Мельница Морквина

– Ваш жених, милая Тенил (имя служанки он запомнил из разговора с главным поваром), вовсе не оставил вас, не попрощавшись. Но он что-то заподозрил, и вампир убил его.

Служанка молча сползла на пол.

Прекрасное лицо принцессы чуть заметно дрогнуло.

– Как я могу доверять вашим словам?

Видно было, что свойственное ее сану спокойствие дается ей из последних сил.

– Отмените свадьбу, Ваше высочество! Хоть отложите, помощь придет! Поверьте, я здесь, чтобы спасти вас…– Тимофей загорячился, хотел еще что-то сказать, как-то убедить принцессу в своей правоте, но осекся.

Краем уха он уловил сначала еле слышный, но через секунду-другую, совершенно отчетливый шум. Ошибиться нельзя было и при всем его жгучем желании. Он не успеет покинуть мышеловку, в которую совсем ненадолго, как клятвенно заверял его Морквин, ему пришлось заглянуть.

Он различил гулкий топот множества ног, обутых в грубые кожаные сапоги, лязганье металла о камень. Вверх по винтовой лестнице спешила стража.

Он еще раз учтиво поклонился, тихо, но внятно проговорил, не в силах оторваться от серых глаз принцессы.

– Чтобы вы мне поверили – вам будет знак. Если я говорю правду, эта кремовая голубка улетит. Вы только окно откройте…

За спиной у Тимофея раздался грохот.

– Не выходите за вампира!!– успел еще выкрикнуть он, и двери с шумом распахнулись.

Комната заполнилась вооруженными людьми, сразу став тесной. Командовал стражей высокий стройный красавец в черном кожаном камзоле со стоячим кружевным воротником и черных, облегающих ноги сапогах.

Очень бледное, почти белое лицо его обрамляли смоляные волосы до плеч. Глаза были малоподвижны и так черны, что и зрачков не различить. И странные впечатление производили на таком почти бескровном лице длинные, ярко-красные губы.

– Ну, что вы? Какие вампиры, милейший? Принцесса выходит за меня!– голос принца, а именно он привел стражу, оказался неожиданно мягким, даже приятным. Принц сам пожелал задержать негодяя, оставив начальника замковой стражи за дверью.– Хватайте его!!– приказал он, но прежде, чем солдаты набросились на Тимофея, изображавшая до последнего белую голубку Стела расправила крылья и, выдираясь из застывшего крема, вспорхнула под потолок.

Стража оцепенела. Принцесса чуть приоткрыла узкое витражное оконце и, сделав прощальный пируэт под сводом комнаты, птица покинула замок.

Ожив, солдаты мигом скрутили Тимофея. Принц подошел, жестко взял его за подбородок, посмотрел страшно.

– Кстати, Ваше Высочество, как он здесь оказался? Стража на воротах его не впускала, повар на кухне не видел. Не тот ли это вампир, о котором все говорят? И слова его для того только, чтобы поближе к вам подобраться. А птица ожившая? Да он чародей!

Принцесса и очнувшаяся служанка в замешательстве смотрели на Тимофея. Солдаты так заломили ему руки, что, казалось, плечи вот-вот выскочат из суставов. Но он все же улыбнулся.

– Вы принцу зеркало под нос суньте. Все и увидите…

– Довольно, негодяй!– закричал «принц».– Увести его!

И Тимофея волоком потащили из комнаты.

«Принц» же галантно поклонился, пропел медовым голосом:

– Ничего не бойтесь, любовь моя! Ни один вампир вам не повредит. Я о вас позабочусь…

Он еще раз откланялся и, пятясь, оставил девушек, аккуратно притворив за собой дверь.

глава восьмая

Морквин

Позапрошлой ночью Морквину был сон. Снился ему Шамас, древний колдун, которого уже лет сорок, а то и больше, никто не видел. Дед Морквина знался с ним накоротке, частенько бывал у него в Северном лесу, да и Шамас не раз гостил на водяной мельнице.

Отца своего и матушку Морквин помнил плохо. Он рано осиротел, потеряв родителей совсем в нежном возрасте, во время бури 1314 года, заставшей их на берегу, но, говорят, Шамас уже задолго до того перестал выходить к людям.

Понятно, что Морквин слышал о Шамасе только из рассказов своего дорогого дедушки, воспитавшего его на приходившей в упадок водяной мельнице.

Дедушка происходил из старинного колдовского рода, но дела житейские, хозяйство, а главное, родившийся довольно слабым Морквин, не позволяли ему отдавать слишком много времени семейному занятию. А колдовство, как никакое другое дело, требует от Мастера всей его жизни.

Кое-чему он все же научил внука. Основам, так сказать, ремесла. А поскольку Морквин оставался последним представителем своего рода, и с ним могла угаснуть древняя колдовская ветвь, дедушка отдал его в обучение Мастеру Тромму.

У старины Тромма, недалеко от Черного озера, была своя школа, где Морквин провел долгих двенадцать лет.

Он быстро преуспел во всем, чему учил его суровый старик. Ведь – по словам самого Тромма – отпрыску такого древнего рода не надо ничему учиться, а следует всего лишь вспомнить то, что он и так несет себе, подобно хорошей собаке, получившей по наследству почти все свои достоинства.

Лишь несколько недель в году Морквин бывал дома, на мельнице, когда осенью Мастер распускал учеников на короткие каникулы.

В эти недолгие дни дедушка откармливал юного Морквина до размеров, подобающих мужским представителям их рода, а заодно и пичкал его бесчисленными старинными легендами, где непременно действовал кто-нибудь из его предков.

Морквин отъедался, одновременно постигая секреты приготовления любимого им грибного супа, пирогов с ягодами, рыбы, медовых лепешек, варенья из ежевики и восхитительного пышного белого хлеба.

Дедушка же передал ему семейный рецепт пивоварения, которое, повзрослев, Морквин поставил на широкую ногу.

Потом началась война. Сначала Оркмахи решил вытеснить Тромма с Черного озера. Некоторое время Морквин провел в плену у болотного оборотня, едва не погиб, но вырвавшись, тут же угодил в самый котел штурма войсками Одела лесной крепости Тромма.

Тогда исчезло все. Озеро поглотило дом со всеми его обитателями. Тромм погиб, большинство его учеников тоже. Одновременно король напал на болото и разорил гнездо оборотней.

Чудом спасшемуся в наводнение, Морквину удалось бежать и, раненый, прячась по лесам от рыщущих солдат, он все же добрался до своей мельницы.

Но и там его ждало потрясение. Он никого не застал. Дедушка умер, так и не дождавшись его.

Кое-как залечив раны, Морквин засеял поле пшеницей и хмелем, и принялся за дело, к которому всегда по настоящему лежал его сердце.

Он стал печь хлеб и варить свое темное имбирное пиво. А колдовство – что ж, если кто и заглядывал к нему с подобной нуждой, Морквин никогда не отказывал и платы за ворожбу не просил, строго следуя дедушкиному наказу: сколько положат, на том и спасибо.