Мелания

– Филадельфия? Ты серьезно, Микки? Почему именно этот чертов город?

– Как я и говорил, Линда нашла мне работу. В магазине ее сестры. Я решил, что свалить из Чикаго не самая плохая идея. К тому же, ты может, не помнишь, но когда мы были детьми, тетя Рэнди только и говорила о Филадельфии и о том, как тут круто. Было бы просто тупо упустить шанс переехать туда, где кто-то из нашей семьи был счастлив.

Они снова молчат.

– Я помню, – отвечает Мэнди, ее голос становится мягче. – Не думала, что и ты тоже, в конце концов, это я жила с ней, и довольно долго.

– Так и есть, но я пиздец как много времени проводил с вами.

– Надо полагать. Я имела в виду, черт, когда мы с… когда мы с Йеном решили сбежать, ему было похуй, куда двинуть, и я предложила Филли. Прикинь, я подумала то же, что и ты – может, это какой-то специальный везучий город. Я понимаю, что это тупо.

– Охренительно тупо, – Микки фыркает в знак согласия, но ему не так уж смешно, потому что он рассуждал также. – И чё, как думаешь, это судьба или еще какая херь?

– Судьбы не существует, придурок, это дерьмо для тех, кто ссыт взять свою жизнь за яйца, – отвечает Мэнди, та Мэнди, которую Микки знает. – Просто все это очень странно. Но и чертовски здорово.

– Ага, – соглашается Микки. – Типа того.

Во время короткой паузы Микки подходит к окну и зажигает сигарету. Смотрит на новый город и встряхивает зажигалку пару раз, чтобы выжать из нее последние капли, мысленно запоминая купить утром новую.

– Ну и, – опять повторяет Мэнди. – Теперь у тебя чертов ребенок? Как это случилось?

– Мне даже нечего тебе сказать. Представь себе, я ни хуя не планировал это, просто в один день появляется Тони, пихает мне ребенка, обещает забрать его на следующий день и исчезает, не дав мне даже открыть рот. В следующий раз он звонит мне из тюрьмы, чтобы обрадовать – ему дали три года минимум, и мне придется оставить ребенка у себя, пока он не выйдет или еще какая-нибудь херня не случится.

Он делает глубокую затяжку, закрывает на мгновение глаза, чувствуя, как дым проникает в легкие, заставляя чувствовать себя странно заполненным на мгновение перед тем, как он выпускает его из себя медленной ленивой струйкой.

– А почему ты просто не отдал ее в приют?

– Нет уж. Тебе охуенно повезло, что ты никогда там не была, а я, блядь, помню, каково это. Уж лучше со мной.

В этот момент ему хочется, чтобы они разговаривали лицом к лицу, а не по телефону, потому что он хочет видеть, как она реагирует. Он начинает нервничать – вдруг она решит, что он не должен был оставлять ребенка, потому что не годится для этого, и захочет забрать девочку себе или отдать в приют, короче, избавиться от нее. Мэнди ни хера не знает о его новой жизни, и он не знает, как объяснить ей, что он изменился, что ребенку действительно лучше оставаться с ним. Он не хотел ее, не хочет ее сейчас, по крайней мере, так он себя успокаивает, тем не менее – ей лучше оставаться с ним.

– Ну ладно, – это все что она говорит и меняет тему. – Слушай, это все равно охуеть как странно. Где ты живешь? Дашь мне адрес. Я заскочу позже. По субботам я в ночь, но моя смена начинается не раньше десяти, так что я могу забежать ненадолго перед работой.

– При условии, что ты принесешь пожрать, – говорит Микки.

– Договорились.

Он начинает искать свой новый адрес, который он вообще-то уже выучил, но на всякий случай накарябал на старом конверте и засунул в бумажник, ну мало ли. Когда он его называет, Мэнди как-то странно взвизгивает, и у него поднимаются брови от этого звука.

– Твою мать, засранец, – восклицает она. – Мик, мы живем в одном чертовом квартале.

Добро пожаловать в мир случайных совпадений – их тетя никогда не упоминала эту улицу.

– Да блядь, это была первая чертова квартира, которая мне подвернулась, – оправдывается Микки, как будто это может сделать происходящее менее нереальным.

Она фыркает и снова замолкает. Сердце в груди Микки стучит слишком громко, а живот начинает крутить сильнее и сильнее, у него такое чувство, что его сейчас вырвет, но он должен успеть, пока она не отключилась. Иначе он потеряет единственный шанс, потому что не сможет задать ей этот вопрос в лицо. Он даже не пытается сделать глубокий вдох – это не поможет.

– Он, блядь, сказал что-нибудь обо мне? О том, что увидел меня?

Еще одна блядская пауза.

– Нуу, – тянет она. Еще пауза. Микки серьезно думает, что у него отравление. – Я пыталась поговорить с ним, но он, блядь, просто вызвонил своего ебаря, и тот до сих пор в его комнате.

Микки по барабану. По барабану. Ни одной блядской причины, чтобы ему было не по барабану. И если чувство, что он сейчас блеванет, усиливается, это не имеет никакого отношения к тому, что он чувствует из-за того, что она сказала. Он ничего по этому поводу не чувствует.

– Ок, – отвечает он Мэнди. Голос звучит спокойно. – Я так, узнать, вдруг это как-то задело его или еще какая-нибудь херня. Мне по фигу.

– Мик, – начинает Мэнди, но он-то знает, что она всегда могла понять его лучше, чем он сам себя понимал, так что он прерывает ее.

– Слушай, мне надо бежать, ребенка пора кормить, но я жду тебя позже, договорились?

Он вешает трубку до того, как она ответит. Смотрит на ребенка, который мирно спит в своей кроватке и еда ей нафиг не нужна.

Ее нос усыпан веснушками. Иногда ему больно смотреть на них.

========== Часть 10 ==========

Как обычно, когда что-то по-настоящему сумасшедшее случается в его жизни, Микки не замечает, как летит время. Он и глазом не успел моргнуть, как прошло три недели с момента его переезда в Филли.

Теперь он видит Мэнди практически каждый день. Понимание того, как он скучал по ней те два года, что они были врозь, не прошло для него даром, и хотя ни один из них не произносит этого вслух, они оба рады снова зависать вместе. Они играют в видеоигры, в которых Мэнди всегда выигрывает – как в старые времена, впрочем, так же как и Микки по-прежнему настаивает на выматывающих реваншах. Они сидят на подоконнике и курят травку, когда ребенок спит, шутят обо всем и ни о чем, подкалывают друг друга по всяким пустякам, но на самом деле просто наслаждаются компанией.

Они вместе присматривают за девочкой, у Мэнди оказались обалденные способности ее развлекать, даже, несмотря на то что, кажется, ей не всегда комфортно с ребенком. Микки задумывается, появится ли когда-нибудь у него и у Мэнди родительский инстинкт, или Тэрри выбил его из них на всю жизнь. Тем не менее Мэнди здесь, с ребенком, играет с ней в глупые детские игры, хохочет, когда та называет банан или носок, или микроволновку па па, потому что пока не понимает, что действительно означает это слово, и говорит, что у девчонки столько же шансов увидеть своего настоящего «папу», сколько у микроволновки произвести потомство. Что ж, это похоже на правду.

Мэнди старается немного украсить их квартиру, приносит разные безделушки, чтобы заполнить полки, а еще портит ребенка, покупая ей столько игрушек на гаражных распродажах, что ими усыпан весь пол и Микки не может пройти десяти шагов, чтобы не наступить на что-нибудь, каждый раз матеря Мэнди.

Они рассказывают друг другу обо всех глупостях, что произошли с ними за эти два года, но не поднимают серьезные темы. Микки не спрашивает, собирается ли она заканчивать школу или предпринимал ли ее дерьмовый босс попытки посерьезнее, чем просто подкатывать к ней.