Мельница Морквина
Шрифт:
Глава девятая
Назад в подземелье
Болело все. Все тело – сплошная, ни на миг не отступающая боль. От боли разрывалась каждая клеточка. Каждый миллиметр кожи пылал неугасимым огнем, в котором, если бы могло, извивалось и корчилось все его тело. Но даже малейшее движение было невозможно.
Кто-то неведомый раздробил молотком все кости и косточки, все большие и малые суставы, разорвал и раздернул сухожилия и связки.
Что касается головы – то ее размозжили отдельно, большим кузнечным молотом – поэтому ни одна набегающая вроде бы мысль, не способна была
О том, чтобы открыть глаза, нечего было и думать – словно тысячи острых деревянных шипов загнали ему под веки. Возможно, и сами глаза давно вытекли или их выклевали летучие мыши…
Что-то знакомое, даже не успев оформиться, еще больше разожгло пламя боли. Что это?
– Одним словом не ответишь,– кто-то длинно, с присвистом вздохнул, и голос скорбно засверлил, одно за другим отверстия в его разбитой голове.– Надо хотя бы двумя. Хорошим и плохим. Хорошее – ты еще жив. А плохое – это уже агония.
Тимофей еле слышно застонал. Боль тотчас отозвалась новым взрывом. Он вспомнил…
После того, как его скрутили на глазах у принцессы, вампир, занимающий теперь тело принца, открыл по хозяйски потайную дверь в стене. Узкими темными переходами, где волоком, а где и вовсе пронося над каменными плитами, Тимофея доставили в маленькую темную комнату с высоченным, почти невидимым в свете двух черных свечей потолком.
Что-то вроде каменного гроба, до поры поставленного стоймя. В углу гроба, за простым дубовым столом с шахматной доской, его ожидал король, к которому тут же подскочил Спилгрим.
Стражники вытолкнули Тимофея на середину комнаты и, оставив его, связанного по рукам и ногам, молча удалились.
«Убьют прямо сейчас,– подумал он,– или сперва мучить станут?»
Король-оборотень окинул его мутно зелеными, словно подернутыми ряской глазами. Зрачков под ней было не разглядеть. Потом взгляд его сделался неожиданно ласков, голос зазвучал вкрадчиво:
– Кто ты, юноша?– спросил он просто, и Тимофею показалось, что добрая сотня изголодавшихся пиявок разом потянула из него кровь.
Он чуть не упал на колени, но, удержавшись, ответил вежливо:
– Я, Ваше Величество, всего лишь жалкий кондитер, не достойный чести даже говорить в присутствии своего короля.
– Я, я все скажу!– вампир подскочил к Тимофею и, ухватив его за шею, с такой силой сжал пальцы, что позвонки жалобно затрещали.– Лазутчик он, чародей, отравитель лесной! Проник к принцессе, птицу кремовую оживил, меня, жениха оболгал!..
– Не горячись,– остановил его «король».– Юноша хорошо воспитан, не глуп и собой пригож. Да вот одна беда- это не Морквин. Ты кого мне привел?!
Смущенный вампир закрутился по комнате.
– Сам вижу, совсем не Морквин. Но, что выловили, то, извиняйте, перед вами.– Спилгрим покрутил, будто продавая, Тимофея.– А что? Этот тоже ничего. Если вам, Ваше Величество, не гож, отдайте его мне. Изголодался я без кровицы, отощал, еле ноги ношу. Если не все высосу, так хоть отопью малость. Силушки больше нету терпеть, изнемог я…
Оборотень помрачнел, принялся укорять «принца».
– Хоть перед гостем бы постыдился! Ты же мне как сын родной. Оглянись, вспомни – откуда мы и где теперь? Посмотри – я король! Из горбатого карлика с разоренного болота в славного короля в неприступном замке! А ты?! Красавец, кавалер….
Из мыши летучей, тьфу!.. Ну, зачем тебе кровь пить? На столе лучшие вина, яства каждый день, какие душе угодно. Живи и радуйся! Надо работать над собой, усилия совершать, подвиги. Ты же рыцарь теперь!Принц потупился.
– А мне-то как стыдно! Только сердцу ведь не прикажешь. Тянет, подлое, на кровь…
Король даже пристукнул по столу, заставив подпрыгнуть тяжелые, инкрустированные золотом и камнями шахматные фигуры.
– Ну, так я сам, своими руками и вырву твое сердце. Лучше одному на троне, чем вампира подле себя держать.
– Я вам не мешаю?– спросил Тимофей.– Может, мне позже зайти…
– Не обращай внимания, дело семейное.– «Король» немного успокоился, огладил ухоженную седоватую бородку.– В каждой избушке, так ага, так ага, свои погремушки. Ты сам-то, чей будешь? Да ты не бычься, я и так вижу – хитрый мельник тебя вместо себя подослал. Верно? Знать, скоро и сам пожалует. Совсем страх потерял этот боров. Так и кружит у замка. Принцесса ему покоя не дает, любит он ее. Да видел ли он себя в зеркале, деревенщина?! Но хитер – первым не пошел – тебя, доверчивого, подставил. Вот и верь колдунам…
Оборотень еще что-то говорил, мерзко хихикая, спрашивал, но Тимофей уже не слушал.
Он силился понять, жива ли затаившаяся у него на груди змея?
Словно угадав его мысли, Спилгрим рывком разодрал на нем одежду, с отвращением отдернул руки, отскочил, как ужаленный в сторону.
– Какая гадость!!
С груди Тимофея на него смотрела, не отрываясь, холеная зеленоглазая гадюка. Пасть у змеи была угрожающе раззявлена, раздвоенный язык быстро сновал взад-вперед. На изогнутых клыках зрели полупрозрачные капельки яда.
– Что за люди?! Идут в замок, к принцессе, а что за пазухой? Змея! Точно колдун и видно, презлой.– Вампир обернулся к «королю».– Пытать его и на костер!
– Оно бы и так,– король мечтательно улыбался.– Но жизнь в роскоши размягчает. Нет у меня былого задора ни к пыткам, ни к казням. Подобрел я тут. Живу с королевой в любви и согласии. Вот принцессу за тебя отдам, внуки пойдут…. Ведь главное в жизни что? Семья…. И потом: начни его тут пытать, он кричать станет, кровь кругом, грязь. Что люди скажут о своем добром короле? Думай, Спилгрим, о хорошем!
Оборотень вконец расчувствовался, по- отечески приобнял будущего зятя.
– Мы здесь все свои, лицемерить нам ни к чему. Ты, юноша умный,– сказал он, обращаясь к Тимофею,– по всему видно, тоже из колдунов будешь. В другое время я бы подумал над твоей судьбой. Но сейчас не до тебя. Свадьба дочери на носу, хлопоты, сам понимаешь. Так, что не обессудь и, как говорится, в добрый час. А о Морквине не тревожься, мы о нем позаботимся.
И с этими словами он повернул фигурку короля на шахматной доске.
Каменная плита под ногами Тимофея провалилась и, хватив ртом воздух, он рухнул в преисподнюю…
… А Морквину так и передам:
– Сделали, мол, что могли, но не судьба. Вампир больно шустрый оказался, уйти не успели. Ты, Тима, свое отмучился, спи себе спокойно. Не зря соломку таскал, все помягче тебе будет…
Тимофей разлепил потрескавшиеся губы. Или – после страшного падения – у него началось раздвоение личности и он разговаривает сам с собой, или этот благостный, с шепелявинкой голос принадлежит все же уцелевшей змее, и он его понимает.