Мерцание золота

— Не знаю, — пожала плечами Алевтина.

Похоже, ей и в самом деле было плевать, кто позарился на эту добитую коммуналку. А мне — нет, поскольку я въехал в комнату последнего из Званских. Именно ему, председателю Российского музыкального общества, принадлежала когда-то эта красота из одиннадцати комнат.

— А его расстреляли, — сказала Алевтина.

— Откуда ты знаешь? — удивился я.

— Да уж знаю, — показала мне язык Алевтина. — И пьяницу, вместо которого ты въехал, тоже знаю.

— А про то, какой конец ждет тех, кто слишком много знает, тебе известно?

— У меня чайник на кухне! — попыталась отодвинуть меня бедром Алевтина.

Была она крупная и мягкая, а такие дамочки мне никогда не нравились.

— Иди, — пропустил я ее. — Но запомни — у них длинные руки.

— У кого? — остановилась Алевтина.

— У новых русских. Отберут комнату, а саму по башке и в канализационный колодец.

Между прочим, про канализационный колодец я не выдумал. У нас во Внукове из одного такого колодца достали старичка, квартира которого была приватизирована бандюганами из Солнцева. Теперь мимо этого колодца я проходил не то чтобы с опаской, но с неприятным чувством.

— Наша Татьяна нормальная, — сказала Алевтина.

— Маклерша? — усмехнулся я. — С виду они все нормальные. А что за квартиры нам всучат, никто не знает.

— Думаешь, обманут? — запахнула на груди халат соседка. Ей вдруг стало зябко.

— Ты откуда в Москву приехала?

— Из-под Рязани.

— Ну и сидела бы там.

— Так ведь у нас ни мужиков, ни работы.

Она стремительно повернулась и исчезла в темноте коридора.

В Москве, конечно, с мужиками и работой было проще. Но у Алевтины не было мужика, а у Марины работы. Обе, правда, не сильно горевали об этом.

— У Маринки мужики приходящие, — донеслось из темноты.

— У тебя и таких нету, — сказал я.

— А нам и не надо.

В принципе мне было все равно, есть у моих соседок мужики или нет. А вот квартирный вопрос волновал.

— Так кто все-таки покупает нашу квартиру? — спросил я маклершу при следующей встрече.

— Не знаю, — спрятала она глаза.

«Врет», — понял я.

— Все равно ведь узнаю.

Татьяна зыркнула по сторонам, вздохнула, притянула меня к себе и жарко дохнула в ухо:

— Березовский.

Вот это было похоже на правду. Никто другой одиннадцатикомнатную квартиру с дырами в потолке потянуть не мог, только секретарь Совета безопасности.

— Пусть берет, — сказал я, — богачам тоже жить надо. А у нас и суд, и казино, и Кремль рядом. Хорошее место.

— Вам бы только смеяться, — осуждающе взглянула на меня Татьяна, — а я уже с ног сбилась. Поедем завтра квартиру на Волгина смотреть.

Вот так, потихоньку-полегоньку, я и отправился из центра на запад столицы. Но это был типичный маршрут для большинства москвичей. Страна медленно, но верно переваливалась на рельсы капитализма. Советские рельсы уперлись в тупик, теперь надо было как следует потрястись на капиталистических ухабах.

— Паркет забирать будешь? — спросил Белугин, когда я сказал ему о переезде.

— Какой паркет? — опешил я.

— У тебя же квартира старая, значит, и паркет наборный, — растолковал Владимир Ильич. — Если забирать не хочешь, продай. У нас же рынок.

Я понял, что медальеры все же сильно отличаются от писателей.

— А что, и возьму, — сказал Васильев, когда я ему заикнулся о паркете. — Бесплатно, конечно.

— Бери, — махнул я рукой.

Я знал, что бизнесмен из меня не получится ни при каких обстоятельствах, поэтому легко мирился с материальными потерями.

Впрочем, в России действовали законы, отличные от западных. В ней, например, везло дуракам, и в строгом соответствии с этим постулатом нам на голову упала машина.

По какому-то немыслимому бартеру Алене на работе выделили автомобиль.

— Как лучшему редактору? — уточнил я.

— Наверное, — пожала она плечами.

Я в бартерах ничего не понимал и не сильно удивился, что за пару вагонов с книгами издательство получило от ВАЗа несколько машин.

— Когда едем получать? — спросил я.

— Завтра, — сказала жена.

— Куда?

— В Яхрому.

Ну что ж, в Яхрому так в Яхрому. Хорошо уже, что не в Набережные Челны.

В Яхрому мы поехали на машине Леонида, брата Алены. Перед тем как в нее сесть, я положил в сумку Книгу рекордов Гиннесса, только что вышедшую в издательстве Алены.

В техцентре было полно народу. На обозрение там была выставлена красная «пятерка». В наших документах тоже значилась «пятерка».

— Будем брать эту? — спросила жена.

Она мало что понимала в машинах, но в ее словах я уловил легкий оттенок презрения.

— Сейчас, — сказал я.

Я подошел к мужику, который был здесь кем-то вроде бригадира. Он беседовал с покупателями и время от времени выгонял из ворот отобранные машины.

— Про Книгу рекордов Гиннесса слыхал? — спросил я.

— Чего? — покосился на меня мужик.

— Глянь.

Я достал из сумки книгу.

Мужик быстро пролистал ее, засунул за пазуху и отворил маленькую железную дверь в стене.

— Пойдем, — сказал он.

За дверью находился ангар, в котором ровными рядами стояли черные машины.

— У тебя какая? — спросил мужик.

— «Пятерка».

— Эта пойдет?

— Пойдет.

— Иди плати.

Он дал мне какие-то бумаги. Я помчался в кассу.

— Это наша машина? — не поверила своим глазам Алена, когда я открыл перед ней дверь. — Откуда здесь черные «жигули»?

— Оттуда, — сказал я.

Я и сам не знал, по какому верховному распоряжению в Яхрому прибыла партия черных «жигулей». Поговаривали, что на таких по ВАЗу разъезжало начальство. Однако факт оставался фактом: домой мы ехали на черной «пятерке».

Леонид, кстати, долго не верил, что нам досталась черная машина. Он вообще считал, что мы его разыгрываем, когда я попросил отвезти нас в Яхрому.

— Сейчас никто ничего никому не дает, — сказал он. — Какая, к черту, машина?

— У нас бартер, — объяснил я. — А по бартеру можно все.

— И по бартеру нельзя, — уперся Леонид.

— Поехали, сам увидишь.

Леня увидел — и все равно не верил.

— Не может быть, — ошалело вертел он в руках паспорт транспортного средства.