Мельница Морквина
Шрифт:
– Как так?!– Ричи Гнилое яблоко открыл рот, и Тимофей догадался, откуда у него такое странное прозвище.
На длинном худом лице открылось такое отверстие, куда легко можно было забросить и самый спелый плод, нисколько перед этим не надкусив его.
– В этом году ты женишься на богатой вдове,– изрек он со значением.– К тому же она будет уважать, и слушаться тебя, и никогда не назовет Яблоком.
– Это что, хромоножка дальней фермы?
– Бери выше.
– Да неужто, Ваша светлость, вы говорите о Синни Белые подушки? Она меня и не замечает. Ей, поговаривают, сын бондаря мил.
– Ты задаешь слишком много вопросов, – Тимофей начал терять терпение.–
– Ступайте за мной, Ваша милость.– Озадаченный предсказанием, поваренок вывел Тимофея во внутренний двор замка.
Начинало смеркаться, и по недавно выпавшему снегу ползли пурпурные и голубые тени. Тусклый свет падал из стрельчатых окон, отражался от поверхности снега, бросал дрожащие отблески на каменную кладку.
Наверху тихо звучала арфа. Чуть поодаль, у хозяйственных построек, под деревянным навесом, стояли несколько нераспряженных лошадей с неразличимыми из-за сумерек гербами на чепраках. Рядом суетился конюх.
– Ступайте прямо, Ваша милость,– сказал Ричи,– через главный зал. Там теперь король с королевой и несколько баронов ужинают. И наверх, по левой лестнице, через галерею. Принцесса со служанкой, верно, у себя.
Он еще сделал несколько шагов, оставляя грязные следы на совсем тонком снежном покрове и, не прощаясь, растворился у темной стены.
Надо было торопиться. Скоро слух о новом предсказателе, который заблудился в двух башнях, разнесется по замку.
Тимофей приосанился, зачем-то поправил чалму и решительно вошел Главную башню. Массивная дверь скрипнула. Канделябры на стенах вспыхнули ярким светом, испуская клубы дыма и роняя вниз тяжелые капли воска. Холодный ветер, ворвавшись снаружи, пригнул пламя свечей.
Длинным пустым переходом Тимофей миновал открытые двери кухни, откуда доносился умопомрачительный аромат жареного мяса.
На вертеле, с шипением и треском, жарилась кабанья туша и, приставленный к ней поваренок поворачивал ее над огнем, поливая жиром. С десяток поваров слаженно крутились между очагом и двумя огромными разделочными столами.
Дальше по коридору была еще одна неплотно прикрытая двустворчатая дверь. Распахнись он хотя бы наполовину, и в нее свободно прошло бы стадо груженых слонов с погонщиками по обеим сторонам.
Возможно, во времена строителей замка, братьев-великанов, исполинские размеры двери были просто суровой необходимостью. Зимние ночи в горах долгие, а масло для факелов и тогда было дорого. Не биться же братьям всякий раз головой о несокрушимые дверные косяки! Зато измельчавшие их потомки вполне могли устраивать конные рыцарские турниры, не покидая пределов Главного зала.
Теперь из-за двери доносились звуки ужина. Звенела посуда, слышались оживленные голоса. Тимофей подкрался, осторожно заглянул в щель между створками.
Зал больше походил на пещеру. Сводчатый потолок украшал лепной герб. И он же был высечен из мрамора над огромным каменным очагом. По обе стороны от фамильного герба висели старые, со вмятинами продолговатые щиты, принадлежавшие отцу и деду Одела.
В центре зала, на возвышении, установлен был длинный широкий стол, во главе которого сидели король с королевой, несколько его баронов и десятка полтора гостей.
В компании были застигнутый непогодой священник, тяжело вооруженный воин в дорогом, но испачканном дорожной грязью плаще, невзрачный толстый монах нищенствующего ордена и двое, по виду знатных молодых людей в роскошных камзолах и с кислыми лицами – явно отвергнутых
женихов.Перед благородными гостями, взад-вперед сновали слуги, меняли многочисленные блюда, подливали вино. Несколько менестрелей довольно гнусаво пели, аккомпанируя себе на арфе.
Главный повар, через арку, соединяющую кухню и зал, лично внес поднос с сочным дымящимся мясом и торжественно обошел ряды пирующих. Последовала целая вереница чаш и подносов, которые с гордостью проносили по кругу, прежде чем предложить блюдо хозяину и его веселящимся гостям.
Раньше подобные пиры случались не часто. Одел был достаточно скромен в быту, а возможно, и скуповат. Теперь же пышные застолья устраивались едва ли не каждый день. Оборотень наверстывал упущенные на болоте радости жизни. Обитателей замка и гостей подобное обстоятельство очень даже устраивало.
У противоположной очагу стены стояли еще два стола, с расположившимися вокруг них простыми воинами. Перед ними дымились тарелки с ароматным бульоном. Они ели грубый хлеб с мясом, передавая по кругу кружки с элем, которого на столе было в избытке.
Тимофей проглотил набежавшую слюну. Попытался вспомнить, когда и что он ел в последний раз, подумал – и в замках люди живут…
Потом он вгляделся в лицо короля. Ничто не указывало на то, что в дородном осанистом теле, под благородной седовласой внешностью и львиной повадкой скрывается мерзкий болотный оборотень.
Тимофей вдруг заколебался. Почему он должен верить Морквину, колдуну, явно желающему загрести жар чужими руками?
Тут он заметил отвратительного двугорбого карлика в зеленых лохмотьях и шутовском колпаке с бубенцами. Горбун сидел на цепи у ног короля, подбирал объедки, что-то бубнил.
Тимофей с надеждой посмотрел в глаза вороне. Поймал немигающий взгляд змеи. В опустевшей голове ясно прозвучали слова Морквина:
– Промедлишь, и мы погибли. Если тебя схватят, повесят на рогатине, как лазутчика. И разбираться не станут. Обычай у них такой. А мне верь. Моя семья с оборотнями не одно поколение воюет. Мы друг друга в любом обличье узнаем…
Тимофей вернулся к двери, ведущей в кухню. Спрятал поглубже за пазуху змею и ворону. Набрал в живот побольше воздуха, задрал подбородок и, напустив на лицо подобие надменности, нырнул в ароматное облако.
Некоторое время повара его не замечали, занятые приготовлением очередных блюд.
На столе высился огромный пудинг с фруктовой начинкой. На огромных блюдах споро раскладывались фрукты, густо обсыпанные желтоватыми кристалликами сахара.
На другом столе, дожидаясь своей очереди, царила огромная рыба с позолоченной чешуей, стояли, приправленные пряностями мясные и рыбные паштеты и начиненные олениной пироги с хрустящей корочкой.
Тимофею показалось, что пол уходит у него из-под ног. Справившись с голодом, он подошел к вспотевшему главному повару, следившему за приготовлением множества пирогов с мясной и рыбной начинкой, которые нужно было вовремя вынуть из печи на лопатке с длинной ручкой, как только они испекутся, чтобы освободить место для следующей партии.
– Благословен учитель, воспитавший такого чудо-повара. Дела, как видно, идут неплохо?
– Чтоб и у вас они шли не лучше,– Повар с трудом оторвался от дела, неохотно поклонился.– По Божьей воле и милости нашего короля, я уже двадцать лет, как служу на этой кухне. Не окажете ли мне честь, добрый мой господин, назвать свое имя? Могу ли я вам чем-нибудь помочь, или вы посетили нас исключительно из любви к праздным разговорам?