Merry dancers: продолжим?
Шрифт:
За её спиной появился ещё один созерцатель; Каспар встал на ноги, отряхнул колено и взглянул на смутившуюся Аврору, немного удивленно наблюдающую равнодушие Чарис.
— Том, кажется, она ногу натерла, — сообщил он и, подойдя к невесте, ловко обхватил её за тонкую талию. — Помоги ей, мне, судя по всему, теперь запрещено спасать других девушек, — говоря это, он даже не смотрел в сторону друга.
— Я тебя искал, нужно поговорить, — сообщил тот.
— Нам с тобой не о чем разговаривать, — отрезал Каспар.
— Сначала он пойдёт со мной, мой отец хочет сказать ему нечто важное. Мне казалось вы, ребята, друзья, — Чарис заметила мечущиеся между взглядами юношей молнии и как ни в чём не бывало
— Почему, где бы ни находился, я вечно натыкаюсь на тебя и на твои проблемы? — Том недовольно сморщил нос, глядя на самое большое недоразумение его жизни.
Аврора изменилась; дело было даже не в дорогом платье, которое купил Абрахас; её взгляд стал другим: больше не было в нём благоговения, теплоты, к которым он так привык и которые его так раздражали. Оказывается, эти всегда лучащиеся добротой серые глаза могли быть ледяными, какими-то неживыми. Даже во время совместного танца она не проявляла и тени смущения, как это бывало с ней от тесных контактов с Томом. И когда произошли эти разительные перемены?
— И что я тебе должна ответить? — довольно высокомерно заметила она. — Если моё общество тебя тяготит, дверь там, — Аврора указала пальцем в сторону двустворчатой двери, за которой несколько секунд назад исчезли Чарис и Каспар. — А, постой, ты Абрахаса не видел?
— Чёрт, ты намеренно меня раздражаешь? — вспылил неожиданно Том. Со стороны могло почудиться, будто он орёт на неё. На лице Авроры отразилось искреннее непонимание, в котором просто не могло быть фальши. — Не знаю, не видел, — так же резко оборвал он сам себя.
— И где его носит? Пошел поговорить с отцом полчаса назад. Мы планировали прогуляться по саду, а впрочем, мне уже расхотелось, — она подавила удрученный вздох. — Я здесь никого особо не знаю, а Анику и Викторию уже увели спать, кажется, они лишнего перебрали. — Том закатил глаза, а Аврора, тем временем, достала волшебную палочку, явила миру раненую ногу и положила её на банкетку. — Ненавижу новую обувь, — пробормотала она, очищая кожу вокруг мозоли заклинанием, после чего осторожно проткнула тонкую пленку волдырика. Том брезгливо наблюдал за её действиями, стараясь сдержать желудочные спазмы. — Что, никогда мозолей не видел? — саркастично спросила Аврора, убирая остатки сукровицы. — Тоже мне, неженка, того и гляди, позеленеешь.
Но больше она ничего не смогла сказать, будто её голос кто-то выключил. Бросив острый взгляд на того, кто только что невербально наслал на неё заклинание немоты, Аврора прошевелила губами, и слово, пытающееся найти выход из её рта, отчетливо напоминало: «придурок». Том, отчего-то красный, покусывал нижнюю губу, сжимая в руке волшебную палочку.
— Кто дал тебе право так со мной разговаривать? С каких пор ты позволяешь себе подобное поведение, Аврора? — в тёмных глазах искрилась непонятно откуда взявшаяся злоба. Проще было игнорировать всплеск агрессии, чем пытаться что-либо сказать, особенно не имея на то голоса, в прямом смысле. Аврора скрестила руки на груди и принялась смотреть в одну точку, куда-то в районе неподалеку стоящей раскидистой яблони, освещенной светом фонаря; обильные грозди яблок придавливали её ветки к земле. — Я, кто, по-твоему, клоун? Может, я похож на твоего врага? Что ты о себе возомнила? Что с тобой стряслось? — его ярость потихоньку спадала, Том тяжело дышал, не веря собственным глазам: казалось, ни одно его слово не дошло до слуха равнодушно глядящей мимо него Авроры. — Фините Инкантатем, — обронил он, лениво махнув палочкой.
— Всё сказал? — ни единой эмоции — ничего не отражалось в этом утомлённом односторонней беседой лице. Хмыкнув, Аврора просто залечила мозоль, сотворив точное заклинание, так что от ранки не осталось и следа, затем, надев
босоножку, поднялась с места, спустилась с крыльца и зашагала по тропе, объятой пышными кустами шиповника с двух сторон. Её занимал вопрос: что же так сильно взбесило Тома, откуда выросла его злость? — но то были равнодушные мысли, нетронутые переживаниями. Наверное, впервые не было привычного беспокойства, но что-то внутри затревожилось, когда позади послышалось похрустывание мелкого гравия дорожки.— Что с тобой? — Том схватил её за руку, но не больно, и развернул Аврору к себе лицом. — Почему ты… почему ты так холодна со мной?
Впервые Том Риддл выглядел обескураженным, совершенно сбитым с толку, он действительно не понимал, что происходит, будто это был и вовсе не он. Всегда подразумевалось, что он знает ответ на любой вопрос, на любую загадку, оттого его недоумение превращало его в обиженного ребенка, которому не купили обещанную игрушку, или заставляло ярость, усиленную стократ, фонтаном извергаться наружу.
— Я устала, — неопределённо ответила Аврора; плечи её опустились. — Тебя Марлена наверняка разыскивает, — взгляд на предплечье, оставшееся в мягком обхвате руки Тома. — Я пойду, посмотрю вишневый сад. Абрахас говорил, он у Блэков просто великолепный, жаль, конечно, что период цветения давно закончился…
— Аврора, у тебя что-то случилось? — перебил Том, ведь она отказывалась реагировать на его едкие замечания, а теперь — на спокойную, внимательную речь. — Скажи мне, может… Может, я могу чем-то помочь?
Она утомленно улыбнулась, вымученной, неяркой улыбкой, несвойственной её натуре.
— Не проявляй наигранное беспокойство, Том, у меня всё в порядке. Я же говорю — просто устала, вечер был слишком длинный, уж скоро полночь, — но на его лице так и остался знак вопроса, непонимания. Аврора положила ладонь поверх его руки, находящейся на сгибе её локтя. — Как бы я хотела, чтобы ты поменьше злился, ведь могут раньше времени появиться морщины. Расправь лоб, — совершенно неподходящий материнский тон ввел его в ещё больший ступор и непонятную тревогу.
Он вздрогнул от этих слов, будто проснулся от долгой спячки, и внезапно всё встало на свои места. Том понял, что свершилось то, чего он так долго добивался — Аврора остыла к нему, но отчего-то в том кусочке души, оставшемся в его теле, что-то защемило, а потом оборвалось, выпустив наружу неведомое до сегодняшнего дня ощущение жалости… к самому себе, к своей собственной глупости и несмышлености. Как долго он гнал от себя это презренное чувство, чтобы, добившись желаемого, почувствовать себя опустошенным, проигравшим. Чудовищная ошибка собственной эгоцентричности — он так привык отталкивать Аврору, что в этот прекрасный день она действительно охладела, потеряла веру в него… Как могут эти серые глаза смотреть на него так равнодушно, когда в них играли лучики солнца, такое невероятное тепло?
— Пойдём, надо поговорить, только не здесь, — решительно, но вместе с тем несмело попросил он, потащив Аврору вглубь тропы через блэковский сад вдоль северного фасада здания, но в его руке внезапно осталась пустота, обжегшая пламенем до самых костей.
— Прекрати, чего ты добиваешься? — она стояла в нескольких футах от него, сжав кулаки, словно не выдержала и выпустила то, что держала в себе. — Что тебе от меня надо? Это всё из-за тебя! Каждое мое слово, каждое движение воспринимается тобой в штыки! Я всего лишь пытаюсь жить без тебя, почему ты никак не хочешь меня отпустить? Ты же сам этого желаешь, Том! Пойми, я не игрушка, меня нельзя выкинуть, а потом снова подобрать, когда тебе вновь заблагорассудится. Я живая, я чувствую, и ты причиняешь мне боль. Пожалуйста, будь честен сам с собой и со мной, уж если я не нужна тебе, так отпусти, чего ты мечешься, как соплохвост в клетке?..