Мертвый лед
Шрифт:
– Такая глубокая рапа, как эта. должна была все еще кровоточить. По крови нет.
– Значит я залечил ее?
– Внешние края раны, думаю, да, или по крайней мере твое тело пытается исцелиться, но в глубине раны плоть словно обожжена. Я даже не уверена, что подобрала верное слово, чтобы описать то, что я вижу. Нам нужен врач.
– Нет, - отрезал он, и его голос при этом звучал очень категорично. Я встречала достаточно лидеров сообщества ликантропов, чтобы понимать: "нет" Рафаэля, сказанное так – окончательное решение, не подлежащее обсуждению.
– Ладно, но могу я пригласить
Он прислонился лбом к кафелю, как будто чтобы просто устоять на коленях, он должен был приложить усилие.
– Да. я доверяю ему так же, как тебе.
Я вышла в раздевалку, взяла свой телефон и набрала Мике.
– Натаниэль говорит, что ужин уже остыл, - сказал он вместо приветствия.
– Спустись в общие душевые. Один из оборотней ранен, и рана выглядит странно.
– На такой случай у нас есть врач. Что ты не договариваешь, Анита?
– Это Рафаэль, и он отказывается от врача. Он говорит, что доверяет только тебе, мне. Жан-Клоду. Ричарду и другим королям, и союзникам, но никому больше.
– Сейчас буду, - сказал он, и то, как Он не всерьез по-семейному пожурил меня, было забыто. Теперь он был исключительно деловой.
Я всегда ценила это в нем: он умел отбросить в сторону все незначительное и сосредоточиться на главном.
Я села рядом с Рафаэлем. Он взял меня за руку, крепко сжимая в приступах боли, напоминая мне, каким чудовищно сильным он был.
– Скажи мне. если я сделаю тебе больно.
– Поверь, скажу.
Он снова задрожал и склонился к полу. Его голова коснулась моего бедра, и я провела рукой по его влажным волосам.
– Все в порядке, ложись.
– В смысле устроить голову на твоих коленях, а ты меня погладишь?
– Если это поможет, то да.
Он чуть сильнее прижался лбом к моему бедру, с минуту решался, а затем все же лег на бок, устроив голову на моих коленях, держа одной рукой мою ладонь. Когда он устроился поудобнее - настолько, насколько вообще мог - я коснулась его волос, приглаживая их назад, убирая с лица. Рафаэль возражать не стал, и я продолжила скользить пальцами по его влажным волосам, пока он лежал на моих коленях, свернувшись калачиком, иногда стискивая мою руку от вспышек боли.
– Спасибо, - мягко сказал он.
– За что?
– Я доверяю Мике, Жан-Клоду и даже Ричарду, но не могу предстать перед ними настолько слабым.
Я попыталась отшутиться:
– Даже не знаю. Думаю, Жан-Клод не стал бы возражать, положи ты голову на его колени.
– Не нужно, - сказал он.
– Чего?
Он повернул голову так, чтобы взглянуть на меня снизу-вверх.
– Преуменьшать то, что так важно.
Я не знала, что на это ответить, и старалась не ерзать от смущения.
– Ты мой друг, - сказала я наконец. По, кажется, это не совсем подходящее определение.
– Ты всем своим друзьям позволяешь лежать на твоих коленях, когда ты обнажена?
Я не чувствовала себя голой, пока Рафаэль не сделал на этом акцент. Я справилась с
инстинктивным смущением и заметила:
– Обращать внимание на чью-то наготу против кодекса оборотней, если речь не идет о сексе.
– Это так, но, если
уж мы не влюблены друг в друга, не встречаемся, наши отношения все же больше, чем просто дружба, Анита.Я отвернулась от требовательного взгляда Рафаэля, но заставила себя снова посмотреть на него, когда поняла, как сильно мне не хочется встречаться с ним глазами. Ни в чем нельзя проявлять малодушие, ни в малом, ни в большом, ведь начнешь увиливать в каких-то незначительных вопросах, а затем оно перейдет на что-то более серьезное. Мне нужно быть стойкой для работы и просто для самой себя.
Я всмотрелась в лицо этого сильного, смелого и благородного мужчины и коснулась его щеки.
– Да, это больше, чем дружба.
Он улыбнулся, и только ради этого стоило сказать это.
Я поняла, что Мика рядом, еще до того, как он вошел в душевые, правда не уверена, уловила ли его запах, почувствовала его самого или. может, услышала. Я просто знала, что сейчас он войдет в комнату.
Он поспешил к нам, все еще одетый, что казалось странным в душевых. Мне вдруг захотелось, чтобы он разделся, или чтобы мы каким-то магическим образом оказались в одежде. Он опустился на колени рядом с Рафаэлем, коснулся рукой его спины у самой раны. Она была достаточно большая, чтобы не спрашивать, где болит.
Мика зашипел, выдохнув сквозь стиснутые зубы, словно встревоженный кот.
– Расскажи мне, что случилось, Рафаэль.
И он рассказал, а я помогла добавить факты в суть его истории.
– Рана как будто обожжена или что-то вроде того... То есть она глубокая и не залечивается, но при этом не кровоточит. А ведь должна, верно?
– Их лекарь накладывал повязку?
– В самом начале, чтобы остановить кровь. Но ты же знаешь, что мы не можем носить бандаж.
– Да, наши тела начинают залечиваться вместе с бинтами, - сказал Мика.
– Почему она не залечивается?
– спросила я.
Тело Рафаэля свела судорога, заставив его так сильно стиснуть мою руку, что у меня сперло дыхание.
– Вот это было сильно, - сказала я.
– Я не хотел делать тебе больно, - ответил он.
– Это просто боль, кажется, что становится хуже, на самом же деле должно стать лучше, да? – я посмотрела на Мику за подтверждением или хотя бы объяснением.
– Да, должно, - ответил он. опустив ладони по обе стороны от раны и заглянув в глубь так же, как и я чуть раньше.
– Может лекарь не вытащил серебро? Я бы осмотрел рану, но будет больно.
– Делай все, что необходимо, - ответил Рафаэль, крепче сжал мою ладонь и закрыл глаза. Я продолжила гладить его по волосам, словно это могло чем-то помочь, но иногда дело не в логичности действия, а в утешении. Что утешает вас лучше, как не эмоции? В них нет никакого смысла, но они действительно успокаивают.
Я видела, как Мика скользнул пальцами в рану, но и так могла бы понять, что он делает, по руке Рафаэля в моей. Сейчас он тихо переживал эту боль, стараясь ни единым движением не показать, насколько это мучительно. Перед Микой он держался лучше, был выносливее. Словно все его чувства выражались только в его руке, так сильно сжимающей мою, что побелели пальцы. Я стиснула зубы, позволяя ему держать меня.