Мельбурн – Москва

Я почувствовала себя дурой из дур – нет бы сразу вспомнить, за что воспитательница в детском саду обещала нам резать языки! Наверное, меня сбило с толку яркое разнообразие используемой ребятами лексики.

– Послушай, Денис, а что, этих ….плохих слов так много?

– Наш народ в высшей степени изобретателен. Ладно, включай фильтр, я тебе сейчас объясню, как это делается.

Под чутким руководством Дениса я включила фильтр, изменила параметры обработки информации и с учетом того, что в Мельбурне стояла глубокая ночь, пожелала ему приятных сновидений. Потом съела булку, выпила горячего молока, и села читать Булгакова.

Глава шестая

За книгой я крепко уснула. Разбудило меня скребущий звук и постукивание за окном, светящийся циферблат электронных часов высвечивал шесть тридцать утра. Я сползла с дивана и выглянула во двор – освещенный тусклым светом фонарей дворник в толстом ватнике очищал крыльцо и дорогу от навалившего за ночь снега, разбивая ломом слежавшуюся ледяную корку.

Я включила монитор и прочла выплывшую надпись:

ИДЕТ АНАЛИЗ. ПРЕДПОЛОЖИТЕЛЬНОЕ ВРЕМЯ ОКОНЧАНИЯ

РАБОТЫ 9.00

Термометр за окном показывал минус двадцать пять, со вчерашнего дня температура упала на семь градусов. В комнате было прохладно – очевидно, отопительная система не поспевала за колебаниями погоды. Я забралась под одеяло, решив еще немного подремать и теша себя надеждой, что анализ ситуации продлится до полудня. Но нет, ровно в девять прозвучал слабый сигнал, и на экране монитора высветилось:

АНАЛИЗ ЗАКОНЧЕН. РЕКОМЕНДОВАНО ПРОДОЛЖИТЬ РАБОТУ, ПРИЛОЖИВ ВСЕ УСИЛИЯ ДЛЯ УСТАНОВЛЕНИЯ КОНТАКТА С ОБЪЕКТОМ «МОНАХОВ».

Что ж, нужно было идти и выполнять задание. Натянув еще один свитер, так что куртка едва застегнулась, я замотала лицо толстым шарфом, оставив щелочку для глаз, и выплыла на улицу. Топать двадцать пять минут пешком по морозу не очень-то хотелось, я с завистью посмотрела на небольшую очередь, выстроившуюся у первой двери подъехавшего автобуса – сто первый, довез бы меня почти до места. Однако в том направлении мог ехать кто-то из вчерашних знакомых – кажется, школьники здесь ведут довольно свободный образ жизни, не связанный с режимом работы школы, – а лишних вопросов и незапланированных встреч мне следовало избегать. Поэтому я миновала остановку и, повернув направо, лишь на минуту замедлила шаг у одного из зданий на Веневской улице – где-то там, на четвертом этаже, обитала моя мама. Но пока мне никак нельзя было вступать с ней в контакт, следовало ждать разрешения ХОЛМСа.

В десять я подошла к ставшему мне почти родным второму подъезду дома на Изюмской улице. Дверь была прикрыта, но не заперта – в ожидании Андрея Юля, как и предупреждала, заблокировала замок, – поэтому я вошла почти бесшумно и сразу же услышала доносившийся из закутка консьержки звонкий мальчишеский голос:

– А куда я пойду? Холодно, я здесь Андрея подожду.

Приблизившись к двери, я разобрала слова в негромком журчании Юли:

– Монахов, блин, если ты у меня будешь тут орать, пойдешь отсюда на….

Мне стало приятно оттого, что после вчерашних наставлений Дениса отдельные слова родного языка уже не казались чужими и загадочными.

– А я не могу тихо, у меня голос такой, – ответил мальчик, правда, чуть приглушив тона, – дай поиграть, а?

– Хрен тебе! Заткнись или вали в школу.

– У нас же тест сегодня, забыла? Мать убьет, если два получу. Дай поиграть, а? Что тебе, жалко?

Я потянула ручку двери, и оба на мгновение настороженно притихли. Увидев меня, Юля искренне обрадовалась и даже расцеловалась со мной на европейский лад.

– Молодец, что пришла, сейчас Андрей будет. Принесла ему iPad?

– А он нашел мне квартиру?

– Да найдет, это ерунда.

– А чего, у тебя тоже iPad есть? – бесцеремонно вмешался в нашу беседу Монахов.

Круглая скуластая мордашка его была наполовину закрыта длинными волосами, из-под которых выглядывали оживленно бегающие темные глаза. В полумраке закутка консьержки мне было не оценить размера их зрачков, но, судя по неестественно возбужденному поведению мальчика, он здесь был давним клиентом.

– Монахов, ты свалишь отсюда или нет? – оборвала его Юля. – Попробуй только мне здесь воздух испортить. Нажрется сухарей с чесноком, потом в классе с ним сидеть невозможно, – пожаловалась она мне, – учителя и то терпеть не могут.

– Я сегодня сухарей не ел, – пробурчал он. – Холодно же, я лучше здесь посижу.

– Да пусть сидит, жалко что ли? – я с равнодушным видом пожала плечами и спросила у Монахова: – Это ты видел, кто учительницу убил?

– Да ничего он не видел, – фыркнула Юля, – у него вообще мозги не в порядке.

– Все я видел, блин! – возмутился он, взмахнул рукой и вновь повысил голос. – Я что, дурак? Один мужик зашел, потом еще наш директор приходил. Тот мужик, наверное, и убил.

– Кого убил? – в дверях стоял Андрей с перекинутой через плечо сумкой.

– Да пургу он гонит, Андрюша, не слушай.

Андрей присел боком на краешек стола и, примостив рядом с собой сумку, повернулся к Монахову:

– Гони, давай.

Он, видно, настолько заинтересовался, что даже не спросил меня про iPad и, вопрос за вопросом, вытянул из Монахова информацию с профессионализмом следователя, имеющего многолетний опыт работы со свидетелями. Мне оставалось лишь сидеть и слушать.

По словам паренька, дело обстояло так. В конце ноября Юля сломала руку, и в течение какого-то времени было неизвестно, кто и как будет распределять товар – никому кроме Юли Андрей не доверял. В тот день Монахов, которому уже стало невмоготу, забежал к тете Фирузе узнать, нет ли у нее немного дури – иногда Андрей вместо денег расплачивался с ней товаром, а она потом сбывала порошок местной шпане.

Консьержка сначала притворилась, что не поняла – продавать наркоту несовершеннолетним ей было боязно, это не то же самое, что сбывать дурь взрослым алкоголикам, за деток можно загреметь по полной. Она протирала полы в вестибюле подъезда и попросила его помочь – вылить в туалет ведро грязной воды. Потом напоила чаем с печеньем и, наконец, сжалившись, продала пакетик дури, но велела возле дома не курить, замахала руками и сказала: «Иди, иди, далеко иди».

Однако Монахов не выдержал – выйдя из подъезда, рванул направо и присел на корточки между забором и засыпанной снегом машиной. Руки у него посинели от холода, пальцы слушались плохо, но он все же скатал шарик, торопливо сунул его в полость папиросы и затянулся.

Понемногу ему полегчало. В целях экономии он погасил папиросу, чтобы докурить ее позже, и уже собирался выбраться из своего убежища, когда увидел подходившего к третьему подъезду мужчину в синей куртке, а следом за ним… шел директор школы. Вряд ли ему было дело до ученика седьмого класса Монахова, маловероятно даже, чтобы он знал его в лицо – директора этого назначили только с нынешнего учебного года, – но мало ли что! И мальчик теснее прижался к стволу дерева, побоявшись выйти из тени.