Мельбурн – Москва
Шрифт:
От тона, каким она ответила, мне вдруг вспомнились ледышки, угрожающе свисавшие с крыш после двухдневной оттепели.
– Думаю, сюда Михаил уже не придет, позвоните ему по мобильному, если он вам так нужен.
– Он мне срочно нужен, но я не знаю номер его мобильного, извините, – я неловко топталась на пороге, не решаясь его переступить.
Действительно, хотя рабочий и домашний телефоны брата мне были известны, выяснить номер его мобильного агентам Сэма не удалось. Окинув взглядом мою шубку и сумочку, женщина чуток посторонилась.
– Войдите. Я наберу вам его номер, но говорить
Я ожидала в небольшом коридорчике, куда выходили двери другой квартиры – дальше меня не пригласили. Обижаться было нечему – по причине роста преступности в стране люди соблюдали осторожность. Таня (я уже догадалась, что это была она) вынесла из прихожей телефонную трубку и сунула мне в руки. Номер она уже набрала, и в трубке гудел раздосадованный и встревоженный мужской голос:
– Татьяна! Что случилось, почему ты молчишь?
– Миша, – срывающимся голосом сказала я, – извини, я приехала к тебе домой, а Таня набрала номер и дала мне трубку. Это я, Наташа Воронина. Я – Наташа, ты меня помнишь?
На миг в трубке воцарилась тишина, потом Миша произнес осевшим голосом:
– Наташка! Наташка, родная, не может быть! Ты где?
– Я же сказала – у тебя дома.
– Так. Никуда не уходи, я сейчас буду. Никуда, слышишь?! – в его голосе, как и в детстве, когда он говорил со мной, зазвучали повелительные нотки. – Дай-ка трубку Татьяне.
Я передала ей трубку, она выслушала мужа с каменным лицом и лишь коротко бросила ему в ответ:
– Хорошо, – потом отключила телефон и повернулась ко мне: – Заходите, Михаил велел напоить вас чаем, пока он приедет. Он будет не раньше, чем через час, везде пробки.
В большой, богато обставленной кухне я сидела на мягком диванчике за широким полированным столом, а Татьяна, стоя у плиты, возилась с чайником. Мне показалось, что все это время она демонстративно старалась повернуться ко мне спиной. Видно, не все сообщили Сэму сыщики, и не все углядели в супружеских отношениях Миши и Тани. Хотя, возможно, трещина появилась не так давно – поведение Тани указывает на то, что обида свежая.
– Мама! – черноглазый мальчик в длинной ночной рубашонке стоял в дверях кухни, характерным движением заложив одну ручонку за спину. И так он вдруг в этот момент похож был на Мишку, что я не выдержала – присела на корточки и протянула к нему руки:
– Вова!
Он доверчиво зашлепал ко мне босыми ножками, и в этот момент я с ужасом сообразила, что ничего не привезла своему племяннику. Это было последней каплей – подхватив его на руки и прижав к себе, я беззвучно заплакала. С минуту Таня, хлопая глазами от изумления, смотрела, как я стою посреди кухни с Вовкой на руках и всхлипываю, потом решительным движением поставила на стол чашку, которую достала для меня, и спросила:
– Что такое, Наташа?
– Я… я вспомнила, что не привезла Вове подарка.
Брякнув это, я сразу почувствовала себя глупо. Она чуть удивленно приподняла бровь и усмехнулась:
– Ничего страшного, у него много игрушек. Ты почему вылез из кровати, Вова? Пойдем, я тебя отнесу. Извините, Наташа, я сейчас его уложу и вернусь.
Мне показалось, что Таня чуточку оттаяла, во всяком случае, когда она вернулась из детской
и, разлив чай по чашкам, села напротив меня, в глазах ее уже не было прежнего холода, а светился некоторый интерес. Застольная беседа наша была сведена к минимуму – «Вам сахару? – Нет, спасибо. Берите печенье. – Благодарю вас». Наверняка Миша во время их краткой телефонной беседы не успел сообщить жене, кто я такая, и ей было жутко любопытно, но она не задала мне по этому поводу ни одного вопроса, а я восхищалась ее выдержкой.Миша появился минут через пятьдесят – мы услышали звук открывающейся входной двери. Отставив свою чашку, я вопросительно посмотрела на Таню:
– Это Миша?
– Скорей всего.
Я торопливо поднялась, и бросилась в прихожую, Таня следовала за мной. Миша стоял возле вешалки в расстегнутой куртке, которую не успел снять, потому что я бросилась к нему на шею.
– Наташка, родная моя!
– Мишка, Мишенька!
Брат прижимал меня к влажной от снега куртке, гладил по волосам.
– Сестренка, родная, сколько же мы не виделись? Почти двадцать лет! А папа? Папа приехал с тобой?
Он все еще называл моего отца папой! Хотя, если рассудить, до десяти лет другого отца у него ведь и не было. Я чуть отстранилась, положила руки Мише на плечи и заглянула ему в глаза.
– Папа умер, Миша, уже более полугода.
– Господи! – по лицу его пробежала судорога. – А я ничего не знал! Ты маме сообщила?
– Нет, я с ней еще и не виделась, к тебе первому.
Держа меня за руки, Миша повернулся к застывшей от изумления жене.
– Татьяна, это Наташка, моя младшая сестренка. Познакомьтесь.
– Да мы уже познакомились, – она разглядывала меня с явным недоверием, – только я думала, что твою сестру, которая живет в Штатах, зовут Лиана.
От выражения ее лица так и разило скепсисом, но Миша не обратил на это внимание.
– То другая сестра, а это Наташка, она живет в Австралии.
– Я смотрю, у тебя сестры по всему свету, – тон ее, темнее менее, смягчился, – так Наташа остановится у нас?
Брат чуть раздраженно дернул плечом.
– Да где же еще? Приготовь Наташке комнату и ложись, а мы с ней еще посидим.
Тон, каким Миши отдал это распоряжение, напомнил мне его родного отца, дядю Артура. Я торопливо возразила:
– Что ты, Миша, не нужно комнату, не беспокойтесь, Таня, я остановилась у знакомых в Южном Бутово.
– Так ведь мама тоже живет в Южном Бутово, ты что, не знала? – удивился он.
– Знала, но хотела первым увидеть тебя.
– Ты на нее сердишься, да? – грустно спросил брат. – Они мне постоянно повторяла: Наташенька мне никогда не простит, что я согласилась ее оставить.
– Что ты, Миша, я давно уже взрослая и все могу понять. Но только…. Может, ты ей сначала позвонишь и предупредишь? Вдруг она не захочет меня видеть?
Глядя на меня сияющими глазами, Миша отмахнулся.
– Еще чего, не говори ерунду! Сегодня переночуешь у нас, а завтра я тебя сам к ней отвезу, – он повернулся к Тане и вновь тоном главы семьи, привыкшего приказывать, спросил: – Татьяна, ты приготовила Наташке постель?
– Сейчас приготовлю, – невозмутимо ответила она и ушла готовить мне ночлег.