Мёртвые души. Книга 1 и Книга 2

Она просто смотрела.

Голова чуть наклонена.

Ноздри раздуваются.

А потом — медленно ушла вглубь леса.

Я упал на спину и уставился в небо, пытаясь отдышаться.

На языке стоял вкус ржавчины. В ушах — стук собственного сердца.

Ноги подкашивались.

— Испытание, да?.. — прохрипел я. — Окей. Первый круг. Отличное начало.

Я плевался грязью и страхом, но уже знал: это всё не сон.

И выживать здесь — значит бежать, пока можешь.

Запах я почувствовал раньше, чем увидел. Он пробрался в нос внезапно, словно удар под дых, резкий, густой и жутко знакомый, хотя я и не сразу понял, откуда.

Шёл уже медленнее. Адреналин от погони схлынул, и теперь каждый шаг давался с трудом. В горле саднило, рубашка прилипла к телу, а ноги начинали дрожать от усталости.

И тут я увидел это.

Между корнями двух сближенных деревьев, почти как в гнезде, лежало тело. Вернее, то, что от него осталось.

Кости. Обугленные остатки плоти.

Череп с приоткрытым ртом и глазницами, полными гнилых листьев.

Нечто, что раньше могло быть позвоночником, теперь казалось высохшей лозой, обвитой паутиной.

Мухи, множество мух — чёрные точки, живущие на чужой смерти.

Я споткнулся, зажал рот рукой и сделал шаг назад.

— Б..…

Тошнота поднялась стремительно, как волна, смывающая берег. Меня шатнуло. Я упёрся рукой в дерево, дышал через нос, но это мало помогало.

Организм сражался из последних сил, а мозг всё ещё не мог поверить в происходящее.

Сон? Слишком реалистичный.

Игра? Не бывает таких запахов в играх.

Бред? Может быть. Но пальцы дрожат, слёзы из глаз, и каждый вдох — как плевок изнутри.

На трупе осталась только сумка. Старая, грязная, ткань местами истлела, но застёжка цела. Видно, кто-то носил её долго.

Я колебался.

Лезть туда? Руками?

А если…

— Да что, если?! Он уже мёртв, а я — нет! — прорычал я сам себе. Гнев — лучший щит от страха.

С трудом, через отвращение, я присел и зацепил ремешок веткой. Потянул.

Сумка мягко съехала с плеча мертвеца, как будто тело само отдало её.

Я отскочил и снова зажал нос. Поставил сумку перед собой.

Молния заела. Пришлось дёрнуть сильнее — треск, и замок сдался.

Внутри — несколько вещей.

Фляга. Бумажник. Пакет с чем-то вроде сухпая. И блокнот.

Я вытащил его, дрожащими руками пролистал страницы.

Почерк корявый, местами размыло, но кое-что разобрать можно было:

«…уже третий день. Зверь снова вышел на след. Патроны кончились. Сны — кошмар. Кто мы?.. Почему это повторяется?..»

«…абсолют лжёт. Я чувствую, как с каждой смертью я не воскресаю — умираю. Нас едят, по кусочку. Он их кормит нами.»

Последние страницы были пусты.

Возможно, он не успел дописать.

Я долго сидел и смотрел в одну точку. Блокнот лежал на коленях, а в груди было пусто.

Холодная пустота.

Это место — не метафора. Это не терапевтический сон, не волшебная сказка. Это мясорубка.

Я встал, медленно.

Положил блокнот обратно в сумку. Повесил её через плечо.

И пошёл вперёд.

Теперь у меня была цель:

выжить, чтобы не стать ещё одним трупом на этом проклятом полустанке.

Сумерки подкрались незаметно. Тени деревьев растянулись, словно пытались дотянуться друг до друга, сцепиться пальцами и задушить остатки света.

Я брёл почти вслепую — устал, как после трёх ночей без сна. Тело гудело, как натянутая струна. Мысли путались, язык прилипал к небу. Хотелось лечь прямо здесь, под ближайшее дерево, и закрыть глаза. Навсегда, если честно.

Но инстинкт — тот, которому плевать на философию и самоанализ — нашёл спасение первым.

У подножия холма я увидел развалившийся деревянный навес. Дощатый каркас, кое-где крыша из гнилых досок и камней. Словно кто-то пытался когда-то построить тут сторожку или укрытие, но бросил на полпути. Или умер. Или его умерли.

Я не выбирал. Просто залез внутрь, пригнулся, устроился на куче сухой листвы и привалился спиной к стенке, которая ещё держалась. Сквозь щели пробивался последний свет, окрашивая лес в тускло-кровавые тона. Воздух тут был менее затхлый, пахло древесиной, мхом и усталостью.

Я закрыл глаза. И тут же понял, что не один.

Нет, никто не подошёл, никто не скрипнул доской. Просто… чувство. Как если бы на тебя смотрели. Не прямо, нет — сквозь.

Так смотрят мониторы. Так смотрит камера. Так может смотреть только нечто, что знает всё о тебе, но не считает нужным разговаривать.

Я глубоко вздохнул и, чтобы не сойти с ума, уцепился за последнее, что ещё держалось внутри:

"Это сон."

Просто очень странный, затянувшийся кошмар.

Может, у меня температура. Может, это алкоголь с чем-то был. Может, парень из бара оказался не просто сумасшедшим, а… чем-то другим.

— Утро наступит, — пробормотал я. — Проснусь. Одеяло, будильник, кофе… Всё это растворится.

Хотелось в это верить. Очень.

Но память упорно возвращала запах гнили, хруст веток под лапами зверя и тот взгляд пустого черепа.

Сон не оставляет послевкусие во рту. Не натягивает мышцы до боли.

Не делает тебя таким одиноким.

Я достал из сумки блокнот мертвеца и открыл на последней исписанной странице.

Почерк сходил с ума. Буквы шли вкривь и вкось, врывались друг в друга.

«Если читаешь это — значит, тоже в ловушке. Не верь голосам. Не верь, что ты проснёшься. Мы спим, только пока мертвы внутри. Пока не дерёмся. Пока не отказываемся. Как только начинаешь думать — начинается бой.»

Я закрыл блокнот.

Потом посмотрел на руки. Они дрожали. Не от холода — от живого ужаса, который я не мог полностью осознать.