Мертвая зыбь (др. перевод)

– Ты же не можешь идти домой, Нильс… как ты можешь идти домой? Ты же похоронен в Марнесе.

– Опусти лом.

В альваре стоит неправдоподобная тишина, все звуки будто притаились в густом тумане.

– Сначала ты. Опусти лопату.

Нильс отрицательно мотает головой и оглядывается. Тот, второй, лежит на земле, зажав рану на лбу. Опасности не представляет.

Другое дело – Гуннар. Но этот, по всем признакам, не собирается на него нападать. Он стоит с таким видом, словно вслушивается в какие-то ему одному слышные звуки.

– О’кей, – говорит он и бросает лом на траву.

– Так-то лучше. – Нильс опускает лопату, не спуская глаз с Гуннара. – А теперь я иду в…

И внезапно он тоже слышит. Нарастающий звук автомобильного мотора.

– У нас гости, – тихо говорит Гуннар. Похоже, он совсем не удивлен.

Проходит несколько минут, и в тумане возникает тень, с каждой секундой обретающая очертания и увеличивающаяся. Коричневый новый «вольво» останавливается рядом с машиной Гуннара.

Водитель намного моложе Нильса, он его, скорее всего, никогда не видел, а если и видел, тот был совсем мальчонкой. Видел, не видел… какая разница – на нем полицейская форма, а на поясе кобура с пистолетом. Он захлопывает дверцу, поправляет форму и неторопливо подходит, не сводя глаз с Нильса.

– Мы никогда не встречались, – говорит полицейский, – но я о тебе много думал.

Нильс смотрит на него с открытым ртом.

– Ты убил моего отца.

– Это Леннарт, Нильс, – ласково произносит Гуннар. – Леннарт Хенрикссон. Ты же помнишь его папу? Он был уполномоченным в Марнесе… вы же встречались. Курт Хенрикссон. Ты не можешь не помнить! В поезде на Боргхольм…

Сын марнесского уполномоченного.

Только сейчас Нильс сообразил, что задумал Гуннар. Он сделал шаг назад, повернулся и бросился бежать в туман.

– Стой!

Как же… Ловушка чуть не захлопнулась, но он оказался проворней, чем они думали.

Он уже не молод, бежать тяжело, но это же его дом, его альвар. Он бежит, пригнув голову, в любую секунду ожидая выстрела… бежит, и память подсказывает ему: еще немножко, Нильс, еще немножко… Здесь где-то густой можжевеловый кустарник, там можно спрятаться.

За спиной прогремел выстрел, но он уже успел забежать за ближайший куст.

Какие-то крики за спиной… не ожидали, сволочи?

Он делает секундную передышку – сумасшедший бросок дался ему нелегко, – после чего продолжает бег, теперь уже более спокойно, ровным широким шагом.

Ведет ли эта дорога в поселок? Похоже, да. Он бежит домой. К матери. И пусть кто-то попробует его остановить.

А это еще кто? В тумане колышется человеческая фигура. Маленькая, но Нильс хорошо знает, как искажает перспективу туман. Нет… не искажает. Хрупкий мальчонка лет пяти, самое большее шести. В коротких штанишках и маленьких сандаликах. Он нерешительно и с любопытством смотрит на Нильса. Смотрит без страха, хотя ему наверняка не раз повторяли: остерегайся незнакомых!

Ему и вправду нечего бояться. Нильс Кант ребенка пальцем не тронет. Нильс никогда не нападал, только оборонялся. Ведь он и в самом деле пытался спасти своего братишку Акселя, когда тот тонул, – просто немного опоздал. Он никогда в жизни ничего плохого детям не делал.

– Привет, – тихо говорит Нильс, стараясь успокоить дыхание.

Мальчик не отвечает.

Нильс быстро оглядывается и снова смотрит на мальчика.

– Ты сам сюда пришел?

Мальчик молча кивает.

– Заблудился?

– Похоже, да…

– Ничего страшного… Здесь, в альваре, я найду все что хочешь. С закрытыми глазами. – Он шагнул к мальчику. – Как тебя зовут?

– Йенс.

– А дальше?

– Йенс Давидссон.

– Вот и хорошо… а меня зовут Нильс.

– А дальше? – Мальчику понравилась игра.

Нильс коротко рассмеялся.

– Меня зовут Нильс Кант.

Мальчик не двигается с места. От огромного мира осталась только трава, пара серых, утонувших в земле валунов и силуэты кустов можжевельника – ничего больше в тумане не различить. Ему, понятно, не по себе, но он храбрится, и Нильсу хочется его успокоить.

– Ничего страшного, – говорит он.

Надо отвести мальчонку домой, в поселок, а потом идти прямой дорогой к матери. И в эту секунду сквозь марево прорвался нарастающий звук мотора. Где? Справа? Слева?

Слишком поздно. Коричневый «вольво» несется прямо на них, огибая кусты можжевельника.

Радиатор кажется Нильсу нереально широким… он инстинктивно прижимает к себе мальчика.

И все исчезает. Холодный, беззвучный мрак.

Нет… не беззвучный. Он слышит знакомый голос:

– Ну что? Порядок?

– Да… я его вижу.

Нильс лежит на спине, раскинув руки. Нога подогнута под неестественным, почти прямым углом, но боли он не чувствует. С трудом открывает глаза и видит, как из машины выходит полицейский, на ходу доставая пистолет из кобуры.

С другой стороны появляется Гуннар. Он стоит у машины, не закрыв дверцу, и словно любуется происходящим.

Полицейский подходит к нему и останавливается.

Молчит и смотрит.

А где же мальчик? Где Йенс?

Исчез в тумане. Наверное, исчез. Почему-то сейчас для Нильса это самое главное – чтобы мальчик исчез, убежал домой, в поселок… у него такие крошечные сандалики. Он наверняка быстро бегает. И он мог бы побежать за ним, побежать домой, но не может пошевелиться. Наверное, нога сломана.

– Конец, – хрипло произносит он.

Конец, мама. Все кончается там же, где и началось. В альваре.

Внезапно он чувствует тяжкую, парализующую усталость. Можно было бы доползти до дома, но он слишком устал.

Тихо, из ниоткуда, появляются тени.

Отец… младший брат Аксель. Два немецких солдата. Уполномоченный Хенрикссон. Шведский моряк… все давно мертвы.

Молодой полицейский согласно кивает.

– Да, Нильс Кант. Ты прав. Это конец.

Он снимает пистолет с предохранителя, целится Нильсу в голову и спускает курок.

38

Герлоф рассказывал историю гибели Нильса Канта.

Юлии пришлось наклониться к нему очень близко, чтобы расслышать еле слышный шепот, прерываемый приступами кашля.