Мельбурн – Москва

– У тебя абсолютно никакого вкуса, – прошептал я ей в самое ухо, – давай, все это поскорее снимем!

В один из майских вечеров, когда я переустанавливал дешифрующую программу на компьютерах в офисе на Ленинском, мне неожиданно позвонила Лялька – не со своего телефона, боялась, и не без основания, что я просто не отвечу на ее вызов.

– Алеша, привет, у меня к тебе очень срочное дело, не вешай, пожалуйста, трубку!

– У нас с тобой нет никаких дел, я занят до свидания, – я уже собирался отключиться от этой ненормальной, и она, поняв это, отчаянно завопила мне в самое ухо:

– Погоди, это Маша! Маша! Это касается Маши!

– Что касается Маши? – я придержал занесенный над кнопкой палец.

– А то, что твоя жена – любовница Ишханова, вот что! Это я всегда любила только тебя, я родила тебе сына, а она… Ты ей веришь, а она прямо сейчас у тебя дома наставляет тебе рога с этим черножопым депутатом! А вот мне ты….

Я отключил телефон. Лялькины штучки мне были хорошо известны, но, тем не менее, от слов ее голова моя пошла кругом, рука с трубкой бессильно повисла, а от лица отхлынула вся кровь. Гюля, сидевшая за соседним компьютером, посмотрела на меня проницательным взглядом – несомненно, до нее донеслись выкрикнутые Лялькой слова «Ишханов» и «Маша».

– Алеша, что случилось?

– Ничего.

Мне пришлось изо всех сил стиснуть зубы, чтобы они не выбирали мелкую дрожь.

– Тебе кто-то звонил насчет моего мужа и твоей жены? Я ведь слышала.

Я сумел взять себя в руки и холодно ответил:

– Я не верю ни единому слову.

– Конечно, не верь, ты же знаешь, какие сплетни распространяют про депутатов, – торопливо проговорила она, тем не менее, поднялась, вытащила из сумочки сигареты и, закурив, начала ходить по комнате.

Я повернулся к компьютеру и продолжил работу, но движение за моей спиной не прекращалось, и запах дыма легких сигарет становился все крепче – мощности вентилятора компьютерного зала уже явно не хватало для очистки воздуха. Словно удар грома в насыщенную электричеством атмосферу вновь ворвался звонок моего мобильного. Я посмотрел на дисплей – Маша.

– Да, родная, слушаю, – с вызовом глядя на опустившуюся на стул Гюлю, сказал я.

– Лешенька, – тон ее был озабоченным, чувствовалось, что она прикрыла рот рукой и, возможно, ушла куда-то подальше, в ванную, например, чтобы ее не слышали, – ты не мог бы сегодня пораньше у себя закончить? Понимаешь, тут Эльшан приехал – ему срочно нужно к утру подготовить доклад. Мы сели на кухне, чтобы Игорька не беспокоить, но к нему ведь все равно нужно бегать, у него же насморк, ты знаешь.

Действительно, когда у Игоря был насморк, ему следовало подкладывать под голову две подушки, чтобы слизистая носа во сне не отекала. Если он с них сползал, а это случалось в среднем каждые десять минут, то начинал задыхаться, захлебываться и с ревом просыпался. Сочувственно вздохнув, я ответил:

– А ты там сама никак? У меня работы еще часа на два-три, но если уж так срочно….

– Ладно, работай пока, я постараюсь сама как-нибудь. Просто неудобно – человеку действительно нужно, ему и самому неловко. Он уж и извинялся за беспокойство, и цветы привез, а мне его даже посадить некуда – в кухне со стола в раковину все наскоро сгребла, мы уместили кое-как свои ноутбуки. Ты ведь посуду сегодня не помыл.

Да, упрек основательный – нынче была моя очередь убирать со стола и мыть посуду.

– Любимая, – наверное, мой голос никогда еще не звучал так нежно, – прости меня, я приду и все вымою.

– Леш, а ты где? – с неожиданным подозрением спросила моя жена.

– На работе, а что?

– Да голос у тебя какой-то странный. Ладно, ты, главное, если сможешь, то пораньше приходи.

– Что такое? – напряженно спросила следившая за мной Гюля.

Я сунул трубку в карман и пожал плечами.

– Ничего особенного, семейные дела. Да, если тебе интересно, то Эльшан действительно у нас – ему нужно подготовить какой-то доклад, а Маша ему помогает. Садись, работай.

Гюля послушно села за компьютер, и мы продолжили работу в полном молчании. Маша позвонила спустя час, и в голосе ее слышалось явное облегчение:

– Все, Алешенька, работай спокойно, Эльшан уехал. Я сейчас помою посуду и сяду работать, до утра все закончу.

Посмотрев на напряженное лицо Гюли, я переключил разговор на фоновый режим – чтобы она слышала Машу – и спросил:

– А что тебе нужно закончить?

– Да доклад же! – удивилась моя жена. – Я же говорю, Эльшану нужно завтра докладывать где-то в Госдуме. Просто с ним работать невозможно – все время отвлекается, спрашивает какую-то ерунду, треплется не по делу. Я под конец не выдержала, деликатно говорю: я все в сто раз быстрее закончу, если буду работать одна, а будут вопросы – позвоню. Он потоптался, потоптался, извинился и уехал. Не обиделся, как ты думаешь, Леш? Я немного переживаю.

– Не знаю, Машенька, – полным сочувствия голосом отозвался я, – может и обиделся, но, думаю, ничего страшного – переживет.

– Да, конечно, – она повеселела, – так ведь тоже нельзя – у нас в квартире неубрано, его охранники в подъезде толкутся. Ты ведь знаешь, эта ненормальная с третьего этажа может и милицию вызвать.

– Ладно, не волнуйся больше и иди отдыхать. Целую.

Я отключил телефон, повернулся к Гюле и застыл от изумления – закрыв лицо руками, она горько и беззвучно рыдала.

– Это конец, все! Больше я так не смогу!

– Что такое, что с тобой? – тупо спросил я.

– Ты никогда не поймешь, никогда! – ее руки бессильно упали, открыв залитое слезами, внезапно постаревшее лицо. – Знаешь, кто мой отец? Один из соучредителей Роснефти. Я училась дизайну в Париже, а когда вернулась домой, папа хотел специально для меня открыть дом мод. Если б я захотела стать поп звездой, он бы и голос мне сделал, не волнуйся, сейчас за деньги все можно купить! Но я ничего не хотела, кроме Эльшана. Кто он, как ты думаешь? Нищий красавчик из горного аула! Но способный – сумел пробиться в менеджеры дорогого ресторана. Там мы в первый раз встретились, и я сразу потеряла голову. Папа чуть с ума не сошел, когда я сказала, что выхожу замуж за армянина, он вообще армян не любит.

– Разве Эльшан армянин? – удивился я. – Я думал он из дагестанцев.

– Его отец был армянин, но умер еще до его рождения – в драке в Махачкале зарезали. Мать вернулась в аул беременная, там и родила. Эльшана воспитал дядя, даже имя «Эльшан» ему дал, хотя родные отца возражали. Но фамилия «Ишханов» армянская, и от крови армянской тоже не уйдешь.

– Ну и что, твой отец в конце концов смирился?

– А что ему оставалось делать? Особо он, конечно, Эльшана не любит, но уважает за ум и видит в нем перспективу, помог стать депутатом. Эльшана, а не моего дурака-брата поставил управлять всеми своими предприятиями, наших детей отправил учиться в Англию. А Эльшан… он любит побаловаться с женщинами. Я никогда не возражала – пусть поиграет, горячему мужчине без этого нельзя. Но с твоей женой все иначе – она просто не понимает его намеков, не смотрит на него, как на мужчину. Из-за этого он совсем потерял голову, постоянно ею бредит! В постели меня ее именем называет! С другой он переспал бы и забыл, а Маши даже коснуться боится. Похудел, с людьми разговаривает – смотрит куда-то в сторону, мне даже страшно за него. Я думала, сегодня он придумает предлог, поедет к ней, пока ты на работе, и все встанет на свои места, а что получилось? Она опять ничего не поняла, а он не решился сказать!

– Гм, – я в замешательстве почесал затылок, не зная, как ее утешить, и стоит ли вообще выражать женщине соболезнование из-за того, что ее муж не сумел сделать твою жену своей любовницей, – я вроде, все закончил, могу ехать домой?

Гюля отвернулась, бросив на меня недобрый взгляд. Выкрикнув мне все, что наболело, она немного успокоилась и теперь явно сожалела о своей откровенности. Я слегка поежился – знать столько о сильных мира сего иногда бывает вредно для здоровья. Вся надежда на то, что я еще здорово нужен «предприятиям», не знаю уж чьим – Эльшана или папочки-нефтяника.