Мемуары
Шрифт:
– Силовая установка более мощная, чтобы вырабатывать более мощный щит. Эти линкоры должны стать совершенно неуязвимыми.
– Ничего, придумаем что-нибудь. В конце концов – «предупреждён, значит защищён»… А что ещё?
– А откуда ты понял, что это не всё?
– Так я же Джедай.
– Ты прав. Есть ещё кое-что… Палпатин намерен послать мою эскадру, состоящую из кораблей «Ярость», «Удар» и «Смерть» против Земли. Ты знаешь, откуда я родом?
– С Земли. Я знаю, что ты считаешь себя землянином, несмотря на то, что родился на Центре Империи. А ещё я знаю, что ты никогда не делал ничего такого, противоправного. Не занимался работорговлей, несмотря на популярность этого занятия в кругах имперских офицеров. Не нападал на мирные планеты, не поддерживающие Империю, хотя многие
– Да. Я считаю, что атаковать тех, кто слабее тебя – недостойно настоящего воина. И я считаю, что этот рейд против Земли – самая плохая идея, какая только могла прийти Палпатину в голову. Не считая берсеркеров, конечно…
– Берсеркеров?
– Он так назвал эти новые линкоры.
– А название-то как раз в тему… У нас так назывались воины-викинги, которые сражались ради своих идеалов с неистовством безумцев…
Мы с Филиппом не знали одного – что нас слушали. Интендант «Ярости» по совместительству работал на ИГБ – имперскую госбезопасность. Он сидел за одним из столиков в глубине бара, пропустив через рукав провод микрофона направленного действия. Запись шла на диск и в наушники. Агент находился в баре, так как Палпатин не очень-то доверял одному из своих лучших офицеров. Он вообще не очень-то доверял тем, кто был родом с Земли. Именно поэтому Палпатин и посылал корабли против Земли. Очень уж его достала эта планета – после того, как Галактический Центр начал использовать пилотов, обучаемых на Земле, чаша весов склонилась в сторону Галактического Центра, а Империя начала стремительно терять свои позиции в Галактике…
«Ну, вот Вы и попались, сэр», – думал агент. – «Я не знаю, кто этот парень, но Вы разглашаете наши секреты врагу, а это, вообще-то, предательство…»
– Я хочу, чтобы Вы правильно меня поняли, капитан, – от волнения Филипп даже начал обращаться ко мне на «Вы». – Я, конечно, являюсь патриотом Империи, но, то, что затеял Император в последнее время, иначе как маразмом, не назовёшь.
– Отказаться от этого задания ты, конечно, не имеешь права? – спросил я.
– Да. Если откажусь – Палпатин назначит другого капитана на моё место, и эскадра всё равно уйдёт. Я хочу, чтобы Вы помогли мне. Я специально так рассчитаю курс, чтобы корабли вышли из прыжка как можно дальше от Земли. Ждите нас там, и, когда мы появимся, уничтожьте соединение.
– Но, ведь ты тоже погибнешь, Фил…
– Капитан, ты не понимаешь. Я не предам Империю, но и подчиняться безумцу я тоже не хочу. Пусть я не в состоянии остановить военную машину Империи, но я, по крайней мере, попытаюсь…
– Хорошо. Вот номер, по которому со мной можно связаться. Как только вы выйдете в пространство, свяжитесь со мной. Вы чертовски хороший человек, Фил. Я испытываю гордость, что был знаком с Вами, мистер Мёрдок!
– Просто Фил. Вы тоже хороший человек, Алексей. Прощайте, и да пребудет с Вами Великая Сила, как говорят у вас.
– И да хранят тебя Три Галактики, Фил. Прощай.
Мы вышли из бара. Я направился на борт «Василиска», чтобы снова окунуться в тот бардак, который царил на борту этого торговца, а Филипп пошёл к стыковочному шлюзу, где стоял челнок с «Ярости».
Агент «Чёрный Глаз» сразу же, по возвращении на борт линкора, отослал доклад своему начальству, кратко обрисовав ситуацию на борту линкора. Дело в том, что при попытке арестовать Филиппа во время полёта неизвестно, чем могло всё закончиться – этот капитан был очень популярен среди всего экипажа, начиная от старшего помощника и заканчивая последним матросом. Самое удивительное, что штурмовики , известные своей независимостью, тоже очень уважали Мёрдока. Так что, Филиппу оставалось ещё полторы недели свободы – подлётное время для «Ярости» от Стервенестры до Центра Империи. Там Филиппу пришлось бы за всё ответить перед Императором.
…Когда линкор занял своё место на парковочной орбите над Центром Империи, Филипп, взяв свой личный катер, спустился на планету – ему нужно было доложить в Адмиралтействе, что полёт закончен, а потом, когда все обязательные формальности будут закончены, он собирался
зайти в магазин и купить кольцо для Жаклин – он собирался официально предложить ей руку и сердце.На посадочной площадке перед Адмиралтейством, Филиппа ждали двое из ИКБ. Это были молодые оперативники, одетые в чёрную униформу. Вокруг их поясов мерцало поле генератора щита, эффективно защищавшее их от выстрелов из ручного оружия.
– Капитан Филипп Уильям Мёрдок? – спросил один из молодых людей.
– Да, это я.
– Следуйте за нами. Вы арестованы.
– В чём меня обвиняют?
– Это Вам сообщит лично Император. Пройдёмте!
Филипп сел в неприметный аэрокар, на котором его и повезли в императорский дворец. Полёт продолжался полчаса – расстояние от Адмиралтейства до императорских покоев было немалым. Филипп всё это время размышлял. Он не сомневался в том, что Императору донесли о его встрече с капитаном Аряевым. Также Филипп понимал, что никакой пощады ему не будет. Но этот молодой человек ни в чём не раскаивался – он считал, что война – это одно, а те зверства, которые Император хотел заставить его творить – это совсем другое дело, которое настоящий офицер выполнять не должен. И, если Император заставляет своего офицера заниматься такими гадостями, то к чёрту такого Императора.
Несмотря на то, что с момента нашей с десантниками атаки на дворец прошло уже больше двух месяцев, все повреждения устранить ещё не успели. На газоне ещё были видны следы попаданий от лазерных лучей, на розовых стенах дворца ещё выделялись чернотой ожоги от импульсов орудий «Инфорсеров», и даже не везде успели вставить выбитые стёкла.
Палпатин был сегодня в прекрасном расположении духа – ничто не радовало этого жестокого Ситха больше, чем весть о задержании шпиона, который совершенно безнаказанно и бессовестно разбазаривал какому-то офицеру Галактического Центра военные секреты. Правда, император не знал, кем именно был тот офицер, иначе его настроение было бы гораздо ниже – ведь этого офицера взять так и не удалось, а агент слышал далеко не весь разговор.
Когда в зал для аудиенций вошёл Мёрдок, без оружия, охраняемый конвоем императорской гвардии, Палпатин сидел на своём троне с задумчивым видом. После того, как Филипп приблизился к трону, Император сделал вид, будто только сейчас заметил его и сказал:
– А-а! Филипп, мой мальчик! Как же так? Я не верю, что мой лучший капитан мог меня предать…
– Здравствуйте, сир! Я не предавал идеалов Империи, если Вы об этом. Я предал то, с чем я не смог смириться. Ваша идея с созданием кораблей-берсеркеров является нарушением всех цивилизованных правил ведения войны! А Ваша идея насчёт использования моих линкоров против мирных планет, которые виновны лишь в том, что не поддержали Вас, это… это… просто пиратство! Я – воин, а не убийца!
– Ладно, Филипп. Я хотел простить тебя, если бы ты раскаялся в своих поступках, но ты, я вижу, так погряз в ереси, что раскаяние не для тебя. Тогда я лишаю тебя всех воинских званий и регалий! Но, ничего, ты мне ещё поможешь. Я считаю имя того человека, которому ты предал меня. Стража, держите его!!!
– Подождите, – сказал Филипп, делая вид, что сдаётся. – Я прошу последнего слова!
– Ладно, пусть говорит, – сказал Палпатин.
– Спасибо. Знаете, сир, я сейчас понял одну вещь. Да, я совершил огромную ошибку. И эта ошибка заключается в том, что я поступил на службу в Ваш флот. Вы, сир, подонок, каких не видела Галактика с момента Большого Взрыва!
– Стража, заткните ему рот, и не давайте ему больше сказать ни слова! – брызгая слюной закричал Палпатин.
Но, было уже поздно. Закричав: «Погибаю, но не сдаюсь!!!», Филипп разбежался и изо всех сил ударил плечом, на котором ещё остались церемониальные наплечники, прямо в огромное окно тронного зала. Стекло там, хоть и было бронированным, но на такой удар оно не было рассчитано. Нет, само стекло его выдержало, а, вот, что касается рамы, то рама не выдержала. Вместе со стеклом, Филипп вылетел из окна 18-го этажа императорского дворца. Его полёт был коротким – всего 3,5 секунды, но за это время перед Филиппом пронеслась вся его жизнь. Боли в момент падения на газон Филипп уже не чувствовал – он был мёртв…