже спит. Я сказала Энн, чтобы она позаботилась о ней. Там у нее столько дедушек, что она и думать забыла о матери. А впрочем, нам с тобой пора и пообедать, тебе не кажется?

— Кажется, — призналась Мэгги. Она и в самом деле почувствовала голод.

— Ты ничего?.. Сможешь спуститься вниз? — заботливо спросила Джастина. — Или тебе сюда подать?

— Нет-нет, я хочу выйти к своим. Они, наверное, все переволновались из-за меня. Спасибо тебе, Джас, без тебя я бы так скоро не пришла в себя, а может быть, и никогда бы не пришла.

— Ну что ты, мама, ты у меня единственный близкий человек, кроме, конечно, Дженни. Но это другое. Я тебя очень люблю и хочу, чтобы ты продолжала оставаться женщиной, а не замыкалась бы в своих страданиях и не отгораживалась от всего мира. Вы с мистером Джоунсом приедете еще ко мне в Лос-Анджелес, посмотрите, как я живу. Пойдем вниз.

— Ты только пока никому не говори насчет… Дика, — попросила Мэгги. — Мы завтра с ним встретимся, и тогда уж будет видно, что дальше.

— Хорошо, — кивнула Джастина. И они, обнявшись, пошли вниз.

В гостиной горела одна только настольная лампа, было сумрачно и тихо, хотя в ней было много людей. Все уже все обсудили и теперь сидели молча, каждый по-своему переживая то, что произошло с ними сегодня. Отсутствовал только Людвиг Мюллер, он задержался с работниками, очевидно, обсуждал с ними дела на завтра.

Когда Мэгги с Джастиной появились в гостиной, братья Клири встали и выжидательно уставились на сестру. Уже одно то, что она не прогнала Джастину и они так долго разговаривали там наедине, вселяло в них какую-то надежду, что все обойдется и Мэгги хватит здравого смысла отнестись к случившемуся спокойнее. Мэгги понимала, в каком состоянии находятся ее близкие, и улыбнулась им, стараясь снять напряжение. Увидев улыбающуюся подругу, Этель поднялась и включила свет. Хрустальная люстра засверкала радостными огоньками, и в комнате сразу стало веселее.

— Ну вот, Мэг, а мы тут ждем тебя все, — неловко придвинувшись к ней поближе, сказал Боб.

— Давайте мы сегодня не будем больше ничего обсуждать, — предложила Джастина, не выпуская руку матери. — Очень хочется есть.

— Вот и прекрасно, — отозвалась Энн из своего кресла. Ужин уже давно готов, и мы тоже все проголодались. Людвига ждать не будем, он теперь до ночи не придет.

Сразу все задвигались, зашумели. Скоро накрыта стол, и гости с удовольствием принялись за еду. Сегодня так толком никто и не поел, к обеду едва притронулись, кусок не лез в горло. Но сейчас вроде как все налаживалось, Мэгги повеселела, значит, они с Джастиной до чего-то договорились. Чтобы не спугнуть установившийся покой, о происшедшем никто и словом не обмолвился. Этель с Бобом принялись рассказывать о красотах своего острова и приглашали всех к себе в гости.