Мельбурн – Москва

– Знаешь, Ларшин, иди отсюда на х…, Андрей велел тебе не давать.

Паренек присел на краешек стола, где лежал мешок и, кося на него глазом, вкрадчиво заныл:

– Юль, ну Юль! Я же деньги Андрюхе отдал!

– Иди в ж…у, он тебе их вернул!

– Блин, я тебе заплачу.

Юля сопротивляется не особо долго, скорей всего, именно на это она и рассчитывала, потому что сразу протянула руку.

– Давай деньги, придурок несчастный! Если опять сковырнешься, и Андрей узнает – больше хрен получишь.

Я начала мучительно припоминать, как переводится «хрен» на английский – кажется, «horseradish». Люблю приправлять им мясо, но причем здесь это? Может, Юля имела в виду, что парень ширяется героином – «hooked on horseradish»? Нужно будет прослушать запись и выяснить точное значение всех непонятных слов.

Повеселев, Ларшин исчез вместе с пакетиком.

– Сейчас в кайф врубится и придет, – сказала Галя, не отрываясь от игры.

Действительно, Ларшин вскоре вернулся и, присев на пол рядом с Галей, начал восторженно следить, за ее пальцами.

– Круто, откуда третий iPad?

Галя, не отводя глаз от дисплея и не отрывая пальцев от клавиш, указала на меня подбородком:

– Она Юльке подарила.

– Во, дает! – наконец-то обратил он на меня свое внимание. – А мне подаришь?

– П…ц тебе, – звучно ответила за меня Галя.

Это незнакомое слово здесь повторяют уже который раз, обязательно нужно будет выяснить его значение.

– Саша, иди дверь заклинь, скоро уже начнут приходить, – посмотрев на свои часики, велела Юля тоном человека, привыкшего к послушанию окружающих.

Ларшин, которого, оказывается, звали Сашей, послушно отправился заклинивать входную дверь – чтобы, как я поняла, она не издавала протяжного писка каждый раз, когда в подъезд кто-нибудь заходит. Почти сразу после этого появились первые «клиенты» – три мальчика и две девочки от двенадцати до пятнадцати лет. Сверившись со списком, Юля каждому дала пакетик и вычеркнула его имя.

Получив товар, трое – мальчик и обе девочки – ушли, но два мальчика, покурив на улице, вернулись и облепили играющую Галю.

– Они теперь до ночи будут сидеть, – матерински снисходительным тоном заметила Юля, продолжая свою работу, – слушай, Вика, может, сходишь за чипсами?

– Извини, Юля, я не знаю, куда идти, я не из этого района, – ответила я, ясно давая понять, что на побегушках у нее быть не собираюсь.

– Ладно. Саш, а Саш! Сбегай за чипсами.

Она отсчитала деньги послушно откликнувшемуся на ее зов Саше Ларшину, и спустя десять минут он вернулся с тремя пакетами чипсов.

– Бери, – сказала Юля, открыв один из них и протягивая мне, – а то тут целый день сидеть, блин, сдохнешь.

Поколебавшись, я мужественно сунула пару чипсов в рот, прожевала их и проглотила, сдержав позыв на рвоту – они имели вкус проперченной бумаги.

– Спасибо. А вы с Галей что, каждый день здесь сидите?

– Когда товар есть.

– А школа? Вдруг из школы позвонят родителям?

В ответ Юля презрительно машет рукой:

– У меня мать и в больнице, и поликлинике работает, ей это надо? Она мне лучше справку выпишет, чтобы в школе не цеплялись.

– Вы всегда в этом подъезде?

– Ага. Здесь раньше тетя Фируза работала, она нас пускала.

Один из мальчиков, следивших за игрой, поднял голову.

– Тетя Фируза добрая была, – сказал он.

Юля презрительно сморщила нос.

– Ой, только не надо п…ить, Порцев, ей Андрей платил, чтобы мы тут сидели.

– Добрая, – настаивал мальчик, – она мне конфет давала.

Он приблизился к нам и потянулся к открытому пакету с чипсами. Юля сильно стукнула его по руке.

– Убери грязную лапу, от тебя воняет.

От давно нестиранной одежды мальчика действительно несло гнильем. Расстегнутая куртка открывала криво застегнутую рубашку и брюки, испачканные чем-то белым. Он ответил Юле фразой, из которой я поняла только «иди ты на».

– Кончай ругаться, не в школе! – крикнула из своего угла Галя.

Она сунула iPad Саше Ларшину и с угрожающим видом поднялась. Я попыталась вмешаться, но не успела – она вцепилась Порцеву в шею, а он изо всех сил двинул ее локтем в живот. Их тут же растащили. Галя, сев на пол, уткнулась лицом в колени и начала плакать, Порцев ощупал свою шею и яростно прошипел:

– Сука!

Юля поцеловала Галю, что-то прошептала ей на ухо и, увидев, что Ларшин занялся iPadом, сердито сказала:

– Дай сюда!

– Юль, ну, немного!

В конце концов, она разрешила, а на Порцева прикрикнула:

– Чего тебе надо? Взял товар и катись отсюда.

– Дай ему чипсов, – попросила я.

Пожав плечами, она отсыпала ему из пакета в сложенные лодочкой руки. Он ел жадно, захватывал губами прямо с ладоней.

– Тебя что, дома не кормят? – подивилась я.

– Мать на работе, у меня ключа нет, – с набитым ртом ответил он.

– Мать платит, чтоб его в школе кормили, а он в школу обедать не пошел, – презрительно объяснила Юля.

– В школе дерьмо дают, – возразил он.

«Shit», – сообразила я и с деланным безразличием спросила:

– А тетя Фируза тебя конфетами больше не кормит?

– Так ее давно уже прогнали.

– Почему?

– Потому что черножопая была! – оторвав голову от колен, зло крикнула Галя.

– Ничего не выгнали, – авторитетно заявил один из мальчиков, следивших за игравшим Сашей Ларшиным, – она сама сбежала, когда Анну Юрьевну убили, у нее регистрации не было. И дочка ее сбежала.

Я широко раскрыла глаза.

– Кого убили?

– Ты че? Училку нашу, не помнишь, что ли? Тогда тут везде менты толклись, и нам еще сказали на станцию за товаром ходить.

– Нет, я не знала.

Голос мой прозвучал очень жалобно, и все дружно заговорили – перебивая остальных, каждый желал поделиться сенсацией с новым человеком. Даже Ларшин положил iPad на колени и принял участие в общей дискуссии. Я слушала, не задавая вопросов и не пытаясь систематизировать поступающую информацию – все записывается, пусть ХОЛМС сам свои электронные мозги напрягает.