Меридианы карты и души
Шрифт:
Везде — и в самых разных кругах спюрка, и в Армении — есть люди, посвятившие себя служению родине. И если понадобится определить, кто из них более патриот, или, точнее, чей патриотизм плодотворнее, то справедливо на этот вопрос будет ответить так: тот, у кого наиболее точное чувство времени, чей корабль движется в согласии с попутным ветром времени, кто умеет реалистически мыслить и выбрать путь, единственно верный для своего народа путь. Французский философ М. Монтень сказал: «Выстрелить дальше цели тоже означает промахнуться». В этом смысле люди Армении, будь это коммунисты или не коммунисты, все те, кто действительно озабочен судьбой своей страны, признают две истины и будут их исповедовать, как бы ни заклинали некоторые оторванные от жизни политики: дескать, «армянин имеет лишь одну ориентацию — армянскую».
Вот эти две истины.
Первая:
И вторая истина: для нас, народа с такой историей, как наша, с такой географией, с такими идеалами человеческого общежития, как, впрочем, и для других народов Союза, самым органическим и благотворным образом государственного устройства является советская власть, которая своими принципами национального содружества, своим надежным щитом обеспечивает мир и расцвет всем малым и большим нациям, входящим в Союз Социалистических Республик. Это подтверждает наше национальное возрождение, бурный расцвет наших веками накопленных духовных сил.
Такова точка зрения реально мыслящего армянина,
И если иногда — в отношении к нашим святыням, к нашим тревогам, к нашей старине — и возникает какая-то чисто внешняя схожесть, то отсюда и начинается водораздел во взглядах, возводится стена между, по их определению, «истинным дашнаком» и истинным советским армянином, между анахроничным миражепоклонником и реалистом. Отсюда каждый движется своим путем. Один продолжает распевать: «Наша отверженная, сиротливая родина»[19], другой — хозяин этой родины — продолжает отроить ее.
Идеи — живые существа, они нуждаются в постоянном питании, и это питание не приходит само по себе, оно приходит от земли, от ощущения почвы под ногами. Без этого органического, живого питания идеи усыхают, увядают, обескровливаются. Когда слушаешь деятелей Дашнакцутюна или листаешь их газеты, в каждой фразе, в каждом номере одно и то же, та же самая триада прилагательных — «свободная, независимая, объединенная», тот же трехцветный флаг… Хотя бы пощадили свои истоки, свое прошлое, послали бы в музей отдохнуть на полках, стать историей, памятью… Нет, терзают без устали к месту и не к месту, вызывают к жизни призраки, превращают свой «трехцветный» флаг в трехгранный клинок, чтобы вонзить в сегодняшнюю Армению. Бесконечно склоняют слова, понятия, идеи, лишь бы не упустить случая, любой возможности напомнить о себе. Невольно приходит на память поп, который с амвона признался, что говорит не столько для того, чтобы что-либо сказать, а «дабы не умолчать»…
Мне вспомнился званый обед в Марселе во время поездки по Франции, организованный землячеством ванских армян «Амаваспуракан». Под звон бокалов, ножей и вилок встал один из моих земляков-ванцев, пожилой дашнак, и начал: «Еще в пятнадцатом году, в самый роковой момент обороны Вана, писатель Габриэль Мелоян воскликнул: «Экипаж нашего корабля еще стоек!» Сейчас мы с той же решимостью заявляем: «Экипаж нашего корабля еще стоек». Однако здесь, вдали от родины, наш корабль деревянный. Когда мы доберемся до вод Севана, наш корабль станет стальным, и тогда…» Так с воодушевлением вещал этот «ветеран», хорошо усвоивший все ораторские приемы, нюансы, придыхания. Чувствовалось, что он точно рассчитал, после каких слов раздадутся аплодисменты, после каких — возгласы, после каких — вздохи… Подобные речи, видимо, стали чем-то вроде хорошо продуманного ежедневного рациона, который, однако, не мешает стареющему телу дряхлеть день ото дня.
Возникла необходимость объяснить моему пылкому соотечественнику, что корабль, который будет бороздить воды Севана, строится на берегах Севана. Строит его народ, живущий на родной земле, кровью и потом давший жизнь камням и пустыням, народ, который создал эту жизнь, который в недрах горы рассекает твердую, как металл, породу и, сантиметр за сантиметром продвигаясь вперед, прокладывает туннель Арпа — Севан.
Легко, конечно, там, на банкетах, после острых и пряных армянских блюд требовать себе на десерт «свободную и независимую Армению», а на досуге заниматься «кораблестроением», надеясь, что найдется у нас какой-то недальновидный парень и зажжет для этого несуществующего
корабля маяк величиной со свечку… Тот, кто серьезно озабочен судьбой родины, не должен забывать, что недруг с радостью раздует слабый огонек того маяка, чтобы заманить плывущего не в ту гавань…Строить родину — это значит не только оглядываться назад, не только помнить Аварайр и Сардарапбат[20], а глядеть вокруг и вдаль, в сегодня и в завтра. Только так размышляя и действуя, народ Армении продолжает в наши дни строительство родины. Продолжает во времена нового пробуждения наций и новых форм их сближения, уверенный, что ему предназначено стать наследником высокой мечты предков, что в этой новой Армении, на этой горсти земли, решается судьба разбросанного по всему свету армянства.
Вот этой убежденностью и силен советский армянин, с этой убежденностью он вступает в спор со своими идейными оппонентами, если они действительно оппоненты и действительно идейны. Вступать же в спор с «идейными» торгашами, которые свою совесть и основы существования родины нагло выносят на аукцион западных рынков в откровенной надежде на повышение барышей, полемизировать с ними бесплодно, да и ни к чему.
16 апреля, Ереван
Сегодня я приехала в Ереван. В четыре часа встреча с работниками Министерства сельского хозяйства. А до этого привожу в порядок мою запущенную комнату, просматриваю полученные газеты, письма. Приходит их много, к старым долгам — неотвеченным письмам — прибавляются новые. Когда ж я справлюсь с этими долгами? Если бы только письма! Сколько раз давала себе слово: на все звонки и предложения отвечать твердо, что занята, что пишу книгу. Но…
Звонят из газеты «Айреники дзайн», шестидесятилетие поэта Амо Сагияна, нужно откликнуться. Ну как тут быть?.. Звонит писатель Степан Куртикян: «В Доме литераторов вечер, посвященный девяностолетию Даниэла Варужана, за тобой вступительное слово». Как же не произнести это слово?.. Звонят из Ереванского медицинского института: «Мы организуем вечер Комитаса, просим вас выступить». — «А почему вы не говорите по-армянски?»— спрашиваю. «Я не армянка, я украинка, но очень люблю Комитаса…» Как ей отказать? Или письмо из Киева. Предлагают провести там творческий вечер. Благодарю, прошу отложить на осень, на сентябрь — октябрь, но сомневаюсь, что и к тому времени кончу книгу.
Случается, что, собрав все свои внутренние отрицательные заряды, отказываю, а потом чувствую угрызения совести. Так случилось и в прошлый раз. Позвонили из телестудии. Девичий голос сообщил, что будет передача о строителях туннеля Арпа — Севан, просят, чтобы… Я перебила: «Не могу, дорогая, у меня мать больна. И потом я пишу книгу о своей поездке, не могу прервать…» И вот спустя две недели, 25 марта, эта передача состоялась, и я смотрела. Просторный зал телестудии был полон людей: строители, инженеры, проходчики, ученые, артисты, писатели. Рассказывали о проектах стройки, о неописуемых трудностях. Выступления перемежались кинохроникой, снятой в забое. Рабочие — армяне, русские, украинцы, молдаване — со строгими, напряженными лицами, в прорезиненных комбинезонах сражаются с камнем, до невероятности твердым, синеватым, как металл, неподдающимся. Сражаются с водой; грунтовые воды все прибывают и прибывают, доходят проходчикам до пояса. Вода горячая, воздух душный, но люди по щепотке выцарапывают, дробят камень, по сантиметру продвигаются вперед — и так сорок восемь километров… Легко сказать — сорок восемь километров… Передача длилась более двух часов, артисты пели в честь строителей, танцевали. Выступали ученые, читали стихи поэты, а я?.. Мне стало совестно, что не пошла. Единственное утешение то, что я была в той штольне в очень памятный день, когда должны были встретиться пятый и шестой участки туннеля, примерно по два километра длиной каждый.
…В забое уже был взорван последний шпур, и после того, как упали на землю взметенные толом камни и пыль, в глухой скале показался долгожданный просвет… Мог и не показаться, в расчетах могли промахнуться, и два участка могли разминуться. Но вот встретились, и радость, взорвавшись в забое, исторгнулась вверх, на поверхность земли, на строительную площадку Егегис, бросила людей друг к другу, звала их на праздник первой победы. Когда мы, сидя в вагонетках, вонзились в глубь скалы и доехали до места стыковки, прошел уже час после взрыва. Пыль осела, раскромсанная на куски скала повержена на землю. Человек победил камень…